Изменить стиль страницы

— Образцовый наставник! Наставник!

Он услышал, что кто-то громко зовет его. Сознание медленно возвращалось.

Когда Чу Ваньнин открыл глаза, какое-то время его взгляд был совершенно пуст. Казалось, внутри его глаз медленно оседали дым и пыль двух прожитых жизней. На короткий миг ему показалось, что он вернулся на Пик Сышэн, в один из коротких зимних дней, и его разбудил послеобеденный галдеж учеников. Но потом в его сердце закралось сомнение, а не оказался ли он снова в темном и холодном Дворце Ушань и это стоящий рядом с кроватью Лю Гун вздыхает и зовет его вновь вернуться в мир людей.

Прошло довольно много времени, прежде чем его взгляд прояснился. Когда карие глаза обрели фокус, он окинул взглядом окруживших его заклинателей. С небес на землю медленно падал снег. Затянувшаяся ночь почти испустила последний вздох, и в глубине облаков уже можно было разглядеть первые проблески зари.

Чуть прикрыв глаза, он хрипло позвал:

— Мо Жань…

Казалось, тот дорогой его сердцу мертвый юноша откликнулся на его тоску, а может, его одержимость им была так глубока, что Чу Ваньнин начал бредить… Но внезапно он заметил несколько искрящихся золотисто-алых нитей, которые, просочившись сквозь щель во Вратах Жизни и Смерти, взмыли в залившиеся румянцем небеса и умчались куда-то вдаль…

Что это?!

Чу Ваньнин резко распахнул глаза, но не из-за криков стоящих вокруг людей, а из-за этих золото-алых нитей.

Что… что это могло быть?!

Эти странные лучи зажгли в его сердце почти угасшую надежду, и он, собрав остатки сил, без чьей-либо помощи молча поднялся на ноги. Спотыкаясь, Чу Ваньнин бросился следом за ускользающими нитями света. За его спиной послышались встревоженные голоса людей:

— Образцовый наставник Чу…

К этому моменту грязь и песок были полностью смыты, и все признали, что Мо Вэйюй не был преступником. Вот только цена этого посмертного очищения была слишком высока, да и был ли теперь в нем хоть какой-то смысл?

Впрочем, Мо Жань и раньше никогда не заботился о том, что будут думать о нем люди, очистит ли он себя или испачкает в грязи, сойдет с ума или станет жертвой собственной одержимости. То же касалось и Чу Ваньнина. Эти двое стремились лишь к тому, чтобы в их собственных сердцах не осталось места для сожалений.

— Учитель!

Сюэ Мэн хотел последовать за ним, но не успел сделать и пары шагов, как услышал за спиной взволнованный ропот.

Там, где стояли целители Гуюэе началась суматоха и послышались испуганные крики:

— Глава! Глава, что с вами?!

Ошеломленный Сюэ Мэн резко развернулся и, растолкав толпу, увидел, что Цзян Си в изнеможении рухнул на заснеженную землю. Под его телом тут же образовалась целая лужа крови.

— В чем дело?! — послышался гневный рев старейшины из Гуюэе. — Только что ведь все было хорошо?! Как же так?!

Один из учеников робко указал на ужасный рубец на животе Цзян Си.

— Это… до этого его ведь ударило водное острие Великого Потока? Глава опасался, что ситуация может выйти из-под контроля, поэтому никому ничего не сказал…

В воздухе витал слабый запах крови. В предрассветной дымке вновь вернувшегося к равновесию смертного мира Цзян Си рухнул на землю и в этом обновленном мире со спокойной душой закрыл глаза.

— Скорее, лечите его рану!

— Что вы застыли?! Спасайте его!

Разум Сюэ Мэна пребывал в смятении, в голове царил хаос. Пошатываясь, он с трудом стоял на ногах, все еще сжимая в руке Сюэхуан, который дал ему Цзян Си. Повернув голову, он увидел стремительно удаляющийся силуэт Чу Ваньнина. Ему так хотелось догнать его, но он не смог сдвинуться и на шаг, а просто как подкошенный упал на колени и зарыдал.

Он не знал, как отыскать свое место в этом бескрайнем мире, где больше не было любви и ненависти, дружбы и вражды. В этом воспрявшем мире больше не было старых друзей, готовых идти с ним вместе по жизни. Остались в прошлом времена юности, когда, упиваясь гордыней и руководствуясь лишь собственными желаниями, они стремились стать героями, опираясь лишь на силу своего меча. Теперь он обречен в одиночку странствовать по дорогам этого бренного мира и не может вернуться назад.

А на заснеженных просторах горы Цюншань[310.4] Чу Ваньнин наблюдал, как золотисто-алые сияющие нити пронеслись по небосклону и устремились к отдаленным горным вершинам…

«Поверь, я сделаю все возможное, чтобы вновь увидеть тебя.

Я буду ждать тебя в другом мире».

Внезапная дрожь прошила все его тело. Чу Ваньнин все еще не осмеливался давать волю своим мыслям и питать слишком большие надежды до тех пор, пока он своими глазами не увидит правду.

В этот момент утреннее солнце пронзило мрак Великой Бездны и восстало из холода прошлой ночи. Прорвавшись сквозь линию горизонта, золотое сияние брызнуло во все стороны и затопило равнины и кручи, спуски, подъемы и крутые изгибы горной дороги.

Взошло солнце, первые малиновые лучи озарили бескрайнее людское море. Огненное ярило спешило одарить золотом всех выживших после великого бедствия.

Наблюдая за восходом солнца, Чу Ваньнин крутил между пальцев талисман призыва.

— Заклятие Парящего Дракона! Шэнлун… я призываю тебя!

Вспыхнул золотой свет. Горы огласил протяжный рев. Светоносный бумажный дракон прорвался сквозь метель и вьюгу, чтобы явиться пред очами своего хозяина. Его огромное тело легло вокруг него кольцами, а голос был подобен звуку колокола.

Когда этот шаловливый дракончик увидел, что мир смертных прекрасно сохранился, то на радостях не смог удержаться от того, чтобы снова подшутить над своим хозяином:

— Снова тишь да гладь?

— Хм.

— Все закончилось?

— Хм.

Бумажный дракон стал еще счастливее. Стремительно воспарив в небо, он сделал пару сальто в воздухе, прежде чем опуститься на землю и, уставившись на хозяина, привычно подначить его:

— Да, кстати, Чу Ваньнин, а почему ты, как всегда, один?

Чу Ваньнин спокойно стоял на холодном ветру. Снежная крупа с шорохом падала с небес на его длинные ресницы. Он не мог отбросить мысли о том, что Мо Жань сказал ему при расставании, и чувствовал, что сердце его стучит, как боевой барабан. После долгого молчания он поднял голову и сказал улегшемуся кольцами бумажному дракону:

— Отнеси меня в одно место.

— Куда?

Когда Чу Ваньнин вскочил ему на спину, огромный дракон тут же взмыл навстречу метели, оставив позади укрытую снегом заледеневшую землю. Исполненное величия восходящее солнце сияло все ярче. На рассвете, который наконец наступил, он сказал дракону:

— Летим на гору Наньпин. Я хочу увидеть его.

Зловредный дракон[310.5], который настроился нести всякую чушь, вскинул голову и растопырил усы, но в итоге так больше ничего и не сказал.

На самом деле он прекрасно понимал, куда собирался вернуться его хозяин и кого хотел там найти. Прежде чем они совершили рывок в небеса, под грозный рык дракона Чу Ваньнин оглянулся и окинул взглядом раскинувшиеся под ними горы и реки.

По бескрайнему небу плыло множество облаков. В погоне за золотисто-алым светом с заснеженной дороги Куньлунь он наконец примчался сюда… в этот далекий край, где только что прошел моросящий дождь[310.6].

Мо Жань пообещал, что сможет вернуться. Поэтому он поверил ему и отправился в то место, где они расстались, чтобы встретиться с ним вновь.

— Как думаешь… те золотые лучи могут быть его вернувшимися душами?

Заложив вираж в пелене облаков, светоносный дракон проворчал себе под нос:

— Ты меня спрашиваешь? А у кого тогда мне спросить?

— Как думаешь, эти души смогут вернуться в его тело?

Дракон неохотно ответил:

— Возможно…

Вскоре на горизонте показалась гора Наньпин. Казалось, Чу Ваньнин был точно уверен, что эти золотисто-алые лучи непременно вернутся именно сюда, поэтому без колебаний приказал оседлавшему ветер дракону принести его в это место. Они приземлились на опушке бамбуковой рощи в самом сердце горы Наньпин.

— Человек, которого ты ищешь, здесь?

Чу Ваньнин не ответил. Спустившись с дракона на землю, он почувствовал себя так, словно на его сердце упал тяжелый камень, из-за которого он не может даже дышать.

— В этом месте я оставил нетленное тело Мо Жаня, — его пальцы невольно задрожали, — значит, если его душа сможет вернуться, тогда…

Сначала он хотел сказать, что тогда он обязательно встретит его здесь, но хотя эти слова вертелись у него на языке, он так и не смог произнести их вслух.

А что если его здесь не будет?

Он все еще хотел сохранить этот лучик надежды, но не мог твердо озвучить свое заветное желание.

Вот только сердце бумажного дракона было создано из травы и дерева, поэтому, покачав головой, он спросил:

— А если он не вернется?

— …

— А если те золотые лучи рассеются, прежде чем достигнут этого места?

— …

— А если…

Чу Ваньнин резко обернулся. Хотя его взгляд был очень злым, но глаза предательски покраснели:

— Тогда я сожгу тебя и похороню вместе с ним.

— Ой-ой, страшно-то как! — заскулил светоносный дракон, и его огромное тело превратилось в крохотную змейку, усевшуюся на плечо Чу Ваньнина. Своей головой он игриво боднул хозяина в щеку.

Прекрасно зная характер Чу Ваньнина, дракончик, естественно, и не думал воспринимать его угрозу всерьез.

— Судя по выражению твоего лица, мне почему-то кажется, что это ты хочешь быть похороненным вместе с ним, — со вздохом посетовал он и погладил затылок Чу Ваньнина кончиком хвоста.

— Что ты делаешь?

— Боюсь, если я не почешу[310.7] тебя, ты прямо сейчас упадешь замертво, — маленький дракон снова вздохнул и хлопнул лапками по своему хвосту. — Не нравится мне выражение твоего лица.

— …

— Сейчас ты похож на игрока, который заходит в казино, чтобы поставить на кон все заработанные за жизнь сбережения.

В кои-то веки Чу Ваньнин не стал спорить с ним и просто закрыл глаза.

Маленький светоносный дракон сказал, что это все, что он накопил за свою жизнь, но на самом деле это были не его сбережения.