Первоначальная надежда, что Цзян Фули тут же явится, не оправдалась, так что в итоге им пришлось довольно долго ждать. Мо Си закрыл глаза, медитируя, пока Гу Ман методично поедал все принесенные сладости. На нефритово-голубом фарфоре лежали песочные пирожные в форме цветов, цветочный торт хуагао и фрукты в меду. Гу Ман старался не пропустить ни одного, запихивая в рот все без разбору. Опустошив собственную тарелку, он облизнул губы и, почувствовав, что ему мало, осторожно потянулся к тому, что лежало на тарелке Мо Си. Украдкой взглянув на князя Сихэ, он убедился, что тот даже ресницами не пошевелил, и, успокоившись, смело вновь принялся за еду.

Откуда ему было знать, что Мо Си внезапно спросит:

— Ты настолько проголодался?

Гу Ман на секунду опешил, а затем невнятно пробубнил с набитым ртом:

— Ты тоже хочешь? Тут еще осталось, я просто решил, что ты не хочешь…

— Я не хочу, — равнодушно ответил Мо Си.

— Хорошо, хорошо, тогда я позабочусь об этой еде вместо тебя, — последние два слова прозвучали совсем неразборчиво, потому что Гу Ман уже успел запихнуть в рот большой кусок песочного пирога с грецкими орехами. Он усиленно старался выговорить все слова, но из набитого рта вылетали лишь крошки и мычание.

Хотя Мо Си ничего не сказал, его брови слегка нахмурились. Ему не хотелось наблюдать за отвратительными манерами Гу Мана за столом, поэтому он повернулся к управляющему:

— Почему так долго? У хозяина этого дома есть срочные дела, которые он не может отложить?

— Хозяин лечит дочь князя Чанфэна и скоро закончит, — ответил управляющий.

Мо Си нахмурился:

— В последнее время я часто слышу о князе Чанфэне. Чем больна его дочь?

— Безумие сердца[1], — ответил управляющий. — Духовное ядро дочери князя Чанфэна слишком необузданное, а сама она еще очень мала, поэтому не в силах его контролировать. Она уже навредила нескольким юным благородным господам в академии заклинателей, эх… — было видно, что он очень сочувствует этой семье. — Ей всего-то семь. Когда болезнь отступает, она ведет себя очень тихо, вежливо и послушно, но никто не желает с ней общаться. Такая жалость!

[1] 狂心 kuángxǐn куансинь «безумие сердца» — непомерные желания;  высокомерные или развратные мысли; честолюбие.

— Это можно исцелить?

— Не в ближайшее время, — ответил управляющий. — Если она продолжит вредить людям, Академия Сючжэнь планирует уничтожить ее духовное ядро и исключить ее.

Услышав это, Мо Си на время замолчал, а потом все же спросил:

— Разве это не значит, что она больше никогда не сможет совершенствоваться?

— И не только совершенствоваться… В ее случае разрушение духовного ядра очень опасно. Если что-то пойдет не так, это уничтожит ее разум и сделает ее глупой.

— …

— Дочь у князя Чанфэна и его жены родилась очень поздно, однако они и представить не могли, что все так обернется и из-за нее им придется пролить столько слез. Ох, на самом деле, дочь князя Чанфэна старается изо всех сил контролировать себя, надеясь со временем взять под контроль силу собственного духовного ядра… Постепенно ей удается улучшать свои навыки, но… — управляющий вновь вздохнул. — Князю Сихэ ведь известно, что большинство учеников Академии — это дети из благородных семейств. Никто не хочет подвергать себя опасности, имея дело с ребенком с таким опасным недугом. Князь Чанфэн уже использовал все свои связи и потянул за многие ниточки, лишь бы ей позволили остаться там хотя бы какое-то время… Другие благородные господа были этим решением сильно недовольны, и если случится хотя бы еще один подобный инцидент, не важно, чей ребенок пострадает, боюсь, ее будет уже не спасти.

Мо Си тут же вспомнил, о том, что ранее князь Чанфэн прислал ему богатые дары… вот в чем, оказывается, причина подобной щедрости.

Он как раз собирался еще что-то сказать, но был прерван властным голосом вышедшего из внутренних покоев человека:

— Старик Чжоу, язык у тебя без костей. Кто тебе позволил так беспечно разглашать тайны пациентов?

Управляющий тут же закрыл рот.

Мо Си обернулся и увидел мужчину лет тридцати, появившегося из-за расшитой золотом шелковой ширмы. Одет он был в изысканные роскошные одежды бирюзового цвета, украшенные богатой вышивкой. Отвороты одежды были идеально отглажены, на стройной талии аккуратно повязан широкий пояс. Взмахнув длинными рукавами, он без всяких церемоний сел на место во главе стола, после чего взглянул на них своими невероятно красивыми светло-карими миндалевидными глазами, всем видом излучая холод и надменность.

— Целитель Цзян, — приветствовал его Мо Си.

Положив руки на подлокотники кресла, Цзян Фули окинул гостей проницательным взглядом. Его тонкие губы сжались, после чего, не тратя время на слова приветствия, он прямо заявил:

— Ваше тело здорово. Лечить нечего.

— Что насчет него? — спросил Мо Си.

Цзян Фули окинул Гу Мана еще одним коротким взглядом:

— Безнадежно[2]. Неизлечим.

[2] 五毒俱全 wǔdú jùquán у ду цзюйцюань «все пять ядов/пороков»; пять вредных пристрастий: употребление алкоголя, табакокурение, проституция, азартные игры, употребление наркотиков, но здесь использовано в обр. в знач.: хуже и быть не может; безнадежен.

Хотя Мо Си и раньше не питал особой надежды на то, что Гу Ман мог сохранить свою память, но после заявления Цзян Фули у него словно валун на сердце упал.

Он закрыл глаза и, не желая сдаваться, все же предпринял еще одну попытку:

— Ни единого шанса на восстановление?

— Есть один, — Цзян Фули насмешливо приподнял брови и усмехнулся. — В райских кущах, что на Девятом Небе, и в мире мертвых, что за Желтой Рекой, найдите две утерянные части его рассеянного духовного начала[3], и дело будет сделано. Вопрос лишь в том, знает ли князь Сихэ, где искать?

[3] От переводчика: в буддизме считается, что духовная суть человека включает 三魂七魄 sānhún qīpò саньхунь ципо – тройственное духовное (разумное) начало (саньхунь) и семь нечистых (животных) духов (ципо). Души переходят от родителей при зарождении плода: хунь переходят от отца, по – от матери. После смерти семь животных духов уходят в землю, а три разумные души (во избежание лишних вопросов от людей, которые пояснения не читают и буддизм не изучали, я их называю тремя частями души, ведь в нашем христианском понимании душа одна) разделяются: одна душа остается в теле, вторая отправляется в Ад, третья на Небеса. Сейчас у Гу Мана осталась только часть (душа), привязанная к телу, две другие части (души) были отторгнуты от него, а  значит отправились  на Небеса и в Ад, где их и предлагает поискать Цзян Фули.

Если бы кто-то другой разговаривал с ним так, Мо Си бы точно уже разозлился и повел бы себя враждебно, но сила Цзян Фули была такова, что все в Чунхуа недолюбливали его, проклинали, как пронырливого торговца с черным сердцем, зарабатывающего деньги на умирающих людях, но при этом никто ничего не мог с ним поделать, и даже государь не мог с ним сладить. Причина этой неуязвимости была простой — он был на редкость искусным врачевателем.

Мо Си посмотрел на Гу Мана, который бездумно пялился на опустевшее блюдо для десертов, после чего повернулся к Цзян Фули и спросил:

— Знает ли целитель Цзян другой метод, который помог бы вернуть хотя бы малую часть его воспоминаний?

— Если желаете, чтобы он что-то вспомнил, то ничего и делать не надо, — прямо ответил Цзян Фули. — Хотя часть его души, ответственной за память, была удалена, это не означает, что он навсегда забыл свое прошлое. Естественно, со временем он сможет восстановить некоторые воспоминания.

Сердце Мо Си внезапно пропустило удар:

— Как много он сможет вспомнить?

— Зависит от его везенья, — ответил Цзян Фули. — Но без недостающих двух частей души, он не сможет вспомнить большую часть.

Увидев, как вспыхнувшие глаза Мо Си снова погасли, Цзян Фули усмехнулся.

— Вообще-то, когда дело касается воспоминаний, нужно либо полностью их восстановить, либо сдаться и забыть все окончательно. Помнить лишь обрывки весьма мучительно. Будь я на его месте, то предпочел бы так и оставаться во тьме неведения, чтобы избежать излишней боли и страданий, — в мягком мерцании свечей Цзян Фули принял более удобную позу и, откинувшись на подушки, лениво продолжил, — в любом случае… человеческий разум непостижим. Кто знает, какую часть прошлого он неожиданно вспомнит?

Слова Цзян Фули заставили сердце Мо Си забиться быстрее.

А ведь правда, если восстановление воспоминаний лишь вопрос случая, как знать, какие из них вернутся?

В первой половине жизни Гу Ман успел узнать слишком много тайн и пережил слишком много потерь. Если по-мелочи, там был их с Мо Си тайный роман, издевательства и унижения Мужун Ляня. Если по-крупному, там были военные тайны Ублюдочной армии и незаслуженное притеснение со стороны императора.

Если Гу Ман внезапно вспомнит какие-то обрывки из этих воспоминаний, как он поведет себя?

Лишь на мгновение задумавшись об этом, Мо Си ощутил пронизывающий до костей холод.

Легко прочитав его мысли, Цзян Фули злорадно улыбнулся:

— Страшно представить, не правда ли?

— …

— Если Гу Ман внезапно вспомнит, как государь обращался с ним в то время, не зная всех обстоятельств, он наверняка впадет в бешенство и станет неуправляемым, и тогда князю Сихэ опять придется прибирать устроенный им бардак, что всегда было в высшей степени хлопотным занятием.

Взглянув на спокойное и невозмутимое лицо Цзян Фули, Мо Си сказал:

— У вас есть лекарство.

Это был не вопрос.

— И правда, смышленый, — холодно ухмыльнувшись, сказал Цзян Фули. — Этот Цзян не может полностью восстановить его память, но может выписать множество рецептов, чтобы самые тяжелые воспоминания никогда не вернулись.

Этот красивый мужчина и правда больше походил на нечистого на руку дельца или грабителя с  большой дороги. Поворачивая надетое на большой палец массивное кольцо из изумрудного нефрита, он, словно охотник в засаде, терпеливо ждал, пока жертва сама зайдет в его ловушку: