Я прекрасно вижу, что он изо всех сил старается сдержать свое раздражение, и хотя мне не хочется ему досаждать, мое любопытство только усиливается. В конце концов, Дэнни отрывает от меня свой ледяной взгляд и делает вдох.

— Мать бросила меня, когда мне было восемь, — спокойно говорит он, хотя в тихом голосе тлеет обида.

Что-то мне подсказывает, что он мало об этом говорил, если вообще говорил. Честно, я не знаю, что делать, поэтому прислушиваюсь к инстинкту. Беру его за руку и сжимаю ее. От моего действия он, к счастью, немного расслабляется: прямая линия губ чуть изгибается, и он подносит к ним наши сцепленные руки и целует костяшки моих пальцев.

— Карло Блэк — не мой биологический отец.

Мой рот открывается.

— Нет?

— Я — британец, Роуз. Карло был американцем. Как это может быть?

— Легко. Твоя мама может быть британкой. — Я хмурюсь. — Так оно и есть.

Я в тупике.

— Иди сюда. — Он садится и тянет меня к себе на колени, располагая мои ноги по обе стороны от своих бедер, пока я продолжаю хмуриться. — Помнишь, однажды я тебе сказал, что меня кое-кто спас?

— Да.

— Человеком, спасшим меня, был Карло Блэк. — Он улыбается моему шоку, берет мои руки и прикладывает к своему животу. — Мне было десять. Спустя два года после того, как мать бросила меня на милость своего дружка-подонка. Именно в тот день я получил это.

Дэнни указывает нашими руками на свою щеку, и мой ошеломленный взгляд падает на зверский шрам, резко выделяющийся на его правой щеке.

— На протяжении четырех лет меня избивали до полусмерти, морили голодом и на… — Дэнни останавливается, прерывая наш зрительный контакт. Его взгляд устремлен мимо меня в пустоту.

— Насиловали, — произношу я мерзкое слово, возвращая к себе внимание Дэнни. — Он насиловал тебя.

Меня тошнит. Так чертовски тошнит, что приходится проглотить желчь. Посмотрите на этого сильного, красивого мужчину. Просто посмотрите на него. Его насиловали?

Вспышка мести в его голубых глубинах ясна. И мне это понятно.

— Так вот, когда Карло пустил пулю в голову моего отчима, я не пролил ни слезинки. Я был очарован Карло — его отглаженным кремовым костюмом, его американским акцентом, сотней баксов, что он мне сунул, но больше всего меня очаровало то, как он решил мою проблему. Раз. И обидчика нет. Никаких колебаний.

В его суровых глазах мерцает свет, и, хотя получать удовольствие от смерти человека кажется бесчеловечным, я не могу не оценить, насколько это должно быть приятно. У меня возникла проблема с Ватсоном. И Дэнни решил ее. В тот момент я почувствовала, что избавилась от груза, и теперь, как никогда, я не могу не испытывать зарождающуюся надежду. Надежду, что Дэнни сможет избавить меня от всех моих проблем.

— Карло спросил меня: не отчим ли украсил синяками мои ребра, — продолжает Дэнни. — И я ответил: «да». Поэтому он его застрелил.

Он усмехается.

— Потом он велел мне сесть в его машину. Я не колебался. Сразу же ушел с совершенно незнакомым человеком, убийцей, и никогда не оглядывался назад. Мать бросила меня, а чудовище, с которым я жил, теперь было мертво. У меня никого не осталось. Карло привез меня в Майами. Следил, чтобы я всегда выглядел опрятно, был накормлен и напоен. Нанял частного репетитора и потребовал, чтобы я каждый день пересказывал ему все, чему научился. Для меня это не имело особого смысла, но кто я такой, чтобы спорить? Затем, однажды, на свой одиннадцатый день рождения, я, наконец, набрался смелости и спросил его, почему он спас меня.

— И что он сказал? — интересуюсь я, захваченная его историей, желая узнать больше о том, как появился Дэнни Блэк.

— Сказал, что хотел сына. — Он улыбается. — Он хотел сына, но не хотел женщину. Так что приютил меня. Все просто. Он сказал мне, что ребенок, который не заплакал, когда ему отрезали половину щеки, достоин стать его сыном. Он достал мне новое свидетельство о рождении. Моя фамилия была изменена на «Блэк», меня официально усыновили, и я стал гражданином США. Понятия не имею, как ему это удалось, да никогда и не спрашивал об этом. Я доверял ему. Потому что он меня спас.

Учитывая, кем был Карло Блэк, безумно думать, что Дэнни выиграл джекпот. Но он выиграл.

— А твоя мама? Как она попала сюда?

— Карло разыскал ее и привез сюда. — Отдаленно нежный тон исчез, вернулась обида. — Я думал, что хочу ее найти. Но когда Карло привел ее, взглянув на нее, я не почувствовал ничего, кроме ненависти. Она предпочла мне наркотики и проституцию. Бросила меня на медленную погибель, и я никогда ей этого не прощу.

Но она здесь. Таков способ Дэнни быть жестоким и добрым одновременно. Этот человек, этот смертоносный, грозный, безжалостный мужчина не так жесток, как думает мир. Он не может полностью отвернуться от нее.

Я кусаю губу, пораженная, особенно тем, что он рассказал мне свою историю. Доверился мне. Эстер выполняет свое предназначение. Дэнни дает ей возможность делать все то, чего она не делала, когда он был ребенком.

— И теперь мир Карло — твой мир.

Дэнни кивает, хотя что-то в выражении его лица говорит мне, что он не так доволен этим, как должен бы.

— А какова твоя история? — спрашивает Дэнни.

Моя? Я молчу. Разговор не обо мне, и я игнорирую жалкое чувство вины, которое испытываю после того, как он поделился со мной своим прошлым. Я как можно небрежнее пожимаю плечами.

— Мне нечего рассказывать.

— Изнасилование.

От этого слова я инстинктивно вздрагиваю, чувствуя, как заползаю в свою раковину. Не знаю, что сказать, поэтому молча пытаюсь высвободить свои руки из его хватки, пока он не отпускает меня. Положив ладони на его голую грудь, наклоняюсь, легонько целуя его шрам, а затем встаю с кровати.

— Куда ты? — спрашивает он.

— За своей зубной щеткой. — Это все, что я могу придумать, чтобы покинуть комнату и прийти в себя. Когда я отхожу, он хватает меня за запястье, останавливая, и я взглядом умоляю его не настаивать.

— Роуз?

Я настороженно оглядываюсь через плечо, дико нервничая от того, что он потребует ответов. Несколько мгновений он изучает меня, явно замечая мой внезапный дискомфорт.

— Не задерживайся. — Отпустив запястье, он сползает по матрасу, снова укладываясь на спину.

Облегчение. Оно почти сбивает меня с ног. Я поднимаю с пола его рубашку.

— Не возражаешь, если я позаимствую ее?

Не дожидаясь ответа, просовываю руки в рукава, затем отыскиваю трусики и натягиваю их. Дэнни наблюдает за каждым моим движением, пока я не закрываю за собой дверь спальни. После чего стою по другую сторону, глядя на деревянную поверхность, пока голова разрывается от мыслей. Все слова, каждое признание готовы сорваться с языка. Я просто не знаю, с чего начать.

Спешно возвращаюсь в свою комнату, выуживаю телефон из туалетного столика и, не задумываясь, пишу Ноксу сообщение об отсутствии у меня какой-либо информации. Так завершается первый этап моего плана. Самый простой этап. Я быстро прячу телефон, чищу зубы и спешу обратно в спальню Дэнни, но когда добираюсь туда, в постели его не обнаруживаю. Взглянув в сторону стеклянных дверей, вижу его обнаженное высокое тело на террасе. Не отрывая глаз от его спины, подкрадываюсь к нему и обнимаю сзади.

— Ты ведь понимаешь, что ограждение из стекла? — спрашиваю я.

Он двигается так быстро, что я не успеваю осознать, как оказываюсь перед ним, прижимаясь задницей к стеклянной панели, а Дэнни держит меня в капкане своих рук.

— Из стекла? — спрашивает он, берясь за подол рубашки и натягивая ее мне до талии. — Ой-ой.

Я поджимаю губы и оглядываюсь через плечо. Что за глупость. Если бы в саду кто-то был, Дэнни не стал бы выставлять им на обозрение мой зад. Не теперь. Возвращая свое внимание к нему, пожимаю плечами, а он морщит нос и трется им о мой нос. Все это — инцидент с гидроциклом, Ватсон, прошлая ночь, сегодняшнее утро — порождает кучу правильных вещей, говорящих мне, что мой план, — лучшее, что я делаю.

— Мы можем сегодня поужинать? — спрашиваю я. Вот тогда я все ему и расскажу. Так я выиграю день, чтобы сообразить, с чего начать и как объяснить все постепенно.

Отстранившись, он вопросительно склоняет голову.

— Ужин? Типа свидания?

Откуда этот жар на моих щеках?

— Если хочешь так это назвать.

Его губы искривляются, он явно пытается обдумать в своем мрачном сознании концепцию нормального свидания. Внезапно я чувствую себя глупо и на мгновение колеблюсь.

— Свидание, — размышляет он.

— Это легко, — объясняю я. — Делай то же, что в последние два раза, когда приглашал меня на ужин, только без убийств и угроз, — саркастически шучу я, пытаясь развеять предложение, которое он явно считает странным.

— Хорошо.

Опершись о перила позади меня, он наклоняется вперед, опуская голову к моей шее. Целует меня, прежде чем снова выпрямиться. Затем снова наклоняется, на этот раз целует в грудь, и вновь выпрямляется.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, пока он продолжает, будто отжиматься от перил, не выпуская меня из капкана своих мускулов. Еще один поцелуй, теперь уже в щеку.

— Из-за тебя я сегодня пропустил утреннюю тренировку.

Он выпрямляется, и мой взгляд падает на его рельефные бицепсы. Они действительно достойны обморока, что и подтверждает благоговейный «ох», срывающийся с моих губ.

— Думаю, будет достаточно трех подходов по двадцать. — Надув губки, поглаживаю его перекатывающиеся мускулы, счастливая любоваться его быстрой тренировкой.

— Будешь считать?

— Раз, — начинаю я, когда он снова медленно опускается ко мне, глядя в глаза, и касается губами моей груди.

— Расстегни рубашку, — приказывает он, снова выпрямляясь.

Делаю, как велено, предлагая себя ему, пока он снова медленно опускается. На этот раз поцелуй ниже, между грудей.

— Два, — выдыхаю я, упираясь руками в металлические перила и откидываясь назад, тем самым увеличивая расстояние между нами. Не то чтобы это его смутило. С каждым жимом он целует разные части моего тела, а вены на его бицепсах напрягаются все больше, кровь пульсирует повсюду. Я так потерялась в завораживающем виде, что сбиваюсь со счета, мой разум способен сосредоточиться только на его губах, касающихся моей кожи. К тому времени, когда Дэнни заканчивает, на моем бюсте и шее нет ни единого дюйма, не отмеченного его губами.