— Я говорю не о девушке и ее рейтинге. — Он подходит ближе. — Я говорю о том, что твой отец сказал тебе вчера, но ты это уже знала. Я пытался поговорить с тобой об этом раньше, но ты меня перебила.

Он прав, я так и сделала, но, если он достаточно храбр, чтобы спросить, от него нужно требовать, чтобы он действительно это сделал.

— Не отталкивай меня. У тебя стресс. — Его голос переходит в низкий шепот, и он сзади подносит мои костяшки пальцев к своим теплым, мягким губам. — Я могу помочь с этим. — Его свободная рука скользит по моему телу, притягивая меня еще ближе к себе.

Это типичное поведение Дамиано: умирает от желания стать белым рыцарем и ждет момента, когда он мне понадобится, момента, который, я надеюсь, никогда не наступит.

Девочки знают о его предложении руки и сердца, точно так же, как они знают, что этого не произойдет, и, конечно, это не связано с единственным семейным условием моей покойной матери, согласно которому ее дети никогда не стали бы жертвами брака по договоренности, я думаю, ее смерть отменила этот маленький пункт. Это потому, что я не заинтересована в том, чтобы стать своей сестрой и тем несчастьем, в которое она превратилась. К тому же мой отец никогда бы не допустил этого союза, и это не имеет никакого отношения к неустанным усилиям наследника делового партнера моего отца, Оливера Хеншо, который при каждом удобном случае пытается со мной поссориться.

Дамиано сын прихвостня, который поддался жадности и доверил свое предательство не тому человеку. Его мать была случайной красавицей, которой заплатили за то, чтобы она родила ему наследника, и после его рождения о ней больше ничего не было слышно.

Я дочь самого отъявленного вора в законе, которого когда-либо знал мой мир, человека, к которому должны прийти все мужчины, если хотят пересечь границу с востока на запад. Моя мать была единственной наследницей крупнейшего в стране предприятия по продаже недвижимости, что давало моему отцу самые широкие возможности, какие когда-либо были у человека его положения.

Его семья распадается.

Моя почти безгранична.

Мой отец не невежественный человек. Он знает, что Дамиано фантастический игрок, которого вы хотите видеть на своей стороне, и он восхищается его самоотверженностью, но на данный момент на этом все заканчивается. Что касается меня как личности, а не как Грейсон или дочери Райо Ревено, Дом имеет значение только тогда, когда мы с ним хотим извлечь выгоду из вопросов личного характера. Это работает на нас. Это проще, безопаснее. Ему не нужно беспокоиться, если женщина заявит о нечестной игре в поисках быстрой выплаты, а мне не нужно беспокоиться о том, что к моей шее приставят пистолет, когда вместо этого я ожидаю губ, это был один из тех уроков, которые нужно усвоить только один раз.

Темные волосы и кристальные глаза вспыхивают в моем сознании, и я хмурюсь. Или, может быть, я ничему не научилась …

Лучшая часть всего этого, помимо того, что его потенциально не убьют или не похитят в качестве предмета обмена, заключается в том, что Дом по-прежнему делает все, что ему заблагорассудится, с кем ему заблагорассудится, когда ему заблагорассудится, что я более чем ценю. Последнее, что мне нужно, это чтобы он преследовал меня до одержимости, а исключительность всегда приводит к чему-то подобному. Я руководила достаточным количеством приветственных фургонов для девушек, брошенных здесь именно по этой причине, чтобы знать об этом из первых рук.

Чертовы богатые парни, клянусь.

Дамиано Донато, будучи ценителем всего, что связано с любовью, и самым настоящим романтиком, которого я когда-либо видела, хочет, чтобы я была вне спальни, по одной причине, и именно это предлагает ему положение рядом со мной. Но, как говорит мой отец, деньги не дают тебе власти, а любовь разрушает все.

Дамиано влюбился бы в меня, если бы я позволила ему это, и эта любовь убила бы его. Точно так же, как это произошло с моей матерью …

— Тебе не нужно было подвергать себя риску, сменив Сая прошлой ночью и уезжая на своей любимой машине.

Раздражение покалывает мою кожу. Мне не нравится, когда меня подвергают психоанализу, но я испытываю стресс. Натянута. Поэтому я мгновение стою молча в его объятиях, но в следующее говорю:

— Через пять минут я делаю утренние объявления.

— Ты права. — Он отпускает меня, отходя, и только тогда добавляет: — В любом случае, времени почти не осталось, не так ли? — Я понимаю, что мое раздражение вызвано не только этим разговором и тем фактом, что он осмелился его завести, но и тем, в каком направлении я его завела.

Слова Дома должны быть соблазнительными, заявление чувственным, намекающим на неприличные вещи, но это звучит не совсем правильно, когда ты случайно узнаешь, что, хотя, да, известно, что он продержится всю ночь… он воспринял мое пятиминутное предупреждение как намек на уход, хотя мог бы его прочитать как вызов.

Мне нужно всего три, в моей голове прокручивается скрипучая грубость моего незваного гостя.

Каким же он был ловким ублюдком.

Поцеловав в последний раз костяшки моих пальцев, Дом направляется к двери.

— Прежде чем я уйду. — Он делает паузу. — Серджио упомянул, что поступило предупреждение службы безопасности.

Я не позволяю своему хмурому взгляду соскользнуть на место, мое внимание сосредоточено на окне, в то время как мои легкие расширяются.

Неужели его все-таки поймали?

— И?

Дамиано отвечает не сразу.

— Сегодня утром сработала сигнализация твоего Aston Martin. Кто-то проверил номер машины, но система не смогла определить, откуда…

Он не спрашивает, почему кто-то вообще почувствовал необходимость запускать «тарелку» так, как ему хочется, надеясь, что я сама предложу ответ. Я поворачиваюсь к нему лицом, встречая его пристальный взгляд своим собственным.

— Спасибо, что предупредил.

Когда я больше ничего не говорю, он понимает намек и снова оставляет меня в покое. Я обхожу стол, опускаюсь на сиденье и подтягиваю микрофон, располагая его прямо перед собой.

Высокий и покрытый татуировками, копнул немного глубже. Aston был сохранен в ту минуту, когда я вышла из него, а это значит, что он запомнил мой номерной знак за те шесть секунд, что увидел его, но не только это. Наша служба безопасности не смогла выяснить, откуда взялся поиск?

Интересно.

Что ж, так интересно, что это раздражает.

Когда я смотрю, как часы приближаются к игровому времени, на экране моего телефона загорается беззвучно доставленное сообщение, и я долго смотрю на него, прежде чем нажать на сообщение неизвестного отправителя.

Неизвестный: Позор, богатая девушка. Я думал, мы на одной волне.

Мои губы растягиваются в легкой улыбке, и я откидываюсь на спинку стула.

Я: Должна ли я знать, кто это и на что вы намекаете?

Неизвестный: Симпатичный. В дерзком, совсем не привлекательном смысле этого слова. Ты знаешь, кто это, и ты понимаешь, что я имею в виду. Джеймс Бонд. Его губы. Твоя кожа.

Я вскакиваю на ноги, кружусь и обшариваю взглядом каждый дюйм пространства за стеклянным окном. Никаких признаков черного, мокрого месива в поле зрения. Его никак не может быть на территории отеля. Взгляд перебегает с моего экрана на стекло и обратно.

Я: Осторожно. Бродячих собак усыпляют.

Мое предупреждение остается без внимания, или, может быть, немых ушей, поскольку он отвечает тем же.

Неизвестный: Послушай. Плохие киски этого не делают.

Намек был как нельзя более ясен. Если бы я была менее искушена в искусстве самообладания, у меня, возможно, отвисла бы челюсть и последовал бы смех.

Он смешон.

Невежествен.

Он также довольно смелый, и, да, у него явно отсутствует какое-либо чувство самосохранения, но, тем не менее, он все же очень смелый. Значит, он думает, что способен измотать меня, усыпить, не так ли?

Я: Я создаю правила. Что создало у тебя впечатление, что я последую за любым?

Я жду мгновенного ответа, его сообразительности и готового замечания. Этого не происходит, и у меня в животе поднимается раздражение из-за такого иррационального, не говоря уже о нехарактерном поступке, как этот.

Часы отсчитывают последнюю секунду, и я быстро возвращаюсь на свое место за столом, но в голове у меня все путается, пальцы подергиваются от желания нажать на спусковой крючок из холодной стали.

Итак, Дом знает, что я была там, где мне не следовало быть.

Высокий и татуированный знает, кто я такая и где меня найти.

Мой отец знает, что я не согласна с его решением.

И я знаю, все это факты, а это значит, что я ничего не могу поделать со всем вышеперечисленным.

Что это за чушь собачья?

Кипя от раздражения, я нажимаю на украшенный драгоценными камнями выключатель перед собой.

— Доброе утро, Грейсон, это Роклин Ревено…

Моя улыбка широка, мой голос приветлив.

Плевать на весь этот гребаный мир.