Все это принадлежало юноше, что был его учеником в двух жизнях, его возлюбленным в двух жизнях. Тому, кто в обеих жизнях использовал свою кровь и плоть и опустился на самое дно ради того, чтобы сохранить необъятную чистоту души одного невинного дурака.

На всю его оставшуюся жизнь.

Горная тропа казалась бесконечной, снег скрипел под ногами.

Вдали показалась полуразрушенная хижина. Когда Чу Ваньнин остановился перед этой ветхой лачугой, кончики его пальцев дрожали. Ведь было очевидно, что перед ним лишь ведущие в заброшенный двор небольшие деревянные ворота, но сейчас они казались совершенно недостижимой целью и открыть их было тяжелее, чем врата в Царство Демонов. Его кадык судорожно дернулся, кровь забурлила в жилах.

Чу Ваньнин чувствовал себя закаменевшим деревом. Несколько раз он поднимал руку, но каждый раз, едва коснувшись ворот, опускал ее.

— Ох, если не толкнешь эту дверь, — сказал дракончик, — тогда давай я сам, я…

Ворота распахнулись.

Вот только открыл их не Чу Ваньнин и не маленький дракон.

Одна из створок изначально была слегка приоткрыта, и, вероятно, свежий горный ветерок настолько проникся сочувствием к разлученным влюбленным, что не стерпел печали господина и со скрипом распахнул деревянную дверцу.

Чу Ваньнин застыл перед домом.

Тростниковая хижина была перед ним как на ладони. В это время года деревья еще не очнулись от зимней спячки и их ветки все еще были укрыты тонким снежным покрывалом. Когда дул ветер, подхваченные им снежинки парили в воздухе, словно лепестки яблони. Рассеиваясь в золотых лучах утреннего солнца, они ложились на землю и укрывали плечи Чу Ваньнина тонким кисейным покрывалом.

Услышав движение за спиной, Чу Ваньнин на мгновение замер, а затем медленно обернулся.

Свет и тень двигались, тесня друг друга. На мгновение показалась, что весна вернулась на землю и мир наполнился ярким светом и красками, словно в разгар самого жаркого лета.

Все, что Чу Ваньнин до этого не слышал: свист ветра, шорох падающего снега, ласкающий звук шелеста ветвей, — все это в ту же минуту обрушилось на него. Словно бурлящий прилив, все сущее человеческого мира хлынуло назад, возвращаясь в его сердце, разум и душу.

Он хотел броситься вперед, но продолжал стоять на месте. Все его тело словно налилось свинцом и было сковано льдом, так что он не мог даже пошевелиться. В этот момент, совсем как много лет назад, уши Чу Ваньнина, казалось, вновь наполнил громкий стрекот цикад под Пагодой Тунтянь.

Само собой, это ведь было лучшее время в жизни Мо Жаня.

Этот чистый и прекрасный юноша подошел к прислонившемуся к дереву старейшине Юйхену: к истоку всего, к той самой изначальной точке, где по воле судьбы жизни этих двух людей переплелись.

— Чу Ваньнин…

Маленький дракон ткнул его в бок.

Чу Ваньнин с трудом пришел в себя, но в горле все еще стоял ком, так что он не мог произнести ни слова.

Очень медленно он пошел к человеку, стоящему под сухим деревом: к своему последнему пристанищу[310.8], к завершению боли и страданий двух жизней, к их финалу[310.9].

Холодный ветер запутался в уныло шелестящих ветвях. Пройдя сквозь дым бесчисленных пожаров войны и сигнальных костров, Чу Ваньнин наконец остановился перед этим человеком.

Совсем как много лет назад, в расцвете юности, Мо Вэйюй вновь застыл перед Чу Ваньнином. Вскинув голову, он смотрел на него и улыбался.

— Господин бессмертный, господин бессмертный!

Голос из прошлого до сих пор звучал в его ушах, хотя прошло две жизни, прежде чем судьба даровала им эту новую встречу.

— Я так долго наблюдаю за вами, почему вы меня не замечаете?

В уединенной горной долине свет зари был чист и прозрачен. Казалось, в этом мире остались лишь они, а все остальное исчезло.

На плечи Мо Жаня была наброшена теплая мантия. Лицо все еще казалось слишком бледным, как у выздоравливающего после тяжелой болезни.

Он смотрел, как на фоне утренней зари Чу Ваньнин приближается к нему, и чем ближе он подходил, тем большей нежностью сияли его черные как смоль глаза.

— Учитель…

Ветер стих. Сквозь прореху в облаках выглянуло утреннее солнце и осветило этот залитый кровью мир.

— Я видел странного демона, а потом со мной случилось кое-что интересное. И еще я хочу сказать тебе…

Судный день, с его смутой и тревогами, остался в прошлом.

Много лет спустя там, где сегодня утром лилась кровь… возможно, распустятся новые цветы сливы.