- Я лицемерен? - спросил Сорен.

- Ты человек.

- Не обязательно оскорблять, Элеонор.

Она засмеялась и положила голову ему на плечо. Он вздохнул и все ее тело задвигалось вместе с ним. Где-то позади и над ними зазвенел колокол. Шесть раз и колокол ударил. Шесть часов, и все было хорошо.

Три часа осталось.

- Странно, не так ли? - спросил Сорен.

- Что именно?

- Только вчера Микаэлю было пятнадцать, у него только заросли шрамы на запястьях после попытки суицида в моей церкви. А сегодня... сегодня ему двадцать один и он замужем. Микаэль. Замужем. - Он посмотрел на нее и ухмыльнулся.

- Знаю. Безумие, не так ли? Клянусь, вчера мне было пятнадцать, и я впервые увидела своего нового священника, и полюбила его с того момента, как увидела, и знала, что буду любить его до самой смерти. Сегодня мне тридцать восемь, и я все еще люблю его и знаю, что буду любить его вечно. - Дни танцевали и мелькали вокруг нее, как светлячки в летнюю ночь. - Куда летит время? - спросила она его. - Как все это произошло так быстро? И что, если завтра все это исчезнет?

- Каждый наш день мы проживаем так, будто он последний. Но не в бешеном темпе, пытаясь втиснуть все возможные впечатления в один день. Вместо этого... нам стоит каждый день проживать в мире с Богом и друг с другом. Говорить то, что нужно сказать, и не откладывать на потом. Если бы я знал, что завтра умру, я бы провел всю ночь, рассказывая тебе и Кингсли, как сильно я люблю вас обоих, и я бы не позволил Богу забрать меня, пока не был уверен, что ты знаешь, что я имею в виду каждое слово. Я бы пел их тебе, как ангелы поют хвалу Богу на небесах - непрестанно.

- Мы знаем. Кингсли и я, мы уже знаем.

- Но я все равно сказал бы тебе, - мягко ответил он. - Даже если тебе не нужно слышать, я бы сказал.

Она снова обняла его, поцеловала в щеку, в лоб, как мать целует испуганного ребенка. И он был напуган. Она чувствовала это в каждом прикосновении.

- Поговори со мной. Отвлеки меня. Помоги пережить эти три часа.

- Ты выслушаешь мои исповедь? - спросила Нора. Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Как она любила эти глаза, силу и цвет стали. - В конце концов, это может быть мой последний шанс исповедаться тебе.

- Я не оставлю священничество. Я обещал тебе, что не оставлю.

- Ты на свадебных фотографиях. Ты поженил однополую пару. Ты поцеловал меня на глазах у двухсот гостей на свадьбе, половину из которых мы не знаем. Ты можешь говорить мне все, что хочешь, что все в порядке, что это не будет иметь значения, но мы оба знаем, что это не действия человека, который планирует еще долго оставаться священником.

- Я должен сказать им. Некоторые вещи должны оставаться в тайне.

- Скажешь им правду, и они вышвырнут тебя.

- Вероятно. Я делал выбор, трудный выбор, но я делал это, полностью осознавая последствия. В конце концов, ничто не остается неизменным вечно.

- Это неправда. Моя любовь к тебе вечна. Я дала это обещание и сдержу его. Но завтра, или на следующей неделе, или в следующем месяце ты можешь больше не быть священником. Так что, пожалуйста... выслушай мою исповедь и отпусти мне грехи? В последний раз?

Он поднялся со скамьи, отодвинул стул от стены часовни и поставил его перед ней. Из кожаного споррана на килте он достал кожаный футляр, расстегнул его и развернул пурпурную ленту. Сорен поцеловал ее и накинул на шею и плечи. Он сел на стул и сложил ладони вместе. Нора смотрела на его руки и заметила, что теперь те были твердыми и неподвижными.

Она улыбнулась и подняла голову к восьмиугольному окну. Солнце сядет меньше, чем через три часа. К ночи все может измениться.

- Прежде всего, - начала она, - я исповедуюсь тебе в этих грехах, потому что я совершила их против тебя, и только ты можешь освободить меня от них.

- В чем ты согрешила?

Нора любила Сорена. Это был неопровержимый факт Вселенной, сильный, как гравитация, неизбежный, как восход солнца. Она рассказала ему почти все, что можно было рассказать об их годах разлуки, все, кроме этого. Она не хотела причинять ему боль, но больше не хотела скрывать от него правду. Больше никаких секретов. Никакой лжи. Ничего между ними и никогда снова.

- Простите, святой Отец, ибо я согрешила, - начала она исповедь. - Когда мы были врозь, было два раза, когда я чуть не вернулась к тебе, но не решилась.

- Два? - Сорен смотрел на нее, широко распахнутыми глазами и потрясенный. Обычно ей нравилось шокировать его, это был такой подвиг. Но не сегодня. - Почему не вернулась?

- Ты уверен, что хочешь знать?

Затем Сорен произнес два слова, которые она однажды сказала ему и это изменило ее жизнь.

- Расскажи мне.