- Хорошо, пускай они когда-нибудь уйдут. Но почему напускают таинственности? - возразила Айями. - Пусть объявят населению, мол, потерпите, скоро власть поменяется. Им-то что? Зато люди успокоятся. Посмотрите, риволийцы уехали, а город до сих пор гудит как улей.

- Даганнам плевать на нас, и до объяснений они не опустятся. Но о планах риволийцев на нашу страну не знают и не догадываются, что стали марионетками в их руках, как и мы. А те заняли миротворческую позицию. Назвались посредниками, привозят лекарства. Создают себе репутацию. И выжидают. Даганны уйдут, и у нас снова появится власть. Правительство, бургомистры... назначенные Риволией. Под видом помощи она начнет насаждать свои порядки.

От слов Эммалиэ веяло горечью. Тревожило неясное будущее Амидареи, пугала участь, которую риволийцы уготовили стране. Для достижения своей цели они не гнушались ничем. Проникли на ключевые посты, проросли в армии, во власти. Опутали Амидарею невидимой паутиной. Вербовали - шантажом или посулами. Переманивали на свою сторону. Одной рукой одаривали, а другой - истребляли. Получается, результат того стоил. Будут ли благосклонны новые хозяева Амидареи к её жителям? А может, насочинял Айрамир? Нафантазировал, благо воображение богатое, а Айями теперь не спи ночами и гадай: для чего приезжали иностранцы в город? Неужто и в самом деле привезли лекарства, без обмана? Потому как, выходит, лгуны - второе их имя.

Теперь Айями с большим вниманием прислушивалась к разговорам окружающих, хотя круг общения был узок и ограничивался компанией переводчиц.

Риарили отзывалась с восторгом о заморских гостях, и верила, что грядут перемены к лучшему. Мариаль была настроена скептически, видимо, кое-что почерпнула из общения с господином помощником. Но обе - и Мариаль, и Риарили - не усматривали злодейского умысла в помощи риволийцев.

- В одиночку мы не восстановим страну, - сказала Риарили. - Даганнам мы нужны постольку-поскольку, зато нам жизненно необходима поддержка Риволии.

А ведь так и задумывалось, - озарило Айями. Население Амидареи встретит союзников с цветами и овациями, словно освободителей, и добровольно наделит правами и полномочиями. Открыла она рот, чтобы поведать правду... и закрыла, не произнеся ни слова. Вдруг враг поблизости? Как назвала его Эммалиэ? Резидент риволийцев. И им может оказаться любой из жителей. Вот хотя бы Мариаль или Риарили.

Приглядывалась к ним Айями, выискивая подозрительности в поведении, и не находила. Нет, не похожи напарницы на шпионок. Отвечают искренне, задают вопросы без подвоха. И взгляд не бегает воровато. Хотя у лейтенанта, что предал смерти свой отряд в окружении, тоже не красовалось на лбу: "изменник родины".

В общем, одолевали Айями самые разнообразные сомнения, и не развеять их, не подтвердить. Оттого и решилась она подняться на третий этаж в приемную, где изложила господину В'Аррасу свою просьбу, стараясь не показывать, что нервничает.

Он выслушал и бровью не повел.

- Ненужные материалы уничтожены, остатки хранятся в библиотеке. Я согласую и сообщу о результатах.

И спрашивать не стал, зачем Айями понадобилось освежать память газетными подшивками военной поры.

Наверное, господин помощник звонил Вечу, испрашивал его указаний, а тот крепко задумался об истинных причинах просьбы, потому что веление своё донес через В'Арраса лишь на следующее утро. А может, был занят, и господин помощник не сразу дозвонился до начальника.

- К обеду машина будет ждать внизу, - предупредил В'Аррас, придя в комнату переводчиц. Но сначала выдал задания в отсутствие Имара, загруженного более важными делами.

- Вы куда-то собрались? - спросила Мариаль, когда господин помощник ушел. В голосе помимо любопытства мелькнула... ревность?

- В библиотеку, - ответила Айями после секундного колебания.

Бессмысленно придумывать небылицы, Мариаль всё равно узнает правду от господина помощника. Зато ложь выставит Айями в некрасивом свете.

- Зачем? - изумились в унисон напарницы.

- По личным причинам. - Не стала она вдаваться в подробности.

На этом расспросы исчерпались. Такова еще одна характерная черта амидарейцев - не совать нос в чужие дела, если не приглашают.

Таки господин помощник доставил Айями на машине до библиотеки, хотя от ратуши до неё два квартала ходу. На самом деле, библиотека - громко сказано. В довоенное время часть помещений предназначалась для книгохранилища и читального зала, а другую часть отвели для центра досуга. Во время войны библиотека стала невостребованной, как и культурный досуг. Жители получали информацию из свежих газетных выпусков, расклеиваемых на городских афишах.

Двухэтажное здание производило гнетущее впечатление. Даганны не нашли применения библиотеке, а отапливать впустую посчитали затратным делом. Поэтому наглухо забили досками окна первого этажа, оставив второй зиять квадратными дырами. Зато приспособили всё, что нашлось ценного. Уцелевшие оконные рамы использовали для остекления гостиницы и комендатуры. Срезали трубы и батареи. Плафоны, лампы и шторы перекочевали в школу. О судьбе мебели и библиотечных фондов оставалось только гадать. Хотя особой тайны в том не было. "Бесполезная макулатура сожжена за ненадобностью" - вспомнились слова В'Арраса.

От дороги к ступеням тянулась утоптанная тропинка. На крыльце переминались двое солдат с автоматами. Получив знакомую порцию пренебрежительных мужских взглядов, Айями с удивлением отметила, что молчаливое презрение не вызывает у неё былой болезненной реакции. Привыкла, наверное.

Дужка навесного замка легко поддалась ключу, и цепь, опоясывавшая дверные ручки, поползла вниз. В коридоре гулко отдавались шаги. Господин помощник светил фонарем, идя впереди. Шел, не колеблясь, взяв верное направление.

Внутри сумрачно и пусто. И свежо. Пожалуй, холоднее, чем снаружи. Изо рта валит пар. Снежная пыль хрустит под подошвами, в прыгающем конусе света блестят кристаллы инея, укрывшего стены коврами. В небольшой комнатке, ранее служившей кабинетом заведующей, свалены в углу газеты, журналы, типографские бланки, разодранные книги без обложек. Напротив макулатурной кучи - школьная парта и стул, видимо, их доставили заранее по указанию господина помощника.

Ей оставили фонарь и странное устройство размером с большую коробку. В боковой стенке прибора - ряд параллельных щелей. Солдат покрутил тумблер, и Айями обдало струей теплого воздуха.

- Регулируйте по своему усмотрению, - сказал перед уходом господин В'Аррас. - У вас есть час.

Шаги даганнов удалились, стихая. Айями прислушалась к тишине. Покашляла, прогоняя невесть откуда взявшееся беспокойство.

Раньше на втором этаже размещался центр досуга. Кружки самодеятельного творчества, где взрослые и дети занимались пением, танцами, рукоделием, действовал даже любительский театр. А сейчас в ушах зазвенело от безмолвия.

Не отвлекаться. Нельзя терять времени, - одернула себя Айями.

Тепла хватало, чтобы не заморозить нос и пальцы, поэтому она не снимала варежек. Найденные в куче макулатуры газетные подшивки складывала стопой. Пожелтевшие листы хрустели, покрывшись изморозью. Затвердели, став пергаментными.

Ей попались выпуски первых лет войны. "Амидарейский вестник" и "Голос Амидареи". Но и этого оказалось достаточно. Айями не вчитывалась в заголовки, пропускала статьи и репортажи. Зато с большим вниманием всматривалась в черно-белые снимки. И снова поднялась желчь к горлу, но теперь Айями не ужасалась, ахая. Жаль, она не видела себя со стороны. Уж Айями подивилась бы и скорбной морщинке меж бровей, и губам, сжатым узкой полоской, и решимости в глазах. Потому что нельзя поддаваться эмоциям, нужно хладнокровно анализировать.

Доказательства злодеяний врага она разделила на четыре категории. К первой, подавляющей, причислила фотографии, удостоверявшие безжалостные факты. Ров, усеянный телами, или виселица, или пепелище, а внизу обвинительная подпись с пояснениями, где и когда случилась жестокая казнь. Ко второй категории снимков, попадавшихся гораздо реже, отнесла те, где даганские палачи запечатлевали себя в непосредственной близости от результатов своего "геройства". Но в кадр попадали либо погоны, либо знаки воинского отличия, либо безликие тени от фигур. Намёки, и никакой конкретики. Этот нюанс Айями отметила только сейчас, а раньше и внимания бы не обратила.

К третьей категории она отнесла единичные кадры, на которых присутствовали расплывчатые фигуры даганнов. Они маячили в отдалении, как правило, спиной к объективу и словно хвастались содеянным, отводя тому центральное место на снимке. Напрягши зрение, Айями заметила кое-где явную диспропорцию между шириной плеч и ростом палачей. Заметила и несуразность человеческих силуэтов. Теперь-то, зная воочию, какова конституция даганнов, какова их выправка и стать, Айями разглядывала с недоверием нечеткие изображения размытых фигур. Эх, рассмотреть бы фотографии под лупой.

К четвертой категории относились совсем уж неправдоподобные снимки, на которых тела жертв имели следы зверства в прямом понимании этого слова: разорванное горло, вскрытая грудная клетка, оголенные рёбра... "Даганнины не люди, а бешеные животные!" - гласили подписи.

Айями нервно хихикнула. Ведь когда-то она свято верила в свидетельства изуверства врагов, преподносимые прессой. И сомнению не подвергала. И немудрено. Айями едва ли не до капитуляции полагала, что лица даганнов покрыты шерстью, как и тела, а пальцы на руках и ногах заканчиваются звериными когтями. А сейчас никто не вспомнит об этих фотографиях. Наоборот, покрутят пальцем у виска.