И оставила ли она письмо? Объяснение? Обоснование своих поступков? Нет. Если бы она оставила такое письмо Эмерсону, он передал бы его ей. Все это причиняет боль, но, возможно, ранит больше всего то, что её мать не чувствовала необходимости объяснять или оправдываться. Потому что у неё не было сомнений в правильности сделанного. Так же, как она не сомневалась в своей правоте, отказываясь от вакцинации.
Холли начинает швырять фигурки в камин. Некоторые не разбиваются, но большинство - да. Все те, что попали в полено (которое не полено), разбились.
Холли не получает от этого ожидаемого удовольствия. Гораздо приятнее было курить на кухне, где курение всегда было запрещено. В конце концов, она высыпает оставшиеся фигурки из мусорного пакета на покрывало, подбирает несколько осколков, вылетевших из камина, и заворачивает покрывало. Она слышит, как внутри звенят осколки, и это доставляет ей определенное мрачное удовольствие. Она относит покрывало к мусорному контейнеру сбоку от дома и запихивает его в один из баков.
- Вот, - говорит она, стряхивая пыль с рук. - Вот так.
Она возвращается в дом, но не собирается обходить все комнаты. Она увидела то, что должна была увидеть, и сделала то, что должна была сделать. Она и её мать не в расчете, и никогда не будут в расчете, но избавление от фигурок и покрывала было, по крайней мере, шагом к тому, чтобы освободиться от того удушающего захвата. От дома 42 на Лили-Корт ей нужны лишь бумаги на кухонном столе. Она берет их, затем вдыхает воздух. Сигаретный дым тонкий, но есть.
Хорошо.
Хватит воспоминаний; у нее есть важное дело - найти пропавшую девушку.
- Новоиспеченная миллионерша прыгает в свой автомобиль и едет в Упсала-Виллидж, - говорит Холли.
И смеется.
8 февраля 2021 года
1
Эмили рассматривает красное пальто, шапку и шарф Барбары и говорит:
- Какая вы красивая! Нарядная, как подарок под елкой!
Барбара думает: "Как забавно. Женщине по-прежнему дозволяется говорить такие вещи, но не мужчине".
Ее мужу, например. Он ее внимательно рассмотрел, но за это мужчину не обвинишь в ЯТоже68. Тогда пришлось бы обвинить почти всех. К тому же он стар. И безобиден.
- Спасибо, что нашли время для меня, профессор. Мне нужна всего минута. Я надеюсь на вашу помощь.
- Ну, давайте посмотрим, могу ли я вам чем-то помочь. Если это не касается программы писательского мастерства. Пройдемте на кухню, мисс Робинсон. Я только что заварила чай. Хотите чашку чая? Это мой особый купаж.
Барбара - фанатка кофе, пьет его ведрами, когда работает над своим, как ее брат Джером называет, "совершенно секретным проектом", но она хочет оставаться в хороших отношениях с этой пожилой (но очень зоркой) женщиной, поэтому говорит "да".
Они проходят через уютную гостиную и попадают на столь же уютную и хорошо оборудованную кухню. Плита - от "Вульф". Барбара хотела бы такую дома, где она пробудет еще немного, прежде чем отправится в университет. Ее приняли в Принстон. На передней конфорке пыхтит чайник.
Пока Барбара распутывает шарф и расстегивает пальто (слишком теплое для такого дня, но придающее ей идеальный вид), Эми насыпает чай из керамической банки в пару заварочных шариков. Барбара, которая никогда не пила ничего, кроме чайных пакетиков, завороженно наблюдает за происходящим.
Эмили наливает и говорит:
- Дадим ему настояться немного. Всего минуту или около того. Он крепкий. - Она прислоняется узким задом к столешнице и скрещивает руки под едва заметным бюстом. - Так чем я могу вам помочь?
- Ну... дело касается Оливии Кингсбери. Я знаю, что она иногда наставляет молодых поэтов... по крайней мере, раньше...
- Возможно, и сейчас, - говорит Эмили, - но я сомневаюсь. Теперь она очень стара. Вы можете подумать, что я старая - не смущайтесь, в моем возрасте нет необходимости лакировать правду, - но по сравнению с Ливви я - молодежь. Ей уже за девяносто, насколько мне известно. Такая худая, что ее сдует даже слабое дуновение ветерка.
Эм убирает заварные шарики и ставит кружку перед Барбарой.
- Попробуйте. Но сначала снимите пальто, ради всего святого. И садитесь.
Барбара кладет папку на стол, снимает пальто и перекидывает его через спинку стула. Пьет чай маленькими глотками. У него неприятный вкус, с каким-то красноватым оттенком, который напоминает ей кровь.
- Как вам? - спрашивает Эми с ясными глазами. Она садится на стул напротив Барбары.
- Очень вкусно.
- Да, это так, - соглашается Эмили. Она не попивает, а пьет большими глотками, хотя их кружки еще дымятся. Барбара думает, что у женщины, должно быть, кожаное горло. «Видимо, вот что происходит, когда стареешь», - думает она. – «Притупляются ощущения и теряешь чувство вкуса».
- Вы, насколько я понимаю, служительница Каллиопы и Эрато69, - продолжает Эмили.
- Ну, не столько Эрато, - отвечает Барбара и решается еще глотнуть. - Я, как правило, не пишу любовную поэзию.
Эмили издает восторженный смех.
- Девушка с классическим образованием! Как необычно и восхитительно редко!
- Не совсем, - отвечает Барбара, надеясь, что ей не придется выпить всю эту кружку, которая выглядит, как бездонная бочка. - Я просто люблю читать. Дело в том, что я обожаю творчество Оливии Кингсбери. Именно это побудило меня писать стихи. "Совершенно уверен", "Встык", "Сердечная улица"... Я прочла их все до дыр. - Это не просто метафора; ее экземпляр "Сердечной улицы" действительно развалился, отделившись от дешевого переплета издательства «Белл колледж» и разлетевшись по полу. Ей пришлось купить новый экземпляр.
- Она очень талантлива. В молодости она выиграла кучу премий и недавно входила в число претендентов на Национальную литературную премию. Кажется, это было в 2017 году, - Эмили прекрасно помнит, что это было в 2017 году, и она была рада, что победил Фрэнк Бидар. Ей никогда не нравилась поэзия Оливии. - Она живет недалеко от нас и... ага! Картина проясняется.
Входит ее муж, второй профессор Харрис.
- Я собираюсь заправить нашу свежевымытую колесницу. Тебе что-нибудь нужно, моя любовь?
- Кусочек тебя, - говорит она.
Он смеется, посылает ей воздушный поцелуй и уходит. Барбаре не нравится чай, который ей подали (на самом деле она его возненавидела), но ей приятно видеть пожилых людей, которые до сих любят друг друга и выражают свою любовь такими глупыми шутками. Она поворачивается обратно к Эмили.
- У меня не хватает смелости просто подойти к ее дому и постучать в дверь. Мне едва хватило мужества прийти сюда - я почти развернулась.
- Я рада, что вы этого не сделали. Вы украшаете это место. Пейте чай, мисс Робинсон. Или я могу называть вас Барбара?
- Да, конечно. - Барбара делает еще один глоток. Она видит, что Эмили уже выпила половину своей чашки. - Дело в том, профессор...
- Эмили. Вы - Барбара, я - Эмили.
Барбара сомневается, что сможет называть эту глазастую старушку по имени. Рот профессора Харрис улыбается, а в ее глазах мерцает огонек, но Барбара не уверена, что это веселый огонек. Скорее, оценивающий.
- Я пошла на факультет английского языка в колледже Белла и поговорила с профессором Бёркхарт — ну, вы знаете, деканом кафедры...
- Да, я знаю Роз довольно хорошо, - сухо говорит Эмили. - Последние лет двадцать или около того.
Барбара краснеет.
- Конечно, да, конечно. Я обратилась к ней с просьбой познакомить меня с Оливией Кингсбери, и она сказала мне поговорить с вами, потому что вы и миссис Кингсбери - подруги.
"Ливви может думать, что мы подруги", - думает Эмили, - "но это было бы преувеличением. Опасным преувеличением". Но она кивает.
- На протяжении многих лет наши кабинеты соседствовали, и мы были коллегами. У меня есть подписанные копии всех ее книг, и у нее есть подписанные копии моих. - Эмили глотает чай, затем смеется. - Двух моих, честно говоря. Она была гораздо более плодовитой, хотя, насколько мне известно, она ничего не опубликовала в последнее время. Ищете знакомства с ней, не так ли? Я подозреваю, что гораздо большего. Вы хотите, чтобы она была вашим наставником, и это понятно, вы её фанатка и всё такое, но боюсь, вы будете разочарованы. Ум Ливви по-прежнему острый, по крайней мере, насколько я могу судить, но она сильно хромает. Едва может ходить.
Что не объясняет, почему Оливия не появилась на прошлогодней рождественской вечеринке, которую она могла бы посетить со своего компьютера - он у нее есть. Но Ливви (или женщина, которая у нее работает) не отказалась от доставленного эльфами пива и канапе; еду и напитки они взяли с удовольствием. Эмили возмущалась по этому поводу. Как сказал бы Родди, я отметил ее в своей книге. Черными чернилами, а не синими.
- Мне не нужно наставничество, - говорит Барбара. Она делает еще один глоток чая, не поморщившись, а затем касается своей папки, как бы удостоверяясь, что она всё еще здесь. - Чего я хочу, всё, чего я хочу, - это чтобы она прочитала несколько моих стихов. Может быть, всего два, даже один. Мне нужно знать... - Барбара с ужасом осознает, что ее глаза наполнились слезами. - Мне нужно знать, хороша ли я или просто трачу время.
Эмили сидит абсолютно неподвижно и просто смотрит на Барбару. Которая, теперь сказав то, что пришла сказать, боится встретиться взглядом со старушкой. Вместо этого она смотрит в противное варево в своей чашке. Так много осталось!
Наконец Эмили говорит:
- Дайте-ка мне один.
- Один...? - Барбара честно не понимает.
- Один из ваших стихов. - Теперь Эмили звучит нетерпеливо, как и в дни преподавания, когда она сталкивалась с тупицами. Их было много, у нее не хватало терпения на них. Она протягивает руку с голубыми венами. - Тот, который вам нравится, но короткий. Страница или меньше.
Барбара растерянно открывает свою папку. Она принесла с десяток стихов, и все они короткие. Полагая, что если бы миссис Кингсбери согласилась посмотреть (с ничтожной вероятностью, Барбара знает), она бы не захотела смотреть стихи вроде "Регтайм, разорванное время", который занимает почти восемнадцать страниц.