— Вы в порядке? - осторожно спрашиваю, а он начинает хихикать.

— Лучше не бывает, - говорит хрипловатым голосом. Видно, что он курит большую часть своей жизни. У меня сильная зависимость от сигарет, но даже у меня в голосе нет того гравия, который есть у курильщика со стажем. — Все, блядь, идеально. - Издает прерывистый вздох. — Я не должен был позволять ей приезжать в этот проклятый город. Я говорил ей. Я, блядь, говорил ей, что это место сожрет ее заживо.

Это разочарование.

Пожимаю плечами.

— Она намерена строить здесь свою карьеру.

— Думаешь, я этого не знаю? - огрызается, наконец-то посмотрев на меня. Наши взгляды встречаются и что-то мелькает в его глазах. Это почти похоже на разочарование. Он ухмыляется, вынимая сигарету изо рта. — Красивый у вас дом.

— Спасибо. Мой отец спроектировал его.

Эллиот качает головой.

— Томас всегда был на высоте.

Это заставляет меня сделать паузу и сесть ровнее.

— Вы знали моего отца?

— Недолго, - неопределенно отвечает Эллиот. Мир тесен. Докуриваю остатки сигареты, а Бетани открывает заднюю дверь. Делает гримасу отвращения и размахивает руками перед носом.

— Здесь пахнет раком легких и безысходностью, - пытается она слегка поддразнить меня, сузив глаза и нахмурившись. — Кристиан, тебя спрашивает Елена.

Хмурю брови.

— Меня? - спрашиваю, потрясенный. — Вы уверены?

Она бросает на меня растерянный взгляд.

— Да?

Встаю и киваю Бетани, проходя мимо нее, чтобы вернуться в дом. Чувствую, как струна в моем сердце тянет меня к моему ангелу, и мои шаги ускоряются,я практически бегу к ее комнате. Только оказавшись у ее двери, делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и легонько стучу, прежде чем войти.

Она свернулась калачиком под одеялом. На тумбочке лежит множество лекарств и ее любимые закуски. Рядом с кроватью стоит мусорное ведро, наполненное использованными салфетками.

Ее мягкие карие глаза встречаются с моими и я падаю. Буквально валюсь на пол у краю кровати и готовлюсь умолять. Просить и умолять, пока она не простит меня. Когда открываю рот, чтобы сделать это, она останавливает меня.

— Заткнись, - шипит она. — Не говори ничего.

Продолжаю молчать. Она долго смотрит на меня, а потом ее глаза становятся мокрыми.

— Ты посидишь со мной? - спрашивает Елена, и ее голос звучит так разбито и побежденно, что у меня снова разрывается сердце.

— Да, - отвечаю. Это даже не вопрос. Я никогда больше не покину ее, если она этого захочет. Беру в комнате стул, ставлю его спинкой к кровати и сажусь на него, подперев голову руками.

Как только усаживаюсь, она разражается громкими безудержными рыданиями, которые эхом разносятся по всей комнате. Елена не просто плачет - она рыдает. Мои руки неловко дергаются, отчаянно желая прикоснуться к ней, принести ей хоть какое-то утешение. Но я не могу.

— Черт, ангел. Скажи мне, что делать. Скажи мне, чем я могу помочь.

Она только и делает, что зарывается лицом в подушку и громко плачет, словно меня и нет рядом, и каждая секунда проходит так, словно в мою грудь вонзается раскаленный зазубренный нож. Даже не знаю, с чего начать, чтобы попытаться ей помочь.

— Даже если ты во всем виноват, ты единственный, с кем я чувствую себя в безопасности. - Саркастически хихикает она про себя. — Как же это хреново! Как же это погано, что когда я попала в больницу, мне нужен был только ты? Как же бесит, что когда очнулась, твоя куртка принесла мне успокоение, потому что пахла тобой? Как же больно, что все, чего хочу сейчас - чтобы ты обнял меня. Чтобы обнял меня, поцеловал и сказал, что все будет хорошо, потому что мы теперь вместе. Я даже не знаю, кто я теперь. - Елена снова язвительно смеется. — Наверное, в этом и был смысл. Не так ли? Ты хотел раздеть меня догола и заставить забыть, каково это - существовать без тебя.

— Нет, Елена, - умоляюще говорю я, — я хотел, чтобы ты меня любила.

Она долго смотрит на меня, а потом, совершенно без эмоций, говорит:

— Мне кажется, ты ничего не знаешь о любви.

Она сворачивается на кровати в позу эмбриона. Мы находимся в таком положении два часа в полной тишине. Она смотрит вдаль, ковыряя дырку в краю пледа. Это новый нервный тик. Так же она поступила и с фиолетовым одеялом, которое я купил ей в больницу. По краям у него три большие дыры от ее пальцев, раздирающих ткань.

— Кристиан?

Ее мягкий голос вонзает кинжал в мое сердце. Киваю, чтобы она продолжала, и скрещиваю руки на груди, чтобы защититься от ее пронзительного взгляда.

— Когда мои родители вернутся домой, я поеду с ними. Пожалуйста, не иди за мной.

— Не надо. - Слова становятся поперёк горла. — Не проси меня давать обещания, которые я не смогу сдержать.

— Но ты сказал, что сделаешь для меня все, что угодно, - говорит она голосом лишенным эмоций, и снова вырывает у меня сердце. — Я прошу тебя отпустить меня.

— Я не могу. - Делаю глубокий вдох и сжимаю кулаки так сильно, что становится больно. — Ты можешь попросить меня о чем-нибудь еще, Елена, о чем угодно, и я дам тебе это без колебаний. Не проси меня жить без тебя. Я не выживу.

— Ты жил до того, как мы встретились.

— Я держал гребаный курок у виска! - кричу, заставляя ее еще больше укутаться в одеяло. Рычу про себя. — Я держал палец на чертовом спусковом крючке. Если бы ты начала кричать хоть на секунду позже, я бы уже вышиб себе мозги. - Мой голос дрожит. — Если у меня нет тебя, у меня нет ничего. Я - ничто. Так что если это действительно то, чего ты хочешь, ангел, - достаю пистолет из задней части брюк и приставляю к виску, — то позволь мне нажать на курок в этот раз.

— Стоп! - Она резко садится, вздрагивая от боли и держась за живот. — Пожалуйста, Кристиан, опусти его.

— Скажи мне, что ты останешься.

— Хорошо! Хорошо. Я останусь.

Мой рот делает такую штуку, когда он пытается сформировать слова, но не может, и я убираю пистолет. Она вздыхает с облегчением, и я больше не могу смотреть ей в глаза, потому что мне невыносимо смотреть, как она меня ненавидит.

Когда Елена засыпает, нежно целую ее в лоб и выхожу из комнаты.

Если она не любит меня, может быть, она полюбит его.

И единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы доказать свою любовь - найти Фрэнка Валенти и принести Елене его голову.