Еще большее недоумение вызвал вопрос Беунзы: если все можно сделать через Интернет, то зачем банкам вообще нужны торговые площадки? "Чтобы понимать друг друга", - ответил Боб. "Когда мне нужно объяснить кому-то что-то сложное, я не хочу делать это по телефону, потому что мне нужно знать, понял ли собеседник то, что я говорю. Торговый зал... это место общения. Вы можете подслушать разговор других людей. Рынок иногда не движется. Вам становится скучно. Тебе нравится общаться с другими ребятами". Действительно, Боб считал это общение настолько важным, что проводил огромное количество времени, размышляя над, казалось бы, старомодным вопросом, где рассадить торговцев. "Я чередую людей, как только могу. Они сопротивляются. Мое правило - они общаются только с теми, кто рядом с ними... [так] они могут пожаловаться на меня и при этом лучше узнать друг друга ..... Хитрость заключается в том, чтобы посадить вместе людей, которые не знают друг друга, достаточно долго, чтобы они узнали друг друга, но не настолько долго, чтобы они вцепились друг другу в глотки".

Причина, по словам Боба, в том, что "если два трейдера сидят вместе, даже если они друг другу не нравятся, они будут сотрудничать. Как соседи по комнате". Поэтому он менял каждого торговца каждые шесть месяцев. Он также настаивал на том, чтобы "компьютеры находились на низком уровне, чтобы они могли видеть остальную часть комнаты", и сидел на столе вместе с остальными финансистами, чтобы иметь возможность наблюдать за ними.

Боб преподносил эту стратегию как здравый смысл. (А позже Бинза пришел к выводу, что Боб был одним из лучших менеджеров, которых он когда-либо видел на Уолл-стрит). Но Бунза все равно был озадачен. Финансисты должны были принимать инвестиционные решения с помощью финансовых моделей, основанных на науке и сложной математике, тем более что они использовали "количественные" финансовые стратегии. Так почему же так важно, где они сидят? Ответ, по его мнению, лучше всего сформулировать в терминах "осмысления". Трейдеры, "ориентирующиеся" на рынках, по сути, использовали два способа мышления. Иногда они использовали модели, чтобы наметить и следовать заданному курсу, как моряки XXI века используют GPS. Однако они также "ориентировались" на рынках, воспринимая огромное количество других сигналов и информации. Смыслообразование происходило, когда трейдеры собирались вместе у доски или в барах. Но это происходило и тогда, когда трейдеры подслушивали разговоры друг друга или просто переговаривались с тем, кто сидел рядом. Подобно тому, как Орр понял, что "диагностика - это процесс повествования" для техников Xerox, Бьюнза решил, что "сплетни" на банковской торговой площадке создают "социальную систему, которая позволяет трейдерам лучше противостоять неопределенности, присущей использованию финансовых моделей". Для банкиров это был эквивалент разговоров техников о пыли.

Это важно, поскольку модели, как и машины Xerox, при взаимодействии с ними людей ведут себя не одинаково. Финансисты часто говорят о моделях, как о "камере" на рынке, фиксирующей происходящее, а затем использующей этот якобы нейтральный снимок для прогнозирования будущего. Однако это иллюзорно. Как заметил финансовый социолог Дональд Маккензи, модели являются не столько "камерой", сколько "двигателем" рынков, поскольку люди торгуют на их основе, тем самым двигая цены. Модели изменяют то, что они должны отслеживать. Более того, модели используются не всеми одинаково, поскольку на их применение влияют местные "материальные" факторы. Наблюдая за работой банкиров в Лондоне и Нью-Йорке, Маккензи обнаружил, что разные отделы используют одну и ту же модель для получения разных стоимостей ценных бумаг. Именно поэтому нарративы имеют значение как для диагностики прошлых событий, так и для прогнозов на будущее. То же самое можно сказать и о политиках. Когда другой антрополог, Дуглас Холмс, изучал центральных банкиров в таких учреждениях, как Банк Англии, Риксбанк и Банк Новой Зеландии, он понял, что вербальные интервенции центральных банкиров и их собственные реакции на услышанные истории об экономике играют решающую роль в том, как "работает" монетарная политика. Финансисты и политики могли бы попытаться изобразить свое ремесло с точки зрения науки, разрабатывая модели для отслеживания цены денег; но ньютоновская физика не работала в мире денег, поскольку действующие лица постоянно реагировали друг на друга - словами. Индивидуальная и групповая психология имеет значение. Отсюда важность того, что экономист Роберт Шиллер называет "нарративной экономикой", или того, что антропологи могли бы назвать смыслообразованием.

Эти рассказы и взаимодействие также означали, что география торговых столов была очень важна, причем как по хорошим, так и по плохим причинам. Такие менеджеры, как Боб, считали, что если рядом сидят правильные трейдеры, то они с большей вероятностью добьются высоких результатов, даже если торговля ведется на электронных экранах. Однако география торгового стола также может порождать трайбализм и туннельное видение, поскольку слишком сплоченные команды могут не общаться с другими командами. Физические и социальные модели имеют тенденцию отражать и усиливать друг друга, создавая, по выражению Бурдье, габитус. Это может способствовать развитию группового мышления в коллективе. Кроме того, существовал большой раскол между "передним", "средним" и "задним" офисами, т.е. между командами, которые разрабатывали торговые операции, и теми, кто затем выполнял их в логистическом смысле. "Границы между фронт-, мидл- и бэк-офисами описывают социальную иерархию", - отмечает Хо. «Сотрудники фронт-офиса и бэк-офиса не общаются друг с другом даже в рабочее время (многоуровневые лифты делают это весьма затруднительным)». Такое разделение казалось финансистам настолько нормальным, что они редко задавались вопросом, поскольку физическая и социальная география были взаимосвязаны. Однако это создавало всевозможные риски: трейдеры, не имеющие целостного представления о сделке, могли более беспечно относиться к инфраструктурным проблемам или к последствиям заключаемых ими сделок. Это породило то, что Беунза назвал "моральным отстранением на основе модели": как только трейдеры совершали сделку с помощью своих моделей, они не чувствовали необходимости рассматривать реальную логистику осуществления сделки или ее влияние на "реальную" экономику (и "реальных" людей, как я уже отмечал в четвертой главе).

Умные менеджеры, такие как Боб, инстинктивно понимали эти риски. Именно поэтому он постоянно пытался перетасовать трейдеров в плане рассадки, тратя на это огромные суммы. Боб также старался наладить взаимодействие между командами, чтобы создать то, что социологи называют "случайным обменом информацией", или тот поток идей, который может возникнуть, когда люди сталкиваются друг с другом. Это помогло избавиться от постоянной тенденции трейдеров погружаться в эхо-камеры, или стадное поведение, в определенных классах активов. Измерить ощутимую ценность этого в денежном выражении было невозможно. Боб никогда не мог доказать, что огромные суммы, которые он тратил на регулярное переоборудование торгового отдела, когда его команды перетасовывались, стоили того. Однако Beunza понимала, почему Боб так поступает: даже на цифровом финансовом рынке люди должны взаимодействовать, чтобы получить то самое важное боковое зрение и понимание.

В связи с этим, конечно, возникает вопрос: Что произойдет, если люди вдруг лишатся возможности работать лицом к лицу? Вися, как муха на стене торговых залов на Уолл-стрит и в лондонском Сити в первые годы XXI века, Бунза часто задавал себе этот вопрос. Ему казалось, что он ничего не может знать. Однако весной 2020 года ему неожиданно представился случай провести естественный эксперимент: по мере распространения COVID-19 финансовые учреждения вдруг сделали то, о чем Боб говорил, что они никогда не сделают и не смогут - они отправили трейдеров домой вместе с их терминалами Bloomberg. Поэтому в течение лета Бунза связался со своими старыми знакомыми с Уолл-стрит, чтобы задать ключевой вопрос: Что произошло?

Проводить исследования было непросто. Антропология сформировалась как дисциплина, которая ценит личные наблюдения. Проведение исследований с помощью Zoom, казалось, противоречило этому. "Как этнограф и исследователь пользователей в промышленности, я во многом работаю с людьми лицом к лицу, понимая, как они живут на своих условиях и в своем пространстве", - пояснила Хлоя Эванс, антрополог компании Spotify, в ходе дискуссии EPIC, которая была созвана в 2020 году для обсуждения этой проблемы. «Нахождение в одном и том же пространстве жизненно важно для нас, чтобы понять, как люди используют продукты и услуги компаний, на которые мы работаем». Однако этнографы осознали и преимущества нового мира: они получают доступ к людям по всему миру на более равных условиях, а иногда и с большей близостью. "Мы видим людей в условиях, недоступных нам в лабораторных условиях", - заметил этнограф Стюарт Хеншолл, проводивший исследования среди бедных общин Индии. По его словам, до блокировки COVID-19 большинство опрошенных им индийцев настолько стыдились своего домашнего пространства, что предпочитали встречаться в исследовательском офисе. Но после блокировки интервьюируемые стали общаться с ним по видеотелефонам из своих домов и рикш, что позволило ему получить представление о совершенно новых аспектах их жизни. "Участники просто чувствуют себя более комфортно в своей среде. Они чувствуют себя более подконтрольными", - заметил он. Это был новый тип этнографии.