Самой многочисленной группой путешественников в Европу были, конечно же, американцы: одни, как из Северной, так и из Южной Америки, искали корни своей культуры, другие, как, например, Марк Твен, ехали в уверенности, что принадлежат к более молодому и лучшему миру. Во второй половине XIX века европейцам уже не было необходимости создавать "чужие зеркала", как в "Персидских письмах" Монтескье (1721), если они хотели увидеть себя искаженными до неузнаваемости или в целях самосатиры. Остальной мир начал формулировать то, что он впитывал из Европы. Это происходило и в колониях - прежде всего в Британской Индии, образованные слои которой находились под наибольшим влиянием Европы и имели наиболее динамичную политическую и литературную жизнь. В XIX веке реакция Азии на Европу еще не складывалась в систематический "оксидентализм", который можно было бы сравнить с зарождающимся в Европе "ориентализмом". Только Япония имела для этого основу в виде "голландских исследований" (rangaku), которые с XVIII века включали в себя наблюдение за голландскими торговцами в Нагасаки и изучение привезенной ими с собой литературы. Когда североамериканские географы начали заниматься Европой, они делали это с помощью инструментов европейской науки.

Измерение и картирование

В XIX веке путешественники-исследователи, академические географы и другие писатели такого рода по-прежнему составляли самую многочисленную группу европейских коллекционеров информации о мире. Неудивительно, что их деятельность была все более тесно связана с имперскими и колониальными проектами великих держав. Одна сторона географии включала глобальный дискурс, который становился все более имперским, хотя, конечно, он мог быть направлен и против европейского завоевания, как в работах Карла Риттера и Александра фон Гумбольдта в первой половине века. Другой ее стороной был большой успех XVIII-XIX веков, поскольку точное описание природной и социальной реальности давало Европе одно из решающих преимуществ перед другими цивилизациями. Какими бы иррациональными или безумными ни были идеи, которые порой двигали исследователями "в поле", в сумме их деятельность дала колоссальный прирост точных знаний о мире. Нигде это не проявилось так ярко, как в картографии. Измерение и картографирование огромных пространств суши и воды было одним из великих коллективных проектов современной науки, тесно связанным с завоеванием европейцами Мирового океана. Он начался с испанцев и португальцев, продолжился после 1700 г. голландцами, планировавшими составить карту всей Земли, а в XVIII в. выиграл благодаря все более совершенным методам измерений и глобальному расширению европейских морских путешествий. К 1880-м годам даже "самая темная Африка", расположенная к югу от Сахары, была представлена в общих чертах.

Если XVIII век был временем революции в технике измерений и картографии, то XIX стал веком их глобального применения. В результате упорных усилий стало возможным охватить весь мир целиком. Карты, созданные в конце века, едва ли были превзойдены до появления спутниковой картографии и компьютерного картографирования. Во многих европейских картографических операциях в качестве информаторов, помощников, консультантов и научных партнеров принимали участие и незападные граждане. Большинство из них занимали формально подчиненное положение, но без их знания местности было бы невозможно восполнить все пробелы.

За пределами Запада японцы были первой (и долгое время единственной) страной, которая начала проводить измерения и картографирование на европейском уровне точности. Вначале это была частная инициатива, вызванная тревожным появлением русских кораблей у берегов в 1790-х годах. Только в период Мэйдзи после 1868 г. картография стала государственным проектом большого масштаба. Из всех неевропейских традиций китайская могла показаться наиболее подходящей для создания "современной" географии. Все уездные чиновники обязаны были давать эмпирически подробные отчеты о составе своей местности. Подобно тому, как филологи развивали новую точность в проверке традиционных текстов, географы влились эмпирически ориентированную науку каочжэн, ставшую доминирующей в конце XVII в. Однако китайская география XIX в. не получила преимущества крупных правительственных комиссий, столь характерных для Европы; она не смогла освободиться от узкопрактических целей управления и от подчинения более престижной дисциплине - историографии. Действительно, она забыла о нововведениях в области измерений и картографии, которые пришли в Китай вместе с иезуитами в XVII веке. В более позднее время, начиная с 1920-х годов, китайская география сохранила старые традиции коренных народов, но в то же время в ней появились ключевые элементы научной географии, разработанной на Западе. Таким образом, с самого начала она представляла собой гибридный дискурс.

Социология

География была глобально ориентированной, но локально ориентированной наукой. Как экономическая география она сопровождала процесс индустриализации в Америке и Северной Америке; как колониальная география она сопутствовала захватнической экспансии Запада. Еще более важным органом самонаблюдения стали зарождающиеся социальные науки. Теоретически обоснованные вопросы выводили их за рамки социального репортажа, но они никогда не теряли связи с эмпирическим описанием реальности, что проявилось в экономике еще до эпохальной работы Адама Смита "О богатстве народов" (1776). Тенденции к построению абстрактных моделей появились в 1817 г. благодаря Давиду Рикардо, но их влияние стало доминирующим только после 1870 г., когда математические теории субъективной полезности и рыночного равновесия стали развиваться более или менее одновременно в Австрии, Швейцарии и Великобритании. В то же время, особенно в Германии, продолжала процветать Nationalökonomie как в значительной степени описательное исследование экономических закономерностей и изменений в прошлом и настоящем. Организационно это направление оформилось в 1872 году с созданием Ассоциации социальной политики (Verein für Socialpolitik), которая за годы своего существования внесла огромный вклад в развитие знаний об обществе.

Социология, основоположниками которой были Огюст Конт во Франции и Герберт Спенсер в Великобритании, считала себя в основном теоретической дисциплиной. В Германии, бастионе историзма и источниковедения, она имела менее спекулятивный и всеохватывающий характер, чем во Франции или Великобритании. Особенно тесную связь с историей она приобрела со времен Лоренца фон Штайна, автора обширной истории социальных и политических движений во Франции (1842) и первого социолога в немецкоязычном мире. К концу века социология повсеместно, в том числе и в США, захватила область эмпирических социальных исследований, которая ранее принадлежала государственным исследованиям и частным реформаторам, таким как Чарльз Бут. В Великобритании прорыв к слиянию теории с фактическими исследованиями ознаменовала основанная в 1895 г. Лондонская школа экономики, ориентированная на реформы, хотя "социология" обрела самостоятельных профессоров только в 1907 г., а профессионализация предмета происходила медленнее, чем на континенте. В США аналогичным поворотным моментом стало создание первой кафедры социологии в Чикагском университете в 1892 году.

Только в 1890-х годах академическая социология начала вносить масштабный вклад в эмпирическое изучение современных обществ. Только тогда методичное самонаблюдение за развитыми обществами вступило в процесс институционализации, который продолжается до сих пор. Социология быстро распространялась, по крайней мере, в Восточной Азии, где сходилось влияние Европы и Америки. Уже в 1893 г. в Императорском университете в Токио была создана кафедра социологии - всего через несколько лет после того, как был найден японский эквивалент европейскому термину «общество». В Китае социология поначалу преподавалась иностранцами, которые рассматривали такие темы, как муниципальные гильдии, отношения внутри правящего маньчжурского клана, структура аграрного общества Северного Китая. В 1915 г., когда Эмиль Дюркгейм, Макс Вебер и Георг Зиммель еще процветали, в печати появились первые социологические исследования китайского общества, выполненные китайскими авторами, и в том же году в нескольких университетах этот предмет начали преподавать китайские преподаватели. В дальнейшем китайские социологи разработали множество анализов современного общества, все больше ориентируясь на марксизм.

Никогда до XIX века общество не создавало такого пространства для постоянного институционального самонаблюдения. Можно сказать, что многие ранние цивилизации создавали описания своих обществ, которые в то же время были их интерпретацией. Уже в XVIII веке были сделаны важные выводы о том, что впоследствии станет называться "социологическими" контекстами, например, модель общества как процесса циркуляции, разработанная французским врачом Франсуа Кеснеем, или многообразные "науки о человеке" в шотландском, английском и французском Просвещении. Однако только после 1830 года, в условиях ускорения социальных перемен в Европе, в среде интеллектуалов и реформаторов-филантропов сформировался постоянный социально-научный дискурс, и лишь в конце века он укоренился в университетах. Это было характерно для Европы. Однако вскоре социальные науки оказались успешным экспортом. Политэкономия нашла большой интерес в Японии и Индии, а ее пионеры - особенно Адам Смит и Джон Стюарт Милль - оказались в числе европейских авторов, наиболее широко переводимых в других странах мира. В своих более радикальных вариантах политэкономия могла выступать как критика колониализма: не только индийцы выступали против насильственной "утечки богатства" с Субконтинента, как выразился государственный служащий и историк экономики Ромеш Чундер Датт, но и европейские и японские аналитики империализма уже на рубеже веков приходили к такому выводу.