Договорив, Мо Си закрыл свиток «История Чунхуа», который лежал на колене Гу Мана. Наклонившись, он спросил:

– Услышав всю историю, позволь спросить, ты понял, основателем и самопровозглашённым правителем какой страны был Хуа Поань?

– … Это… Ляо… Ляо… – тихо и нерешительно ответил Гу Ман.

– Верно, – лицо Мо Си стало серьёзным, когда он неторопливо продолжил: – Основатель и правитель государства Ляо – Хуа Поань. Он – дурной результат того, что в Чунхуа впервые доверились рабам.

Изначально Мо Си собирался ему рассказать только предысторию между Чунхуа и государством Ляо и не намекать на взаимосвязь с прошлым Гу Мана. Однако слушатель случайно истолковал его слова не совсем верно. Искренне погрузившись в историю, Гу Ман  почувствовал себя неловко и покраснел от стыда. Он не мог вымолвить ни слова, словно кто-то схватил его за горло.

В этот промежуток времени по мере того, как Гу Ман узнавал всё больше и больше, он чувствовал, что его прошлое «я» было каким-то совершенно неадекватным. Несмотря на многие спорные моменты, в Чунхуа всё-таки пытались изменить старые устои, стремясь стать лучше. Однако вместо перемен Чунхуа постигла расплата… Например, они доверились Хуа Поаню, который вонзил нож в спину Чэнь Тану и знати.

«Если бы на их месте был я, смог бы я без опаски вновь довериться рабам?»

«Кто знает, может он станет следующим Хуа Поанем и создаст собственное мрачное дьявольское государство Ляо?»

«Имея такой печальный опыт в прошлом, Чунхуа всё же дал им второй шанс. Не имеет особого значения цель: ради уравновешивания сил, просто чтобы использовать, или же ради другой причины – в Чунхуа снова позволили рабам получить власть и силу. Это был я и моя армия»

«Когда Владыка Лао принимал это решение, насколько же сильна была его решимость, сколько же храбрости ему потребовалось?»

И всё же Гу Ман таки стал вторым Хуа Поанем. Хотя он и не возглавил восстание, но стал дезертиром. И даже бежал в государство, основанное Хуа Поанем.

Гу Ман ступил на тот же путь, что и Хуа Поань.

Его язык онемел. После длительной внутренней борьбы Гу Ман молча опустил руку с бамбуковым свитком.

– … Прости…

Его «прости» было самым бесполезным словом в мире. Гу Ман повторял это тысячи раз, преклоняясь перед надгробиями павших героев.

Мо Си замер, осознав, какой именно смысл Гу Ман вложил в это слово. Однако он не мог найти подходящих слов для ответа. В этот момент раздался еле слышный шёпот Гу Мана:

– Что стало с принцессой Чэнь Тан? Как он… лишился духовного ядра?

Глава 73. Потеря того года

Мо Си замер, осознав, какой именно смысл Гу Ман вложил в это слово. Однако он не мог найти подходящего ответа. В этот момент раздался еле слышный шёпот Гу Мана:

– Что стало с принцессой Чэнь Тан? Как он… лишился духовного ядра?

– Это случилось из-за Хуа Поаня, – ответил Мо Си.

– Что он сделал? – снова спросил Гу Ман.

– После того как он создал государство Ляо, Хуа Поань, опираясь на демонические свитки, пошёл по довольно странному пути и, в конечном итоге, начал взращивать Сюэмо-шоу*, способного перевернуть небо и землю.

* xuèmóshòu (血魔兽) – дословно «жаждущий крови зверь».

– Сюэмо-шоу…

– Да, – ответил Мо Си. – Этот Сюэмо-шоу обладал невероятной духовной силой. Если бы ему позволили вырасти до конца, то он наверняка за считанные мгновения поглотил бы весь Чунхуа без остатка.

 Голубые глаза Гу Мана округлились.

– И что дальше?

– Этот мутант появился слишком неожиданно, поэтому все были беспомощны перед ним, – Мо Си сделал небольшую паузу. – В то время во всём Чунхуа существовал лишь один человек, способный противостоять демоническому пути Хуа Поаня – это Чэнь Тан. Именно он в своё время дал Хуа Поаню демонические свитки, из-за чего испытывал угрызения совести. Чэнь Тан считал, что навлёк на Чунхуа великое бедствие из-за того, что плохо разбирался в людях. Поэтому в решающей битве с Хуа Поанем он сделал выбор: запечатать зло при помощи духовного ядра и собственной души, иными словами, убить себя вместе с Сюэмо-шоу.

Гу Ман слушал с упоением. У него перед глазами разыгрывалась сцена, как хозяин дворца Чэнь сталкивается с Сюэмо-шоу, а повсюду вокруг разрываются всполохи заклинаний.

– В конечном итоге духовное ядро Чэнь Тана было уничтожено, а останки съедены, – сказал Мо Си. – Нечего и говорить о вознесении. Его три бессмертных души сгинули вместе с Сюэмо-шоу, поэтому он не сможет даже переродиться.

– Ты не мог повстречать досточтимого Цзюньцзы Хуэя, – Мо Си встретился взглядом с синевой глаз Гу Мана. – Вероятно, ты встретил кого-то очень похожего на него.

Гу Ман опустил голову.

– Но… – он надолго замолчал, не зная, что ответить. Через некоторое время Гу Ман неуверенно заговорил вновь: – Тогда, может быть…

В последующие несколько дней Гу Ман был поглощён своими мыслями, навеянными услышанной историей.

Ему постоянно снились смутные обрывочные видения: время от времени то были события прошлого, которые он уже видел, но иногда это было что-то новое.

Пару раз ему даже являлся во снах хозяин дворца Чэнь Тан из рассказа Мо Си. Гу Ман не мог ясно рассмотреть его лицо, однако туманно осознавал, что это точно был Чэнь Тан.

Облачённый в белые роскошные одежды он стоял под дождём из цветов*. Когда Гу Ман попытался подойти, чтобы получше рассмотреть черты его лица, дождь из цветов хайтана резко превратился в брызги крови, залившие всё небо.

* huāyǔ (花雨) – «каскад лепестков». Буддийский термин. Небеса сыпали цветы с неба, восхваляя добродетели. Позже это выражение стали использовать для прославления монархов, которые восхваляют учение Будды.

Голос Чэнь Тана был мрачным и тяжёлым, наполненным злобой, обидой, разочарованием, болью и ненавистью, когда он сказал:

– Предатель… разве ты достоин…

Предатель…

– Разве Чунхуа плохо обходился с тобой? Разве я когда-нибудь был груб с тобой?

Каждое слово было пропитано кровавыми слезами.

Изменник.

Предатель!

Гу Ман оцепенел: он никак не мог понять, почему ему приснился Чэнь Тан и зачем тот разговаривает сам с собой. Однако Гу Ман всё равно задумался… И правда… А почему он совершил предательство?

Борясь с мучительным страданием и сумятицей в мыслях, в своём царстве снов Гу Ман стоял на коленях, обхватив голову, в то время как Чэнь Тан пытался добиться от него ответа…

Почему он взбунтовался?

Неожиданно весь образ разбился вдребезги – Чэнь Тан и кровавый дождь исчезли. Гу Ман медленно поднял голову: он увидел самого себя, стоящего на коленях в Золотом императорском тронном зале. С головы до ног он был покрыт грязью и заливался слезами.

На троне сидел правитель с равнодушным видом.

Вокруг в тронном зале было множество чиновников с лицами, полными насмешки.

Он выглядел так, словно плавает в магме кровавого моря* Диюя**: непрерывно кланяясь и ударяясь лбом об пол:

– Умоляю вас… давайте установим для них хотя бы мемориальные таблички…

* xuèchí (血池) – будд. пруд крови (место для грешников в аду).

** dìyù (地狱) – Диюй; царство мёртвых; ад; преисподняя.

– Прошу вас, слишком много людей погибло… так много… очень много погибло…

«Ваше Величество… Уважаемые господа…»

«Пожалуйста…»

Этот кошмарный сон продолжался на протяжении многих дней.

К вечеру четвёртого дня ситуация ухудшилась настолько, что даже еда не могла поднять Гу Ману настроение. Он сидел на своей маленькой скамейке и молча грыз палочки для еды в глубокой задумчивости…

На самом деле, с того раза, как их посетила принцесса Мэнцзэ, Гу Ман больше не садился на место напротив Мо Си. Через некоторое время Ли Вэй принёс ему маленькую скамейку – небольшой стульчик, где Гу Ман и устраивался, чтобы поесть.

Каждый раз Мо Си говорил слугам, чтобы еду с его стола перенесли по самым разным причинам. То «это не вкусно, я не буду есть» или «я больше не хочу есть». Гу Ман же в свою очередь очень радовался, что Мо Си делится с ним. Сегодняшний день также не являлся исключением. Мо Си лишь повозил палочками всего пару раз, несмотря на то, что на столе стояли запечённая утка, свинина под кисло-сладким соусом и окунь, приготовленный на пару.

– Отдай ему, – сказал Мо Си Ли Вэю.

Очевидно, что под «ним» подразумевался Гу Ман, сидящий на маленькой скамейке.

Так как его уже обучили манерам, вплоть до сегодняшнего дня Гу Ман всегда благодарил за предоставленную еду. Однако сегодня он лишь молча и неподвижно наблюдал за тем, как слуги расставляют перед ним блюда. Радости на его лице тоже не наблюдалось.

Мо Си отпустил слуг, сделал пару глотков бульона, после чего сказал:

– Раньше стоило лишь показать тебе мясную булочку, как глаза загорались блеском. Сегодня перед тобой стоят и мясо, и рыба, однако пары слов благодарности от тебя не дождёшься.

Гу Ман обернулся, держа в руках мясную булочку.

– Я кое о чём задумался.

– О чём же?

– Я весь день думал о том, почему стал предателем, – низко опустив голову, печально ответил Гу Ман.

Мо Си некоторое время молчал.

– Я уже говорил тебе об этом. Лу Чжаньсин был фитилем, твои амбиции – порохом. Правитель лишил тебя власти, но ты не из тех, кто так легко склонит голову.

– Но… но я помню, что как будто… будто погибло много людей, – тихо начал оправдываться Гу Ман.

Мо Си испуганно вздрогнул и резко взглянул на него; в его глазах стоял холод.

Гу Ман тем временем продолжил:

– Я помню совсем немного. Помню, как стоял на коленях в тронном зале и продолжал кланяться, моля о снисхождении*, – голос Гу Мана становился всё тише. – Никто меня не слушал.

* wǎngkāi yīmiàn (网开一面) – открыть сети с одной стороны (обр. в знач.: допускать послабление законов, относиться снисходительно).

После очень долгого молчания из горла Мо Си вырвался низкий требовательный голос, который был подобен надвигающейся буре:

– Когда ты вспомнил это?

– Вчера. Что-то не так?

Сердце Мо Си бешено забилось, а глаза странно заблестели.