Когда хор звуков затихает, я немного ослабляю проволоку, давая ему ровно столько воздуха, чтобы он мог повторить наш танец заново.
Я натягиваю проволоку до тех пор, пока мои мышцы не начинают гореть. До тех пор, пока мысленный образ улыбающейся Кайри не превращается в страдальческий. Ее рот приоткрылся, бледные губы дрожат. Именно так она смотрела на меня, когда я душил ее в холодильной камере.
— Черт возьми… — я отпускаю проволоку, и жертва задыхается. Его прерывистый кашель и отчаянные мольбы сливаются с голосом Кайри в моей голове.
— Убирайся к черту… — я туго затягиваю проволоку, и его кожа трескается под лигатурой. Глаза выпучиваются. Капилляры лопаются, и красное пятно заполняет белое глазное яблоко.
Когда я смотрю в его глаза — моя любимая часть — ожидая почувствовать момент, когда его тело перестанет бороться со смертью, ее глаза вторгаются в мою темную душу.
И все, что я вижу, — это она.
Ее чертовски твердые соски в пронизывающе холодной камере… и мысли, какой звук она издаст, когда я укушу их.
— Господи, — я бросаю ручки и отступаю от стола.
Яростно проводя рукой по волосам, я выдавливаю из себя еще одно ругательство. Кровь шумит в ушах. Я обхожу стол и хватаю нож.
Парень на столе впадает в панику.
— Срань господня… пожалуйста! О, черт, не делай этого…
Со стоном я просовываю лезвие под ограничитель и перерезаю ремень. Обрезаю остальные ремни, прежде чем перевернуть стальной стол и кинуть его вместе с жертвой на пол.
Тяжело дыша, я наблюдаю, как он поднимается на ноги. Используя капельницу в качестве опоры, он восстанавливает равновесие, сначала глядя на меня, затем на дверь.
— Сделай это, — бросаю я ему вызов.
Я так не действую.
Я работаю чисто. Точно. Дотошно.
Но она вторглась на мою территорию, испортив не только мой распорядок дня.
Пока парень взвешивает свои варианты, он поднимает блестящую серебряную палку, чтобы использовать ее в качестве оружия. Не сводя с него хищного взгляда, я опускаю голову на плечи, чувствуя, как каждая напряженная мышца сжимается вокруг моих позвонков.
Кровь стекает по его голени.
Он делает шаг к двери.
Подобно дикому зверю, почуявшему кровь, я бросаюсь вперед. Он делает несколько неуверенных шагов, спотыкаясь о трубу. Я позволяю ему выпрямиться и посмотреть мне в лицо. Он вонзает палку мне в живот.
Боль попадает в цель. Стиснув зубы, я выдавливаю:
— Еще раз.
Сейчас он дрожит, адреналин и страх струятся по его гладкому телу, но он идет на меня как человек, который хочет жить. Он несколько раз ударяет трубой. По ребрам, рукам, плечам. Я принимаю удары. Я воспринимаю каждый удар как наказание за свою неудачу. Боль опутывает мое тело, как тонкая сетка, обездвиживая.
Но я все еще вижу ее — чувствую ее.
Хочу ее.
Когда он целится мне в лицо, из глубины моей груди вырывается рев, и я лечу к нему. Вырываю шест у него из рук и толкаю спиной к стене. Прижавшись плечом к его груди, я смотрю ему в лицо, вгоняя лезвие в грудину.
Широко раскрыв глаза, он испускает безмолвный вопль, ужас его гибели заключен в крике, который никогда не вырвется на свободу.
Я теряю себя во власти похоти. Я втыкаю нож ему в живот и вгоняю кончик лезвия под ребра. Снова ударяю. Снова и снова погружаю лезвие глубоко, калеча его внутренности, пока не ощущаю медный привкус его крови, которая забрызгивает мое лицо.
Его взгляд давно утратил искорку жизни. Дыхание разрывает мои легкие, я убираю руку и позволяю ему упасть на пол. Он растягивается на прозрачном брезенте, я отступаю назад и смотрю на лужу крови вокруг безжизненного тела.
Думаю лишь о том, как обхватываю рукой горло Кайри и валю ее на окровавленный пол. Моя хватка на рукояти ножа ослабевает, и я падаю на колени, нож со звоном падает рядом.
Мой член тверд как скала и болезненно натягивает джинсы. Я тяну молнию вниз и высвобождаю стояк из-под трусов. Обхватив окровавленной рукой увесистое основание, я шиплю сквозь стиснутые зубы от эротичного ощущения своей влажной, теплой ладони.
Я смотрю на жуткое зрелище смерти и разрушения на полу холодильной камеры, но образы в голове переносят меня к ней — туда, где ее ногти впиваются в мою руку, когда я давлю на ее горло, ее губы такие же бледно-голубые, как и глаза, сиськи идеальны и умоляют меня засунуть между них член.
— Ах… черт, — я потираю свой член, титановая штанга пирсинга холодит мою ладонь с каждым скольжением по длине.
Затем Кайри сдается, теряя сознание. Ее сердцебиение замедляется, дыхание становится поверхностным, пока она полностью не ослабевает подо мной. Я отпускаю ее шею и двигаюсь вниз по ее расслабленному телу, задирая юбку, а трусики спуская до лодыжек. Скользнув между ее бедер, я с волнением обхватываю ртом ее сладкую киску.
Мои движения ускоряются, когда я представляю, как впиваюсь в ее шелковистые губы, скольжу зубами по клитору, слышу ее хриплые стоны и чувствую, как она извивается, ее тело молит об освобождении. Я жадно вгрызаюсь в ее нежную плоть и толкаюсь в нее сначала языком, затем пальцем, умирая от желания, чтобы ее идеальное влагалище обхватило мой член.
Пульсация становится все интенсивнее, пока я не хлопаю свободной рукой по покрытому брезентом бетону, упираясь в тело, когда мои бедра толкаются вперед. Ее прикрытые веки подергиваются, и я знаю, что когда погружусь в нее, ее глаза откроются, и эти полные одухотворения зрачки будут направлены на меня…
— О… черт возьми. Блять, — оргазм овладевает мной, пронзая позвоночник электрическими разрядами, член пульсирует, и плотная струя спермы выплескивается наружу.
Я сильнее сжимаю член, когда пламя охватывает мои кости. Дрожу от облегчения. Тяжело дышу от приятных ударных волн, которые прокатываются по мне.
Этого недостаточно.
Я хочу большего.
Поднимаясь на ноги, я засовываю член в штаны и осматриваю состояние моей холодильной камеры. Кровь, сперма и хаос.
Гребаный беспорядок. Точно такой же, как и у меня в голове.
***
Прежде чем покинуть маленький домик на ранчо, я кладу бейсболку на столик у входа, затем сбрызгиваю порог бензином.
Закрываю дверь и выхожу на задний двор, расплескивая за собой бензин. Затащить жертву Кайри в подвал было самой легкой частью. Как только Брэд ушел на вечер караоке, я понял, что у меня достаточно времени, чтобы разыграть сцену. Более сложная задача — привести копов сюда до того, как все улики будут уничтожены.
Но я играю на все сто.
Одним методичным ходом я ставлю своего коня на позицию в ожидании мата — смелый ход, позволяющий убрать с доски и Брэда, и агента Хейза.
Тогда я объявлю Уэст-Пейн своим.
Однако у королевы все еще есть трофей. Соскучившись по ощущению зажигалки в руке, я чиркаю спичкой и бросаю ее на дорожку из бензина.
Потом смотрю, как дом Брэда обхватывает пламя.
Покидая сцену, я отправляю сообщение Кайри: ♟💀. Твой ход.
Глава 9
Разрушение
КАЙРИ
— Мы в «Пьяной утке». Приходи на караоке. Брэд как раз заканчивает «I Kissed A Girl», — говорит Джой. Должно быть, она прямо за дверями паба, потому что я слышу, как Брэд распевает текст песни, но его гулкий, фальшивый энтузиазм не заглушает голос Джой.
— Господи, это значит, что он всего в нескольких шотах текилы от «Богемской рапсодии», — отвечаю я.
— Вот именно. А тебе нравится его исполнение «Богемской рапсодии».
— Только потому, что я наслаждаюсь, когда позорятся другие.
— Не знаю, делает ли это тебя садисткой или мазохисткой.
— Вероятно, и то, и другое, — говорю я, и Джой смеется на другом конце провода. — Но, если серьезно, я пока не могу уйти.
— Ой, да ладно, что такого важного в лаборатории в восемь вечера в четверг?
— Дерьмо.
Тишина.
— Какашки животных.
— Кайри…
— Нет, правда, — говорю я со смехом. — Я как раз заканчиваю записывать результаты анализа фекалий, на изучение которых потратила все утро, и если закончу сейчас, то смогу завтра взять отгул. У меня нет занятий.
— Облом. Слышишь?
Я фыркаю от смеха, а Джой хихикает, когда на заднем плане под громкие аплодисменты Брэд заканчивает петь.
— Ты там одна? — спрашивает Джой.
Я встаю со своего офисного кресла и направляюсь к полкам, где лежат мои фотографии и награды, поблескивающие в тусклом свете лампы на столе.
— Нет, Соренсен здесь, — я беру премию Брентвуда и бросаю взгляд в сторону его лаборатории. Он склонился над останками скелета, повернувшись ко мне спиной. — Если меня убьют, ты знаешь, где искать.
— О, да ладно. Лучше отдай всю свою энергию драматической дивы, спев какую-нибудь песню Селин Дион, — говорит Джой, когда я издаю смешок. Ей никогда бы не пришло в голову, что слова, которые я только что произнесла, могут быть вполне реальны.
— Послушай, я приду, если быстро закончу. Напиши, когда Брэдли приблизится к «Queen».
— Будет сделано, солнышко.
Я улыбаюсь, опускаю телефон и просматриваю смски от друзей и коллег, открываю сообщение от Джека, размышляя о том, чтобы отправить ответ со знаком вопроса на смайлики с шахматами и черепом, которые он прислал незадолго до своего приезда, но закрываю его сообщение. Мое внимание сосредоточено на телефоне, когда я пытаюсь поставить награду Брентвуда на место рядом с зернистой фотографией мамы.
Вот только промахиваюсь.
Мое сердце падает быстрее, чем тяжелая стеклянная статуэтка. Я пытаюсь поймать ее, но она выскальзывает у меня из пальцев, и все, что я могу сделать, это смотреть, как она падает на холодный кафельный пол и разлетается на тысячу сверкающих осколков.
Чернота надвигающегося флешбэка проявляется немедленно. Съедает периферию зрения, поглощая настоящее, отбрасывая меня в прошлое.
Я кладу ладонь на стену. Мое сердце бешено колотится. Кровь кипит. Я пытаюсь отвернуться от битого стекла, валяющегося у ног, чтобы удержаться, но уже знаю, что это не сработает. И что хуже всего, я не одна. Я вот-вот окажусь наиболее уязвимой наедине с волком в соседней комнате.