Глава 3

Игры с властью.

Нью Йорк.

2005

 

Элли никогда в своей жизни не чувствовала себя такой беспомощной.

Громкое заявление от женщины, которая была собственностью садиста и доминанта всю свою взрослую жизнь. Она стояла на коленях у его ног и называла его «сэр», подчинялась каждому его приказу, каждому его желанию, сексуальному и садистскому. Даже упершись лбом в пол его спальни, с ошейником на шее и флоггером на спине, Элли не чувствовала себя такой загнанной и бессильной. С Сореном она могла остановить все стоп-словом. Что она должна сказать, чтобы остановить это сейчас?

Элли была разорена и бездомна, у нее не было работы, и она понятия не имела, куда идти, если Кингсли вышвырнет ее из своего дома. Не было такого стоп-слова, которое могло бы спасти ее сегодня. Поэтому, когда Кингсли сел на свой стол перед ней, среди прохладной весенней ночи и сказал ей: «Я хочу, чтобы ты стала доминатрикс», она не рассмеялась ему в лицо. Она больше не могла позволить себе роскошь смеяться Кингсли в лицо по любому поводу. У него была вся власть, у нее - ничего. Необычное и неприятное ощущение. Она решила никогда больше этого не испытывать.

- Доминатрикс? - повторила Элли после того, как Кингсли сделал свое королевское заявление. - Я?

- Доминатрикс. - Кингсли указал на ее грудь. - Ты.

- Значит... ты хочешь... чтобы я избивала людей... за деньги?

- Нет. Не за деньги. - Кингсли помахал указательным пальцем перед ее лицом в той раздражающей французской манере, в которой он цыкал на нее. Вместо этого она вела себя прилично, потому что слишком боялась выйти из себя. - За чертову уйму денег, Элли.

- Сколько чертовых денег? - спросила она.

- Когда я закончу обучать тебя, ты будешь зарабатывать от одной до пяти тысяч долларов в час.

Если бы у Элли в этот момент во рту была вода, она бы выплюнула ее прямо на незастегнутую белую рубашку Кингсли.

- Тысяча долларов в час?

- Минимум, - ответил Кингсли.

- Доминатрикс обычно не зарабатывают столько.

Госпожа Ирина, русская садистка Кингсли, работала на высшем уровне. И она зарабатывала пятьсот долларов в час, тысячу в час, когда клиент требовал особого и интимного внимания, которое, скорее всего, привело бы к госпитализации. Дополнительная плата приходилась за оформление всех документов.

- А ты будешь. Ты будешь предоставлять услуги, которые другие не предоставляют.

- Секс?

- Секс вряд ли будет стоить пять тысяч в час. Почти каждый может лечь на спину, закрыть глаза и подумать о Франции.

- Об Англии.

- Зачем кому-то думать об Англии во время секса?

- Проехали. Расскажи, что я буду делать.

- Ты знаешь, - ответил Кингсли. - Именно то, что ты хочешь делать, за исключением того, что ты будешь делать это за деньги.

- Чертову кучу денег, - добавила она, глядя на Кингсли. Он сидел на краю стола, поставив одну ногу на подлокотник кресла, пристально глядя на нее сверху вниз в ожидании ответа.

- Это плохая идея, Кинг, - сказала она, стараясь говорить ровным голосом, не говоря ни «да», ни «нет» на его предложение.

- Нет, это не плохая идея. Это самая лучшая идея. Chérie... ты сможешь купить все, что захочешь, - прошептал Кингсли. Она знала этот тон. Он соблазнял ее. - Через год ты станешь богатой. Помнишь Госпожу Фелицию? Видела бы ты ее дом в Бедфорде. Я знал малозначительных членов королевской семьи, которые жили не так хорошо, как она. Богатые мужчины дарили ей бриллианты, как бедняки дарят девушкам маргаритки - дюжинами.

Дом. Это было бы чудесно. Собственный дом. Не комната в чужой жизни. Ее собственный дом, записанный на ее имя, который никто у нее не отнимет.

- Я все еще не понимаю, почему ты думаешь, что мужчины будут платить мне так много денег, - ответила она.

- Госпожа Ирина работает в своем подземелье, иногда в особняке. Они приходят к ней, ее клиенты. Но ты... ты пойдешь туда, где есть деньги. Клиенты, которые не осмелились бы ступить в клуб или подземелье? Ты пойдешь к ним.

- Это безопасно?

- А жить безопасно?

- Я приму это как «нет».

Кингсли улыбнулся.

- Есть ли что-нибудь стоящее, что безопасно? - спросил он.

- Не знаю. Я прочитала много книг, которые стоит прочитать. Никогда после этого не страдала.

- Но ты и никогда не разбогатеешь, занимаясь этим.

- Кинг, я не могу... нет. Это абсурд. Всю свою взрослую жизнь, и большую часть подростковой, я была сабмиссивом.

- Знаешь, что еще более абсурдно? Ты сидишь тут и притворяешься, что не хотела этого всю свою взрослую жизнь. И большую часть подростковой жизни тоже. Я знал тебя еще тогда. Я помню...

- Что? Что ты помнишь?

- В первый раз, когда я увидел тебя, ты чуть не устроила парню сотрясение мозга, потому что он совершил непростительный грех, раздражая тебя, когда ты была не в настроении раздражаться. Он что-то ответил священнику и встал. Я видел, как ты вытянула ногу, зацепила ботинком его стул и отодвинула его в сторону как раз в тот момент, когда он попытался сесть обратно. Он приземлился на пол с такой силой, что я услышал треск и подумал, что это либо ребро, либо его череп. А ты...

- Я поставила ногу ему на грудь.

- Нет, ты поставила ногу ему на грудь и велела ему заткнуться. В тот момент я понял, что ты либо вырастешь доминатрикс... либо социопаткой. Я был тверд как скала, наблюдая за тобой, а тебе едва исполнилось шестнадцать. Да я и сейчас могу кончить, просто думая об этом.

- Ты же не считаешь меня социопаткой, не так ли?

- У тебя есть совесть. Но знаешь, как называют социопаток с совестью?

Похоже на заготовку для шутки, поэтому Элли заглотила наживку.

- Нет, как называют социопатку с совестью?

- Ее называют «Госпожа».

Элли поднялась с кресла и подошла к окну позади стола Кингсли. Она раздвинула занавески и посмотрела на темные улицы. Даже глубокой ночью Нью-Йорк ощущался живым и бодрым. Прошлой ночью она была в монастыре в сельской местности на севере штата, где мир ложился спать в семь и просыпался в четыре, и спал как убитый в промежутке между часами. И ни одного мужчины рядом. А сейчас она находилась наедине в комнате с мужчиной, которого порола в прошлом году, мужчиной, на котором оставляла ожоги, синяки, и с которым жестоко обращалась. И Боже, это было весело, не так ли? Более чем весело, это была она. В течение многих лет, даже когда была подростком, ее сексуальные фантазии включали доминирование над мужчинами, связывание их, фиксации и секс до полусмерти. Когда у нее, наконец, появился шанс попробовать это с Кингсли, она испугалась. Поначалу она даже расплакалась от страха и замешательства. Но как только она отпустила себя и позволила этому случиться, она ощутила....

- Я видел ее, Элли, - сказал Кингсли, подходя и становясь позади нее. Она четко ощущала его тело рядом со своим. У нее не было секса с мужчиной больше года, с тех пор как она сбежала и спряталась в монастыре. Любой другой мужчина, возможно, не заставил бы ее так сильно чувствовать себя в таком тесном контакте, но именно этот мужчина вложил ей в руку хлыст, и позволил ей уничтожить его. О, и она уничтожила его, и в процессе этого она уничтожила себя. Ее прежнее «я». Она все еще не нашла себя в новом «я».

- Кого ты видел?

- Тебя. Настоящую тебя. Я видел ее.

- Как она выглядит?

Кингсли вздохнул и улыбнулся.

- Она прекрасна. Опасна. Все взгляды устремлены на нее, когда она входит в помещение. Мужчины боятся ее, но не потому, что она враг. Они боятся ее, потому что она одна может показать им, кто они есть на самом деле. Они боятся этого открытия, но заплатят за него любую цену.

- Она счастлива? - спросила Элли.

- Она могущественна. Она может сама создать свое счастье, когда захочет.

Элли повернулась и посмотрела на него снизу вверх.

- Она с кем-то?

- Она не одинока, - ответил Кингсли. - Только не эта женщина. Это женщина, которая может войти в любую комнату, найти самое красивое лицо в толпе, посмотреть ему в глаза и знать, что к ней домой он пойдет на поводке.

Элли рассмеялась над этой идеей. Ей нравилось.

Кингсли погладил ее по щеке тыльной стороной пальцев.

Он прищурился на нее, глядя непроницаемым взглядом.

- Что? В чем дело? - спросила она.

- Я скучал по тебе, - сказал он, моргая, как будто пытаясь разогнать туман. - Прости. Я только что это понял.

- Я тоже скучала. Я думала написать тебе, но не знала, что сказать.

Кингсли повернул голову, не глядя на нее.

- Это не важно. Я тоже уехал. Я вернулся домой два месяца назад.

- Ты тоже? Почему? Когда?

Он помолчал, прежде чем ответить.

- На следующий день после твоего ухода, я уехал. И ты знаешь почему. Если бы я остался...

Если бы он остался, они, Кингсли и Сорен, нашли бы ее и вернули домой, и ни одна дверь, даже с табличкой «Мужчинам вход воспрещен», не остановила их.

- Спасибо, - прошептала она.

- За что?

Она хотела поблагодарить его за то, что он простил ее, хотя и не жалела об этом. Но она сказала: «Спасибо, что не выгнал меня. Сегодня. Я бы не стала винить тебя, если бы ты это сделал».

На мгновение она встретилась с ним взглядом. Она не сказала того, что хотела сказать, просто не могла. В прошлом году она случайно забеременела, и это был ребенок Кингсли. Учитывая, как сильно он хотел детей, она не стала бы винить его за то, что он отверг ее мольбы о помощи, снова отправив ее в ночь, изгнав из своей жизни. Теперь она была в долгу и ненавидела это, ненавидела быть обязанной ему за то, что он позволил ей вернуться в дом, который она когда-то делила с ним.

- Элли... - Он взял ее за плечи и посмотрел в глаза. - Когда Сорен впервые рассказал о тебе, я назвал тебя его принцессой. И он ответил: «Нет, она королева». И я рассмеялся. Но в прошлом году, когда мы были вместе, когда ты резала меня, обжигала, и делала все с улыбкой на лице... я ошибся. Он был прав. Ты - королева. По крайней мере... можешь ею стать. Это то, чего ты хочешь?

- Я не знаю.

- Скажи мне, чего ты хочешь.

- Мне нужна работа.

- Это и есть работа.