Глава 28. ВЫЖИМАТЬ ИЗ СТАРОГО
Звените старое, звените новое, Звените счастливые колокола, по снегу! Год уходит, пусть уходит; Звони в ложное, звони в истинное.
-TENNYSON
"Ты уже стар, отец Уильям, - сказал юноша, - и твои волосы стали совсем белыми; И все же вы постоянно стоите на голове... Как вы думаете, в вашем возрасте это правильно?"
-Л. КЭРРОЛЛ
"Непрерывность разрушилась", - писал Жюль Мелин о меняющемся мире вокруг него. "Это уже не эволюция, а настоящая революция, которая совершается и идет своим путем". Оглядываясь на те годы, фольклорист Андре Вараньяк утверждал, что Франция последней четверти XIX века пережила настоящий кризис цивилизации). Традиционные аттитюды и традиционные практики рухнули, но они рушились и раньше. После 1880 г. важно было, чтобы на их место не пришли новые, созданные на основе опыта местного сообщества. Распад и отказ от слов, обрядов и моделей поведения вряд ли были чем-то новым. Новым и поразительным, по словам Вараньяка, было отсутствие самодельных заменителей: смерть самой традиции.
Вараньяк был прав. Некоторые французские крестьяне и сегодня сеют в новолуние и обрезают деревья на убывающую луну, но общее утверждение должно быть верно только в общем случае. Конец века ознаменовался повальным разрушением традиционных укладов. Не случайно именно на этот период пришелся всплеск интереса к фольклористике. Серьезные исследования фольклора начались только в 1870 году, а один из великих французских фольклористов Поль Деларю назвал 1879-1914 годы своим золотым веком. Большинство крупных журналов, посвященных этим исследованиям, были основаны в этот период: "Revue celtique" и "Revue des langues romanes" в 1870 году, "Romania" в 1872 году, "Mélusine" в 1877 году. Другие значимые издания жили только в этот период: La Tradition (1887-1907), Revue du tradition-nisme francais et étranger (1898-1914), Revue des trad: tions populaires Поля Себильо (1888-1919), которые жили и умерли вместе с ним.
В 1880-х годах были созданы специальные фольклорные коллекции, которые со временем привели к появлению Музея этнографии и Музея народного искусства и ремесел". Исследования, проведенные Себильо, открыли возможности совершенно новой области. В 1895 году Общество национальной этнографии и народного искусства приступило к изучению не только литературного фольклора, который был, но и народное искусство, предметы и техники. Крестьяне изучались как исчезающая порода, их культура препарировалась, а сентиментальная ценность росла. От Жорж Санд до Мориса Барреса писатели воспевали благородного крестьянина, как в прошлом веке воспевали благородного дикаря. На наборах фотооткрыток появились сцены, которые незадолго до этого едва ли заслуживали внимания: соломенные домики, крестьяне, косящие сено, праздники урожая, крестьяне в национальных костюмах.
Но если все те, кто сожалел об утрате старых традиций и стремился запечатлеть и сохранить память о них, то многие другие радовались их уходу и делали все возможное, чтобы ускорить его. Выступая в Кагоре в 1894 г., сенатор Жан Маке, движущая сила престижной Лиги образования, энергично выразил господствующее мнение: "Пусть каждый умирающий день уносит с собой остатки, обломки умерших убеждений "*. И каждый день уносил, и уж точно каждый год. Уже не сеятель, начинающий работу на своем поле, сначала бросает горсть семян в воздух: "Voild pour Le Bon Dieu", другую - в изгородь: "Voila pour les rats, rates, et ravons", и только потом одну - на землю: "Voici pour moi!". Ни в Пьеркуре, ни в Бланжи-сюр-Бресле, между Дьеппом и Аббе-вилем, человек, чей виноград созрел первым, больше не отдавал гроздь в церковь, чтобы ее вложили в руку Богородицы; не сохранился этот обычай и для первой грозди конопли и льна в окрестностях Киберона. Ближайшие причины были разными - филлоксера в Пьеркуре, политический конфликт в Кибероне, - но глубинные причины были одинаковыми. Обычаи отжили свой век. В Одьерне (Бретань), где на рубеже веков были отменены жестокие, но красочные обряды посвящения в мальчики из хижин, винили "волну чужаков и туристов", но в той же фразе признавалось, что местность "потеряла свою былую сплоченность".
В Луаре исчезло множество обычаев ухаживания и заключения брака. Ухаживание в поле (bergerer, или aller a la bergére) прекратилось, поскольку все меньше девушек выходило пасти овец и скот, и особенно когда поля стали огораживать. От ритуала прятать будущую невесту, которую жених и его друзья должны были разыскать, похитить и красиво отвести в церковь, отказались в Ноайли, когда в 1885 г. девушка задохнулась в шкафу; но этот обычай уже давно прекратился в Сен-Жермен-л'Эспинассе, более крупной и менее изолированной деревне неподалеку, где он, похоже, был отменен еще в 1870 году. Точно так же обстояло дело и с петрадами (стрельбой из пушек), которые были прекращены на свадьбе в Сен-Жермене в 1870 г., но продолжались еще 15 лет в Ноайли. И в Ноайли, и в Сен-Жермене дольше сохранялся более простой и менее неприемлемый для общества свадебный куш: невесте дарили веник, моток или семена для посева как напоминание о ее обязанности трудиться. Эта практика сохранилась до начала ХХ века, когда невесты стали считать ее унизительной. В Босе, где невестам преподносили дистаф прямо в церкви, южная девушка, вышедшая замуж в 1896 г. в семью из Ауно (Эвр-и-Луар), первой отказалась принять его. Некоторые довольно грубые обычаи продержались на удивление долго. Например, сцены couvade, когда отцы ложатся в постель накануне родов, отмечались в Морване еще в 1905 г., но они все больше воспринимались как гротескные".
a
;
Изменение культур, орудий труда и условий также повлияло на обычаи. Вейлы, как мы знаем, исчезли отчасти потому, что люди могли позволить себе освещать и обогревать собственные дома. Наличные деньги и машины положили конец обычаям натуральной оплаты, как, например, одиннадцатый тюк каждому работнику, занятому сбором урожая. Примерно после 1900 г. мы слышим, что работодатели предпочитали платить за выполненную работу. В Эльзасе, Аубе и других частях Франции, где новобрачных привязывали к плугу в ритуале плодородия и труда, этот обычай исчез с появлением более тяжелых плугов нового образца. В Маконне, где до филлоксеры все возможные участки земли были засажены виноградом, зимой группы крестьян собирали отмершие листья и вереск для использования в качестве подстилки в хлевах; этот обычай, Ja feuillée, был оставлен на рубеже веков, поскольку более сбалансированное земледелие и улучшение транспортной системы сделали доступными более подходящие ма-териалы. Патентованные лекарства и аптекарские товары заменили традиционные травы и средства. Старики в Воклюзе рассказывали Лоуренсу Уайли в 1957 г., что они знали старые средства лечения, но теперь, "когда мы болеем, мы идем к врачу".
С прекращением масштабного выращивания льна и конопли перестали исполняться и связанные с ними песни, а вслед за ними и другие произведения. Пение, питье и танцы, сопровождавшие обмолот зерна, пережили появление механических молотилок (manéges), приводимых в движение волами или лошадьми (около 1880-х гг. в Верхней Бретани), но угасли с распространением в конце 1890-х гг. молотилок с механическим приводом (batteries 2 la mécanique).1° Праздники урожая, некогда повсеместные, исчезли. "Когда все было готово, наступало облегчение, и люди праздновали. Сегодня все делается быстро и с меньшей усталостью". Поэтому больше нет пиров, сопровождающих возвращение последней груженой телеги, нет ликования вокруг последнего снопа пшеницы, нет праздничного букета, преподносимого жене фермера, нет pare-scéye, parsote, gerbaude, raboule.
Вместе с ними были утрачены и навыки, связанные с подобной практикой: как связать сноп пшеницы, как заплести соломенную куклу, которую дарили хозяйке, или соломенный факел, используемый в некоторых церемониях ("заплести его было целым искусством, ни слишком податливым, ни слишком тугим"), как построить из сухого камня или саманной глины, как покрыть крышу соломой. Мужчины освоили незапамятные, привычные, повторяющиеся жесты: копать, сеять, рубить серпом или косой, точить, носить, складывать, молотить - работа, столь же инстинктивная и искусная в своем роде, как и мастеровой труд. Им приходилось осваивать новые жесты, соответствующие новым способам и новым орудиям труда, и отучаться от старых жестов, которые теперь считались неприличными, например, от сплевывания и жевания табака.
На их место пришли новые жесты, новые условности: катание на велосипеде, скручивание сигарет, завод часов или их консультирование. Одевание и раздевание с частотой - это очень недавняя привычка? Еще одна привычка - смотреться в зеркало. Как и умывание, особенно мытье волос. Искусству катания на лыжах горцы научились в 1890-х - начале 1900-х годов. В 1899 году офицер альпийского корпуса подарил священнику Валь д'Изера пару лыж. Вскоре жители окрестных деревень научились делать свои собственные из местной древесины: лиственницы, березы, ясеня. К 1913 году каждая семья, посещавшая воскресную мессу, имела определенный участок церковной стены, где складывала свои лыжи.
Менялись обычаи, вместе с ними менялись и традиции. Появлялись национальные обряды, повторяемость которых делала их традиционными. Некоторые из них, как, например, праздник императора, не успели устояться, другие, как, например, праздник Четырнадцатого июля, живы до сих пор. Менее чем через столетие после 1870 года все гражданские церемонии во Франции носили не местный, а национальный характер. На более частном уровне праздничные обычаи развивались аналогичным образом: белые платья при заключении брака, подарки на Пасху, рождественские елки очень быстро превратились в незапамятные обычаи, хотя в большинстве мест они датируются менее чем столетием назад.'* "Традиции" двадцатого века новее, чем многие думают.