Челюсть Брии сжимается в абсолютной и всепоглощающей ярости. Ее кулак крепчает вокруг рукояти лезвия, но оно остается опущенным вдоль ноги. Но даже сквозь ее ярость я вижу, как разбивается ее сердце, слезы все еще собираются на ресницах и стекают по веснушчатым щекам. Я никогда не видел, чтобы она плакала. Или вообще грустила. Даже в самый трудный момент, когда она была в больнице с Самуэлем. Но потом я думаю о своем брате и всех секретах, которые она хранила, и отбрасываю эти наблюдения в сторону.

— Это ты убила Синтию Нордстром? — спрашиваю я.

Бриа сглатывает.

— Я не знала, что она работала с ФБР.

— Я не это спросил, блять.

— Да, Илай. Да. И других, подобных ей. Других, которые причиняли боль таким людям, как я. Которые наживались на таких людях, как я. Они издевались над такими людьми, как я. Ты знал, что Синтия пыталась завербовать меня в их гребаное стадо ягнят? Это было правосудие, Илай. Справедливость для всех девушек, у которых есть невидимые шрамы, такие же глубокие, как у меня. Я спасаю таких девушек, как я.

Я провожу рукой по лицу, недоверие ложится тяжестью на мои кости.

— Так вот чем ты занимаешься? — спрашиваю я, свирепо глядя на нее сверху вниз. — Ты гребаная серийная убийца?

Губы Брии дрожат. Она качает головой и смотрит на меня так, словно отдала бы все на свете за облегчение от того смятения, что бушует у нее внутри.

— Ты хотел знать правду. Тебе было нужно мое прошлое и мои секреты. Ты сказал, что все равно будешь любить меня. И теперь, когда я впускаю тебя, и ты увидел то, что хотел, ты отвергаешь меня. Думаю, я не единственная, кто солгал, — шепчет она, делая шаг назад, ее рука все еще крепко сжимает рукоять клинка. — Ты всего лишь зритель, не так ли? Ты хотел заглянуть в самое сердце тьмы. Ты хотел увидеть границы дозволенного. А потом ничего не нашел. Как ребенок, играющий с огнем. Ты уничтожил все, а я сожгла весь сарай дотла и освободила саму себя.

Мы пристально смотрим друг на друга. Тишина становится удушающей. Боль от того, что Бриа разваливается на части вне моей досягаемости, так же мучительна, как и предательство, вызванное ее бесконечными секретами и подпольными играми. Моя душа словно сжалась до размеров атома.

Я должен выбраться отсюда. Мне нужно переварить все, что засасывает и топит.

Я отворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице, тихие шаги Брии следуют за мной по пятам. Бессловесные мгновения складываются между нами в памятник гневу и потере.

— Скажи что-нибудь, — шепчет Бриа с лестницы позади меня, когда я бросаю свою сумку на кровать, запихивая в нее одежду.

— Я не знаю, что тебе сейчас сказать, использую один из твоих любимых трюков, а? Я подожду, пока ты не нарушишь тишину, Ава…

Даже в ярости оттенок сожаления просачивается из моего разбитого сердца, когда эти слова слетают с моих губ. Я чувствую боль в Брие, когда слова попадают в цель, но я все равно не оборачиваюсь.

— Может быть, Самуэль был прав, — говорит она мягким и нетвердым голосом. — Я не могу никого любить. Но если бы могла, то любила бы тебя. Я бы любила тебя вечно.

Никто из нас больше ничего не говорит.

Я не оборачиваюсь, собирая вещи. Но когда заканчиваю, Брии нигде нет, и волна беспокойства сжимает мое сердце, хотя я этого и не хочу. Я спускаюсь по лестнице, слишком сердитый, чтобы окликнуть ее по имени, но все еще ожидающий, что она будет стоять у кухонного островка или сидеть, скрестив ноги, на диване с книгой на коленях. Но ее нет ни в одной комнате.

Дверь открыта, машина припаркована там, где я ее оставил. Ее сумки все еще наверху.

Но Бриа Брукс ушла.