Глава 20

Красная королева.

Кингсли первым шагнул в темноту и какофонию. Он снова потянулся к ней, но она не взяла его за руку. Сама, без его помощи и без страха, она переступила порог и встала рядом с ним. Музыка гремела из динамиков размером с гору. Она узнала песню. Это была одна из любимых песен Кингсли, идеальная партитура для сопровождения соблазнения, избиения, признания и отпущения грехов в постели.

Время замедлилось, когда они спускались по лестнице в яму внизу. В промежутках между вспышками синего и красного она видела, как зрачки Кингсли расширяются, привыкая к слабому освещению. Его губы слегка приоткрылись, и она увидела, как его грудь вздымается при вдохе. На его лице, красивом, внушительном, неулыбчивом, было выражение солдата—ветерана, идущего в бой. Бдительный и бесстрашный.

Нора подняла глаза и увидела Гриффина на выступе балкона VIP—бара, смотрящего на нее сверху вниз и наблюдающего за каждым ее движением. Он послал ей воздушный поцелуй. Госпожа Ирина, русская госпожа Кингсли, тихонько отошла от мужчины, стоящего на коленях на скамейке, и встала рядом с ней и Кингсли. Знак верности, который никто не пропустит. Троица пошла дальше, направляясь к лифту, который должен был доставить их в VIP—бар. Все, что могло случиться, произошло бы за эти сто шагов между лестницей и лифтом. Она чувствовала, что все вокруг нее знали это. Они ждали, все до единого. Ожидая того, что должно было произойти. Она узнавала каждое лицо в толпе, а это означало, что все лица в толпе узнавали ее. Кингсли дал понять всему миру, что девушки по имени Элеонор Шрайбер больше не существует и ее место заняла женщина по имени госпожа Нора.

Лица, наблюдавшие за ней, ухмылялись и закатывали глаза. Но с ними никто не говорил. Их никто не остановил. Кингсли продолжил, и толпа, как всегда, расступилась перед ним. Никто не посмеет бросить вызов королю. Одним словом, он мог изгнать любого из городского БДСМ—сообщества. Они будут персонами нон грата, им будет отказано в игре в каждом клубе города. И это было наказанием за первый удар. Если кто—то и осмеливался разозлить Кингсли Эджа, то никогда не делал этого дважды.

Был шанс, мизерный шанс, что они доберутся до лифта, и никто ее не остановит. Они уже были на полпути к цели. В пятидесяти шагах. Она проделывала это путешествие бессчетное количество раз, Сорен вел ее сквозь толпу, ее голова была опущена в молчаливом подчинении. Теперь она шла с высоко поднятой головой рядом с Кингсли, а не позади него. Равные. Сорок шагов. Тридцать пять. Почти на месте.

Нора увидела Миледи в толпе, стоящей рядом с огромным мужчиной. Он склонился к ней, и она что—то прошептала ему на ухо. Казалось, никто больше не видел, что происходит. Никто, кроме Норы. Она знала, что это значит, что означают эти шепотки. Ни за что, черт возьми, Нора так легко не добралась бы отсюда до лифта.

Мужчина выпрямился и встал у них на пути, перегораживая путь между троицей и лифтом. Все трое остановились, потому что так было нужно. Толпа окружила их, наблюдая. Миледи стояла в стороне, улыбаясь.

Музыка смолкла.

— Bonsoir, — сказал Кингсли, глядя на гору. В нем было шесть футов шесть дюймов, он был на дюйм выше Кингсли и Сорена. У него было телосложение профессионального тяжелоатлета, вышибалы в ночном клубе, полузащитника: одни плечи без шеи. Нора прикинула его вес в триста пятьдесят фунтов — сплошные мускулы и никакой жалости.

— Кто эта новенькая? – спросил парень под кличкой Несломленный.

— Прояви немного уважения, Трент. — Госпожа Ирина так и не избавилась от русского акцента, и от этого каждое произносимое ею слово звучало вдвойне устрашающе. То, что она назвала его настоящим именем, Трент, а не прозвищем, означало, что она либо пыталась и не смогла сломить его сама, либо с нетерпением ждала своей очереди.

— Кому? Ей? — Трент указал на Нору.

— Да, ей и Кингу, — ответила госпожа Ирина. — Не хочешь убраться с нашего пути?

— Я хочу знать, кто эта новенькая, вот и все, — ответил Трент. Он скрестил руки на груди, положив один кусок мяса поверх другого.

Кингсли вздохнул.

— Госпожа Нора, это Трент, известен как Несломленный, по очевидным причинам. Трент, это...

— Госпожа Нора, — сказала она, улыбаясь, потому что в ее натуре было улыбаться тупым животным. — С удовольствием выпорю тебя.

Трент разразился смехом.

— Пороть меня? Ты, малышка?

— Да, если хочешь. Какое у тебя стоп—слово?

— Мамочка, — ответил он, ухмыляясь, как бешеный пес.

— Милое. Ты милый.

— А ты... коротышка, — ответил Трент. — Хотя у тебя красивые сиськи.

— Спасибо. — Нора приподняла грудь в бюстье. — Они достались мне от мамы.

— Ты вроде как кажешься мне знакомой. — Трент наклонился и притворился, что изучает ее лицо. Конечно, он знал, кто она такая. Кто не знал?

— У меня одно из тех лиц, — ответила Нора.

— Нет... Я знаю, кто ты. Не ты ли маленькая шлюшка священника?

— Нет, но раньше я была большой шлюхой священника.

Это вызвало смех в толпе. Хорошо.

— Мне кажется, я однажды видел, как он тащил тебя на поводке по этому клубу на четвереньках, не так ли?

— Нет.

— Этого не было?

— О, было. Но больше, чем один раз. Он часто это делал.

Снова смех. Если она продолжит смешить толпу, то завладеет всеми ими, с ошейником или без него.

— Где же он? Где твой хозяин?

— Он, наверное, сейчас в церкви, расставляет по алфавиту своих мальчиков—прислужников.

— Это что—то содомическое? — спросил Трент.

— Это другое. Связано со словами и чтением. Тебе все равно не понять.

— Я никогда раньше не слышал, чтобы ты разговаривала. Мне больше нравилось, когда твой хозяин запрещал тебе говорить.

— Тогда очень жаль, что у меня больше нет хозяина. Но я тебе понравлюсь, если ты узнаешь меня получше. Я очень милая Госпожа.

— Ты не Госпожа. Ты тупая маленькая шлюшка, играющая в переодевания. Никто здесь тебя не боится. Ты здесь ни на кого не произвела впечатления. И ты здесь никому не нужна.

— Больно. Очень больно. Могу поклясться, что кто—то здесь хотел меня. Кто—нибудь здесь хочет меня? — Обратилась она к толпе.

— Сюда, наверх, — крикнул Грффин с балкона. — Я хочу вас, Госпожа Нора.

— Спасибо, мастер Гриффин, — крикнула в ответ Нора. — Вы хотите пометить кого—то из команды позже?

— Конечно. Парня или девушку?

— На ваш выбор.

— Обоих. Поторопись. У меня стояк, и я хочу воспользоваться им, пока он не упал.

— Уже бегу, — ответила Нора и отсалютовала Гриффину. Она видела неуверенность на лицах окружающих ее людей. Кингсли видел в ней Госпожу. Госпожа Ирина тоже видела. А теперь еще и Мастер Гриффин? Но Трент оставался невозмутимым и не впечатленным. — Вы не могли бы нас извинить? Нам нужно сейчас же добраться до лифта, чтобы мы с Гриффином могли трахнуть парочку человек.

— Скажи «пожалуйста», — сказал Трент, свирепо глядя на нее сверху вниз.

— Ну, полагаю, я могу трахнуть кого—то здесь. Но Гриффин наверху. Поэтому ты должен подвинуться. Сейчас. Если ты не пошевелишься, я разобью тебе лицо, раздавлю яйца и заставлю тебя плакать перед всем этим сборищем извращенцев.

Она выпрямилась во весь рост — настолько, насколько могла выстоять женщина ростом пять футов три дюйма и на четырехдюймовых каблуках, — и убрала руки за спину. Из—под пояса своей узкой юбки она вытащила холодный кусочек металла и надела его на руку.

— Ты очень хорошо играешь, малышка, — сказал Трент. — Хотел бы я тебе верить. Было бы неплохо найти здесь женщину с настоящими яйцами.

— Значит ты даешь мне разрешение разбить тебе лицо и раздавить яйца? Кингсли говорит, я не могу бить людей без их разрешения. Я имею в виду, если только это не самооборона. Это нормально, правда? — Она посмотрела на Кингсли.

— Bien sûr, — ответил он. — Если он попытается что—нибудь сделать с тобой, ты можешь убить его, мне все равно.

— Ох, добрый человек. Не мог бы ты, пожалуйста, попробовать кое—что со мной, Трент? — спросила Нора.

— Если настаиваешь, — ответил Трент. Он откинул голову назад и плюнул в нее.

Нора увернулась от плевка и, воспользовавшись моментом, когда Трент отвлекся, замахнулась кулаком, сначала костяшками пальцев, как учил ее Кингсли. Он сказал ей целиться в скулу, но она немного просчиталась и вместо этого попала Тренту в нос. Она почувствовала, как он стал мягким под ее рукой, как крекер, превращающийся в крошки. Она услышала крик и увидела фонтан крови, как будто извергался Везувий, а Трент был Помпеей. Вечеринка окончена. У ее ботинок были стальные носки, и когда Трент поднял руки, чтобы прикрыть окровавленный нос, Нора пнула его по яйцам. В одно мгновение он оказался на боку на полу в позе эмбриона. Толпа ахнула и расступилась. Кингсли стоял, наблюдая, как она поставила ногу на шею Трента и начала наступать на нее всем своим весом.

— Мамочка, — сказал он. Только он этого не сказал, а прокричал.

— Как жаль, — сказала Нора, театрально убирая ногу с его шеи. — Это не заняло много времени. А я только разогрелась.

— Сука, ты сломала мне нос. — Проскулил он слова.

— Для тебя «Вы сломали мой нос, Госпожа Сука».

Трент попытался встать на четвереньки. Он потянулся к ноге Кингсли.

— Не пачкай мою кожу, — сказал Кингсли, отбрасывая руку Трента.

— Кинг, она сломала мне нос.

— Она сказала тебе, что собирается это сделать, глупый мальчишка, — ответил Кингсли. — Ты думал, она шутит?

— Я думаю, он подумал, что я шучу, — сказала Нора. Она слегка повернулась и огляделась вокруг, собравшиеся наблюдали за происходящим в каменном молчании. — Вы все думаете, что я шучу?

Никто не осмеливался заговорить.

Нора продолжила.

— Это похоже на то, что я шучу? — Она указала на Трента, который все еще сжимал свой окровавленный нос.

Все еще... молчание.

— Послушайте, — сказала Нора, улыбаясь толпе. — Я знаю. Знаю. Вы все говорите: «Это Элеонор, сабмиссив Сорена». Я знаю, что многие из вас его уважают и боятся. Я знаю, что многие из вас знают, какой он садист. Никто не знает этого лучше меня. Я, конечно, тоже его уважаю. Я многому у него научилась. И самое главное, что я усвоила, это то, что, если кто—то встает на твоем пути, ты показываешь ему гнев Божий. Так выглядит гнев Божий. — Нора указала на Трента, лежащего в позе эмбриона у ее ног. Несломленный был полностью сломан. — Кто—нибудь еще хочет разозлить меня сегодня? Кто—нибудь?