Иногда его искренность граничила с грубостью.

Да, именно этим он и выводил из себя тех, кто пытался раздавить его. Хотя этот человек стоял на коленях, на его лице не было и намека на стыд или смущение. За прошедшие два года так много людей хотели увидеть его униженным, жалким и опозоренным, убедиться, что теперь жизнь его хуже смерти, но никто из них не смог получить желаемого.

Гу Ман был подобен чистому листу бумаги. Он спокойно принимал все проклятья и нагоняи, ведь, в конце концов, именно его невежество стало для него лучшим щитом.

Мо Си внезапно пришел в ярость и, схватив Гу Мана за щеку, наклонился, чтобы заглянуть ему в глаза. Исходящая от него агрессия, подобно извлеченному из ножен острому мечу, почти пронзила Гу Мана насквозь.

— Гу Ман, ты правда считаешь, что я не могу ничего  сделать с тобой?

Гу Ман долго смотрел на него, прежде чем ответил:

— Ты что, пил?

— …

Мо Си на миг потрясенно замер, а потом, будто вспомнив о чем-то, словно обжегшись, отпустил щеку Гу Мана.

Однако приложенная им сила была так велика, что на фарфорово-белой щеке Гу Мана осталось два ярко-красных следа от его пальцев.

— Не твое дело, — отвернувшись, мрачно сказал Мо Си.

Гу Ман коснулся своей щеки:

— В доходном доме «Ломэй» многие выпивали. А когда они выпивали много, то становились совсем дурными.

— Это называется «напиваться», — холодно ответил Мо Си.

— Значит, ты напился?

Мо Си снова повернулся и, посмотрев на него, сказал:

— Если бы я напился, разве смог бы с тобой вот так спокойно разговаривать?

— А раньше ты напивался?

— Я…

Снаружи завывал северный ветер, и тихо шелестел падающий снег.

На какое-то время он потерял дар речи, и лишь треск угольков в жаровне изредка нарушал повисшую между ними тишину.

«Я никогда прежде не напивался.

В единственный раз, когда я немного перебрал, ты увидел это, высмеял меня, а потом простил.

С тех пор я держал себя в строгости и никогда больше не потакал собственным слабостям.

Как вышло, что ты позабыл об этом? Как ты мог забыть об этом?

Как ты посмел забыть?!»

Эти мысли кипели в его голове, образуя пар, который на выходе превратился в безжалостные слова:

— Мои дела тебя не касаются.

Гу Ман замолчал.

Эти двое безмолвно смотрели друг на друга. Мо Си продолжал вглядываться в ясные голубые глаза Гу Мана, словно пытаясь проникнуть сквозь них в его сердце.

В этот момент он подумал, вот бы заглянуть прямо вглубь, без жалости разорвать его на части, пронзить насквозь и, наконец, ясно увидеть все тайны, сокрытые в его костях, его кровотоке и его грязной душе…

Если бы у него появилась возможность увидеть, насколько нечестив стоящий перед ним на коленях человек, может быть, он бы перестал цепляться за прошлое.

Гу Ман пошевелил пальцами на босых ногах и вдруг спросил:

— Ты хотел, чтобы я составил тебе компанию для того, чтобы мы просто смотрели друг на друга?

Мо Си зло зыркнул на него:

— Размечтался.

— Тогда чего ты от меня хочешь?

Нарочно больше не глядя на Гу Мана, разозленный Мо Си всерьез задумался о мести:

— Останешься со мной на ночь.

Эта фраза звучала немного двусмысленно и даже довольно неприлично.

Но двое мужчин, оставшиеся на ночь в одной комнате, даже не думали трактовать ее как-то по-особому.

Без всякой задней мысли Мо Си искренне полагал, что раз уж он не может уснуть, то и Гу Ману не дозволено отдыхать, а Гу Ман составлял компанию своему источнику пропитания, полагая, что ради поддержания добрых отношений вполне естественно делить с ним и сон, и бессонницу.

— Будет так: ты читаешь, я сплю, — Мо Си какое-то время копался на книжной полке, прежде чем бросил в него свитком «Хроники Небесных бедствий».

— Я не умею читать…

— Разве Ли Вэй не обучал тебя целый месяц? — он раздраженно махнул рукой и лег на кровать. — Читай слова, которые знаешь.

— О, — Гу Ман взял «Хроники Небесных бедствий» и начал читать вслух, начиная с заголовка «Силач Собачьего Солнца[2]».

[2] Так как Гу Ман знает только простейшие иероглифы, вместо «伏昼天劫志 Хроники Небесных бедствий» он прочитал «犬日一力士 Силач Собачьего Солнца».

Мо Си чуть не ударил его подушкой по лицу.

Полночи слушая чтение Гу Мана, Мо Си пришел к выводу, что не смог понять ни единого предложения из книги, которую сам он выучил наизусть еще в пятилетнем возрасте. То, что «читал» Гу Ман вообще не походило ни на что, что он когда-либо слышал. Таким образом, во второй половине ночи так и не уснувший Мо Си скатился с постели. Он долго смотрел на Гу Мана глазами, под которыми уже проявились отчетливые черные круги, после чего схватил его и попытался поставить на ноги.

— Куда мы пойдем? — спросил Гу Ман.

— Учиться, — ответил Мо Си.

Гу Ман слишком долго простоял на коленях, поэтому ноги его затекли и онемели. Когда его резко подняли, он не смог двигаться и, едва сделав пару шагов, снова упал на пол.

Падая, он инстинктивно попытался за что-нибудь ухватиться. Ближе всего к нему стоял Мо Си, поэтому он в спешке крепко обнял его за талию.

Несмотря на середину зимы и сильные заморозки, в спальне было тепло от жаровни. Что же касается Мо Си, он был горячим мужчиной в самом расцвете сил, поэтому на нем была лишь тонкая нижняя одежда. Так и вышло, что теперь обхватившие его за талию руки Гу Мана отделял от разгоряченного тела Мо Си только лишь плотно прилегающий к коже тонкий слой ткани. Крепкие мышцы пресса Мо Си под ладонями Гу Мана поднимались и опускались вместе с участившимся дыханием, ворот обычно опрятной закрытой до горла одежды сейчас был распахнут, открыв красивую мускулистую грудь.

Мо Си повернул голову и мрачно посмотрел на него.

Будь на месте Гу Мана любая нормальная женщина или даже какой-нибудь мужчина, то в такой ситуации у них бы точно закружилась голова от подавляющей ауры и мощного телосложения Мо Си.

Но старая любовь Гу Мана исчезла, а его волчий интерес к плотской стороне отношений, похоже, еще не проснулся, так что он не нашел ничего интересного в красивом мужском теле у себя под носом. Если бы ему пришлось объяснить, какие чувства он испытывал в тот момент, возможно, он сказал бы, что это было слишком «твердо» и «горячо», отчего у него появилось смутное ощущение опасности.

— Пусти, — выдавил Мо Си сквозь стиснутые зубы.

Все еще крепко уцепившись за его талию, Гу Ман посмотрел на него своими чистыми голубыми глазами и честно признался:

— Я не могу встать, — он указал на свои ноги. — Сломаны.

С каждой секундой лицо Мо Си становилось все мрачнее и мрачнее:

— Они онемели, а не сломаны. Сказал же, отпусти меня!

Заметив, каким недобрым стало выражение его лица, Гу Ман подумал, что этот человек слишком легко расстраивается и совершенно не умеет заботиться о своем партнере — даже до уровня его собаки Фэньдоу не дотягивает. При этой мысли он молча отстранился и попытался встать самостоятельно. В ту же секунду Мо Си толкнул дверь и, не оглядываясь, вышел в коридор, направившись к кабинету, где хранилась его коллекция книг.

В кабинете не было ничего примечательного: простая мебель, книги, голые стены без каких-либо украшений и, конечно же, такой роскоши, как жаровня, там не оказалось.

Учитывая, что Мо Си обладал духовным ядром огненного типа, его кровь была настолько горяча, что даже лютый зимний холод совершенно его не беспокоил. Одетый лишь в легкую однослойную одежду он подошел к письменному столу.

Взглянув на нерешительно мявшегося в дверях Гу Мана, он сказал:

— Закатывайся[3] сюда.

На секунду Гу Ман замер в нерешительности, а затем лег на пол.

— Ты что делаешь?

Гу Ман начал катиться. Один кувырок, два…

Красивое лицо Мо Си исказилось от ярости:

— А если я скажу тебе катиться отсюда[4], ты в самом деле покатишься[5]?

[3] 滚进来 gǔnjìnlái гунь цзинь лай gǔnjìnlái «катись сюда» грубая форма «заходи».

[4] 你滚 nǐgǔn нигунь «катись отсюда» —грубая форма «убирайся».

[5] 滚 gǔn гунь «катись» — грубый посыл пешим эротическим маршрутом.

Гу Ман сел и тяжело вздохнул:

— Тогда просто скажи, что ты хочешь.

Если бы не его спокойное и миролюбивое лицо человека, смиренно ожидавшего указаний, Мо Си решил бы, что перед ним снова тот самый армейский хулиган и пройдоха, решивший над ним подшутить.

Подавив раздражение, он сказал:

— Подойди.

Похоже, Гу Ман не хотел злить своего легковоспламеняющегося и взрывоопасного партнера, поэтому уточнил:

— Не катиться, а просто подойти, да?

— Просто подойди.

Гу Ман встал с пола. Подойдя к Мо Си, он спокойно посмотрел на него, ожидая дальнейших указаний.

Осмотрев полки с книгами, Мо Си не нашел подходящей для обучения чтению, поэтому, нахмурившись, взял кисть, чернила, бумагу и чернильный камень и разложил все это на столе из сандалового дерева.

— Сколько слов ты выучил с Ли Вэем?

Гу Ман посчитал на пальцах рук, а когда они кончились, пошевелил босыми пальцами ног и принялся считать на них. В конце концов выяснилось, что слов, которые он умел написать, было больше, чем пальцев на руках и ногах. Не удержавшись, он с гордостью ответил:

— Очень много.

Мо Си отодвинул стул и сказал:

— Садись.

Гу Ман сел и с любопытством уставился на него.

Скрестив руки, Мо Си прислонился к краю стола. Взглянув на Гу Мана сверху вниз, он одним мановением руки зажег все светильники в кабинете.

— А это я сейчас проверю.

— Что значит «проверю»?

— Это значит, что я буду называть, а ты записывать.

Дурные привычки из доходного дома «Ломэй», видимо, слишком глубоко укоренились в голове Гу Мана, поэтому неуклюже взяв кисть, он хорошенько пропитал ее чернилами, после чего спросил:

— Если напишу хорошо, будет награда?

— Если напишешь плохо, будет наказание.

Выражение предвкушения на лице Гу Мана тут же сменилось беспокойством.

— Никакой еды? — с опаской спросил он.

— …

Мо Си посмотрел на него. В желтом свете свечей худое лицо Гу Мана вдруг оказалось очень близко. Пара словно омытых морем голубых глаз смотрела прямо на него. После всех этих дней, что они провели вместе, в этих глазах все реже можно было заметить апатию и отстраненность, которые Мо Си увидел при их первой встрече в доходном доме «Ломэй».