Изменить стиль страницы

Сегодня нужно очень постараться, чтобы представить себе такую систему образования, в которой и учитель, и ученик не знали материала, с которым имели дело, и в которой способность рисовать буквы или произносить их полностью перевешивала способность к пониманию. Буквы, слова и предложения превращались в формулы и заклинания. "Ни один ребенок не понимает того, что он читает", - сообщал школьный инспектор из Вара в 1864 году. А в Бретани инспекторы отмечали, что, хотя дети читают достаточно бегло, "ни один ребенок не может дать отчет о прочитанном или перевести его на бретонский язык; следовательно, нет никаких доказательств того, что он что-то понял". В таких условиях латынь была не сложнее и не понятнее французского, и многие смышленые деревенские дети "выучили" латынь таким образом и вышли из школы, набив руку на Священном Писании, статьях и катехизисе, "дребезжа на латыни, как фонограф, не понимая ни слова", и умея писать четырьмя разными руками, чем произвели большое впечатление на своих неграмотных родителей.

Большинство из них просто заучивали наизусть. В 1864 г. в Соинь (Воклюз) школьная администрация сообщила, что ежегодно до 40 девочек принимались в школу на несколько месяцев - ровно настолько, чтобы выучить катехизис, повторяя его наизусть, и принять первое причастие. Тринадцать лет спустя в Привасе (Ар-деш) почти половина детей была зачислена в школу только с этой целью. От Людовика XVI до Людовика Наполеона слова одного из корреспондентов Грегуара продолжали звучать, хотя и все реже и реже: "Образование в сельской местности сводится к тому, чтобы ученики могли помогать своим пасторам по воскресеньям и праздникам петь хвалу Богу на непонятном им языке".

Неудивительно, что в таких условиях внеклассное чтение продолжало оставаться редкостью. В 1864 г. опрос показал: "очень мало" (Воклюз); "местная газета, письмо, молитвенник" (Дуб); "никто не думает читать в сельской местности" (Ланды); "вкуса к чтению нет" (Лот-и-Гаронна); то же самое в Басс-Пиренеях. Что касается письма, то оно встречалось еще реже. "Чтобы написать несколько страниц, нужна натренированная рука", - писал Грегуару в 1791 г. священник из Дордони". Через два поколения мало кто мог написать хотя бы несколько слов. Дети выходили из школы, умея мучительно продираться сквозь заросли букв, но лишь немногие были обучены письму. Письменность была той ступенью обучения, к которой стремились немногие, тем более что за нее требовалась более высокая плата.

Я процитировал отчеты школьных инспекторов. Они появились в 1833 году в рамках закона, введенного Франсуа Гизо, тогдашним министром народного просвещения. Этот закон заложил основы народного школьного образования. Он обязывал каждую коммуну или группу соседних коммун создать и содержать как минимум одну начальную школу; подтверждал нормы компетентности преподавателей, установленные королевским указом 1816 г., и запрещал работу школы без официального свидетельства о соблюдении этих норм; предписывал каждому департаменту создать самостоятельно или совместно с соседними департаментами нормальную школу для подготовки учителей начальной школы; и это дало быстрые результаты. Если в 1833 г. во Франции было 31 420 школ, в которых обучалось 1,2 млн. детей, то к 1847 г. количество школ удвоилось, а число учеников увеличилось почти в три раза. За тот же период число норманнских школ увеличилось с 38 до 47. Последнее обстоятельство имело свое значение. Мы должны понимать, что основная масса учителей государственных начальных школ середины 1880-х годов, скорее всего, вышла из этих нормальных школ Июльской монархии, и что, пусть медленно, но их подготовка и качество образования в результате этого улучшились.

Мы видим, что мера Гизо была важной. Однако не стоит переоценивать ее эффективность. Обычные школы продолжали давать лишь элементарную подготовку. Школы", как мы видели, различались по грандиозности и оснащенности, но в основном в сторону уменьшения. К ним (я говорю о сельской местности) добавлялись еще специальные учреждения религиозных орденов, например, беатов из Верхней Луары и Ардеша, которые не могли научить своих подопечных читать, но были очень эффективными няньками и радушными хозяйками на женских посиделках, где вышивали, сплетничали и молились. Кроме того, существовали неофициальные, или "подпольные", заведения. В 1850-х годах в зимние ночи местный житель собирал группу платных учениц. В 1880 г. школьный инспектор Ванна (Морбиан) сообщил об обнаруженной им подпольной школе, в которой более 40 девочек от трех до тринадцати лет теснились в крошечной комнате, уже заставленной шкафом, кроватью и сундуком. Женщина, содержавшая школу, не учила их "ни чтению, ни письму, ни французскому языку. Только катехизис и молитвы на бретонском языке, да песни на латыни для девочек побольше". В 1881 г. беаты все еще процветали в Велае и Виваре, к большому возмущению местных властей. Хотя в 1882 г. они были официально ликвидированы, Ардуэн-Дюмазе обнаружил, что на рубеже веков они продолжают действовать, и заявил, что без приюта, который они предоставляли женщинам для работы, а детям для занятий катехизисом, долгие зимы были бы невыносимо тоскливыми".

Что касается государственных школ, то официальные данные о посещаемости вряд ли заслуживают доверия. Во-первых, утверждения, сделанные в 1840-х годах, равны более достоверным данным, появившимся в 1860-х годах. А во-вторых, при составлении статистики никто не задумывался о девочках. Если девочки не получали домашнего образования - что было не так уж часто в широких массах, - их оставляли на произвол судьбы, что часто означало отсутствие школы. В 1867 году был принят закон, обязывающий каждую коммуну с населением 500 душ и более иметь школу для девочек, но он предусматривал определенные исключения, в результате чего к концу 1870-х годов половина коммун во Франции все еще не имела таких учреждений.

Несмотря на все эти недостатки, начиная с 1833 г. правительство, опираясь на постоянно растущие корыстные интересы, стремилось к развитию и снижению уровня народного образования. В целом по стране призывники, попавшие под действие закона 1833 г., показали гораздо меньший уровень неграмотности, чем их предшественники. И в таком неграмотном департаменте, как Коррез, изменения были столь же очевидны. Доля призывников, владеющих навыками чтения, выросла с 14,3% в 1829 г. до 31,9% в 1855 г., 34,8% в 1860 г., 41% в 1865 г., 50% в 1868 г. и 62% в 1875 г.'* К 1863 г. только пятая часть детей в возрасте от семи до тринадцати лет не получала никакого образования. Мы хотим знать, какого рода обучение проводилось и кто его получал. Факты свидетельствуют, да и здравый смысл тоже, что в городах было больше школ, чем в сельской местности, что эти школы регулярно посещало больше местных детей и что качество обучения в них было выше. К 1876 г. из 4,5 млн. детей школьного возраста около 800 тыс. не были записаны ни в одну школу. Большинство из них принадлежали к сельским коммунам, а многие из тех, кто был зарегистрирован, практически не посещали занятия". В этом и заключалась главная проблема.

Следующие большие перемены произошли в 1880-х годах. Они могли бы произойти и раньше, если бы министр образования Виктор Дюрюи успел развить планы, разработанные им в 1867 году. Но он этого не сделал, и большинство его инициатив так и остались в стадии проектов. В 1881 году все сборы и плата за обучение в государственных начальных школах были отменены. В 1882 г. было введено обязательное посещение государственной или частной школы. В 1883 г. каждая деревня или село, в которых проживало более 20 детей школьного возраста, должны были содержать государственную начальную школу. В 1885 г. были выделены субсидии на строительство и содержание школ, а также на оплату труда учителей. В 1886 г. была введена программа преподавания начальных дисциплин, а также подробно разработаны положения об инспекции и контроле.

Заметим, что принятие этой политики совпало с огромными расходами по плану Фрейсине. К миллионам, потраченным на строительство дорог, добавились огромные суммы на школы: 17 320 школ должны были быть построены, 5 428 расширены, 8 381 отремонтированы. Созданный в 1878 г. школьный фонд за семь лет выделил 311 млн. франков в виде субсидий и еще 231 млн. франков в виде займов. При этом бюджет на народное образование вырос с 53 640 714 франков в 1878 г. до 133 671 671 франка в 1885 г., что было достаточно для того, чтобы деньги потекли по стране и убедили нерешительных людей в достоинствах новой политики.

В некоторых регионах Франции педагогам пришлось потрудиться. К югу от линии, обозначавшей лучшие и худшие районы в области начального образования, - диагонали, идущей от Сен-Мало до Женевы, - в 1881 г. в 16 департаментах с населением 6,5 млн. душ уровень неграмотности среди призывников превышал 20%; в девяти из них он колебался от 26,1% (Коррез) до 41,3% (Морбиан)"° Даже эти цифры на несколько процентных пунктов занижали степень неграмотности. В них не учитывались мужчины, не являвшиеся призывниками. В них не учтены женщины, уровень неграмотности которых был гораздо выше, чем у мужчин. При этом не делалось различий между городской и сельской местностью, чтобы показать, что даже в самых отсталых регионах - Нижней Бретани, центре от Шера до Дордони и Ардеша, Пир-не - сельская местность была неизменно хуже. В том же 1881 году учителя в Лоте сообщали, что в их коммунах семь человек из десяти были неграмотны, и только один из трех, умевших читать, мог также писать, и то "очень плохо". К началу века грамотность призывников в Финистере была не намного ниже средней по стране. Но при обследовании группы в Шатолене призывная комиссия обнаружила, что примерно каждый третий мужчина из Плейбена, Шатонефа, Уэльгоата и Карха неграмотен".