Он и подумать не мог, что Гу Ман вспомнит этот фрагмент из прошлого. И пускай его воспоминания были смутными, но и этого вполне хватит, чтобы перепугать весь Чунхуа.

Важно понимать, что та ситуация в императорском дворе послужила, возможно, главной причиной тому, что Гу Ман потерял веру*. Однако сложно сказать наверняка.

* āi mò dàyú xīnsǐ  (哀莫大于心死) – ничто не может быть хуже духовной смерти; нет ничего печальнее, чем равнодушное сердце; нет большего горя, чем потеря надежды (полного разочарования).

«Если Гу Ман помнит лишь часть тех событий, то его ненависть и чувство мести к Чунхуа может только возрасти с новой силой, нежели было прежде»

– Мо Си?

– …

После минуты молчания Мо Си решил быть откровенным и рассказать всё как есть. Во-первых, он не умел лгать и выдумывать, а во-вторых, если объяснить Гу Ману всё сейчас, это поможет подготовить его к тому, что он может узнать впоследствии.

Поэтому он сказал следующее:

– Послушай меня, Гу Ман, всё не так просто, как тебе кажется. Какие бы отрывочные фрагменты ты ни вспомнил, в первую очередь тебе следует спросить меня об этом. Не нужно делать какие-либо выводы самостоятельно.

Гу Ман кивнул и чуть позже, подняв руку, спросил:

– Могу я сразу кое-что спросить?

– Говори.

– Когда я стоял на коленях в императорском тронном зале, я просил снисхождения для Лу Чжаньсина?

– Не совсем, – ответил Мо Си.

На самом деле тот спор в императорском дворе Мо Си не видел своими глазами. Тогда Гу Ман вернулся в столицу с докладом об исполнении приказа, в то время как Мо Си продолжал оставаться на западном фронте и никак не мог вырваться оттуда. Уже гораздо позже он прочитал об этом в исторических записях придворного летописца.

Всё что он знал: в тот год Лу Чжаньсин, Гу Ман и Мужун Лянь вели войско к горе Песнь феникса*. Гу Ман разошёлся с этими двумя и один отправился в тылы южного городка государства Ляо, в то время как Лу Чжаньсин и Мужун Лянь остались на страже с армией.

* fèngmíng (凤鸣) – обр. пение феникса (о приятных для слуха звуках).

По изначальной задумке это была безупречная атака*, но из-за вспыльчивого характера Лу Чжаньсина все пошло не по плану. К ним прибыл посол из нейтрального государства, однако из-за нерешительности посла Лу Чжаньсин пришёл в ярость и обезглавил того. Это привело к тому, что третья сторона переметнулась к государству Ляо, а после этого они яростно атаковали главный походный лагерь, обосновавшийся на горе Песнь феникса.

* tiānyī wúfèng (天衣无缝) – платье небожителей не имеет швов (обр. в знач.: совершенный, безупречный, без изъянов, идеальный).

Армия Чунхуа понесла огромные потери.

В то же время Гу Ман со своим войском сражался на передовой линии фронта. Изначально план состоял в следующем: часть войск ворвётся на вражеские позиции, чтобы разделить армию Ляо, однако они не могли в одиночку продержаться слишком долго, поэтому в течение трёх дней должно было подоспеть подкрепление – армия Его Величества во главе с Мужун Лянем. Таким образом, они должны были атаковать врага и внутри, и снаружи.

Однако из-за Лу Чжаньсина, который на мгновение потерял над собой контроль, армия Мужун Ляня вступила в сражение с третьим государством, из-за чего не успела прийти на помощь. Гу Ман тщетно надеялся на подкрепление. Запланированная внезапная атака зашла в тупик. Когда Гу Ман попал в засаду, он узнал, что причиной перехода третьей страны к государству Ляо стал Лу Чжаньсин, убивший посла. Гу Ман злился как сумасшедший, покрывая того последними бранными словами:

– Лу Чжаньсин, ты что, блять, хочешь свести меня в могилу??! Твою мать, почему ты такой тупой! Ты что, думаешь только о себе?! Ты эгоист!!!

Но разве был какой-то смысл в этих причитаниях?

Стотысячная армия прошла вместе с Гу Маном через жизнь и смерть, с самых низов они вместе добрались до вершин, но всего за одну ночь они были стёрты с лица земли, и неизвестно, скольким из них удалось вернуться.

Тогда Гу Ман не придавал этому особого значения. Закончив ругаться и сожалеть, он вытер слёзы, стиснул зубы, собрал разбитое по кусочкам сердце и зажёг его вновь, чтобы осветить путь домой своим ста тысячам братьев.

Даже если это будет один человек – он попытается его спасти.

Даже если это будет один человек – главное, что он выжил.

Он – Гу Ман – сражался в стольких битвах всегда ради победы, и только лишь это сражение было ради возвращения домой.

Размышляя об этом позднее, Гу Ман понял, что в провальной битве виноват вовсе не Лу Чжаньсин, а он сам. Ведь он прекрасно знал о вспыльчивом характере Лу Чжаньсина, однако продолжал верить, что сюнди способен справиться с ответственной задачей. Именно он совершил непростительную ошибку, эту абсурдную ошибку.

Тогда Гу Ман не собирался снимать с себя ответственность. Он был готов принять смерть с благодарностью.

Однако он никак не мог допустить, чтобы сто тысяч братьев по оружию разделили его грех.

Вина лежала лишь на нём одном, а эти пылкие, полные жизни люди, пролившие свою кровь, – ни в чём не виноваты. Они заслуживали уважения, память о них не должна быть стёрта. Гу Ман готов был отдать все свои заслуги, лишь бы безвинно погибшие сюнди получили мемориальные таблички.

Это он их погубил. Даже закрыв глаза, Гу Ман мог вспомнить их простые имена, их грязные улыбающиеся лица, их яркие сверкающие глаза, наполненные безоговорочным доверием. Некоторые из совершенствующихся были настолько юны, что им едва исполнилось пятнадцать – шестнадцать лет. Одетые в лохмотья, они, тем не менее, преисполненные чувств и надежд звали его: «Генерал Гу».

Генерал Гу…

Генерал Гу.

Их кровавые голоса отдавались эхом.

Достоин ли он? Нет, не достоин! Генерал Гу, которым они так восхищались, заботился лишь о верности перед сюнди. Ничтожная тряпка! Он измотал их до смерти в той битве, похоронив тела в конской шкуре*. Меньшее, что Гу Ман мог сделать для них – это добиться увековечивания их имён на мемориальных табличках.

* mǎgé guǒshī (马革裹尸) – тело было погребено в шкуре коня (обр. в знач.: с честью пасть на поле брани).

Поэтому он умолял. Он стоял на коленях в приёмных покоях правителя, покрытый с ног до головы кровью вперемешку с грязью, и умолял.

«Дайте им имена»

«Я возьму всю вину на себя»

«Установите им надгробие»

«В поражении виноват командир, а не солдаты»

«Прошу тебя… Молю вас…»

Однако правитель не проявил милости, а зал, полный зрителей, лишь тихо посмеивался над его горем: «Этот ничтожный ван-гегемон наконец-то добрался до Гайся, хотя со всех сторон разносились песни чусцев*, но разве нам, как и Лю Бану, есть какое-то дело до этого?**». Они безумно жаждали зарубить его. Их глаза пылали яростью в ожидании, когда же он подставит шею, чтобы тут же рубануть по ней мечом!

* sìmiànchǔgē (四面楚歌) – со всех сторон слышатся песни чусцев (обр. в знач.: быть окружённым врагами со всех сторон; оказаться в безвыходном положении; враги со всех сторон; весь мир против).

** Лю Бан – первый император династии Хань, был выдающимся военачальником. Лю Бан противостоял Сян Юю, самопровозглашённому вану-гегемону (узурпатору), который объявил себя правителем западного Чу. Решающей оказалась битва под Гайся. Лю Бан пошёл на хитрость: его войска, ночью подступившие к лагерю войск царства Чу, стали по приказу своего вождя распевать боевые песни царства Чу. Сян Юй решил, что его предали, и бежал, бросив армию, но оказался с небольшой группой окружён ханьскими войсками и покончил с собой.

Их сердца успокоятся, только когда он умрёт.

Только тогда они могли быть уверены в том, что в ближайшие сто лет ни один раб не сможет снова сойти с ума и опрокинуть небо, чтобы взойти на вершину по головам знати.

Некоторые мысленно ликовали: ведь если бы не ошибка Лу Чжаньсина… если бы не поражение в этой битве… Как ещё они смогли бы поймать Гу Мана с его армией рабов? Это было проще простого!

Это поражение было очень кстати.

– Никаких надгробий, никаких почтительных похорон. Заместитель генерала Лу Чжаньсин будет казнён после начала осени*. Главнокомандующий Гу Ман будет лишён воинских званий и служебного положения. Оставшаяся часть войска будет временно взята под стражу во избежание восстания.

* Выражение о казни с наступлением осени впервые пошло из книги «Ли цзи (книга обрядов)»: «Когда поднимается холодный ветер, опускается осенняя роса и раздаётся пение цикад, орёл убивает птицу и приносит её в жертву: наступает время для казни». Позднее конфуцианский учёный Дун Чжуншу написал (книга «Обильная роса летописи Чуньцю»): «Монарх равен Небу, а ежели так, то, подобно тому, как существует четыре времени года, монарх руководит четырьмя правительственными ведомствами. А четыре ведомства подобны четырём временам года. То же относится и к людям. Весна – празднование; лето – восхваление; осень – приговор; зима – исполнение приговора».

Это последние слова, сказанные правителем, и окончательный приговор, вынесенный им.

Поле боя подобно гонимым ветром облакам*. Пройдя через сотни битв, даже бог войны может потерпеть поражение. Мужун Лянь мог потерпеть поражение, Юэ Чэньцин мог потерпеть поражение, Мо Си мог потерпеть поражение, потому что все они – люди, имеющие отношение к императорской власти, в жилах которых течёт знатная кровь.

* fēngyún (风云) – быстро меняющаяся обстановка.

Но Гу Ман не мог.

Ему достаточно было оступиться лишь раз, чтобы знать тут же набросилась на него. Они топтали его так сильно, что Гу Ман был не в силах подняться. Всё их старания были лишь ради одного – не позволить ему вновь взлететь на вершину.

Получается, правитель всё правильно сказал.

– Ты обычный сирота, всё, что у тебя есть сейчас, даровано милостью Нашего покойного отца. Как думаешь, твоей жизни и чести достаточно, чтобы похоронить разбитую в пух и прах армию? – холодный голос донёсся с девятой ступени*, где стоял императорский трон. Его слова стали последней каплей, сломившей спину Гу Ману**. – Такой безродный человек, как ты, не имеет права даже разговаривать здесь.