Западное и южное крылья расположены с левой стороны комнаты, восточное и северное с правой. Если я посмотрю направо, то увижу гигантские дубовые двери, отделанные золотом, ведущие наружу, а если я посмотрю налево, то в дальней стене, параллельной входной двери, и под нависающим балконом гостиной находится еще один ряд дверей, эти больше и толще. Пуленепробиваемые. Звуконепроницаемые.

Это покои канцлера.

Как девушка-кардинал Грейсон, четыре стороны света, которые заставляют нас вращаться, мы сами являемся канцлерами, и это способ сказать, что в нашем мире наши слова перевешивают все… с небольшим принуждением со стороны наших семей, конечно. Но быть главным канцлером, это высшая точка власти. Императрица всего сущего. Или император, в нынешнем виде. Кэлвин Грейсон, он же Кэлвин Мур, хороший канцлер, но он не предназначен для того места, которое занимает. Он представляет фамилию Грейсон в целом во внешнем совете, не связанном с нашими основными четырьмя семьями.

Работа Кэлвина заключается в том, чтобы работать с теми, кто в некотором роде похож на нас, но не представляет угрозы для нашей деятельности за пределами наших округов, чтобы держать нас в поле зрения, чтобы мы могли функционировать в рамках наших собственных законов и образа жизни, так сказать, города, скрытые внутри городов. Он не имеет отношения к тому, что делаем мы. Его руки остаются нетронутыми, как и было задумано.

Он был воспитан, черт возьми, он родился, чтобы представлять наше поколение и то, за которым последует. Через несколько лет он начнет предпринимать политические шаги, медленно продвигаясь к власти, и в конце концов, когда дедушке Дельты придет время уйти из Сената, наши люди сделают все необходимое, чтобы поставить Кэлвина на его место. Как говорит мой отец, к нам всегда должны прислушиваться в правительстве. Как еще коррумпированным организациям сошло бы с рук все то дерьмо, которое они натворили, если бы у них в задних карманах не было кого-то, обладающего “законной” властью?

Главный канцлер Грейсонов, который включает в себя и поместье, и академию, должен был занять уединенную должность, но, когда наша Хелена, наш последний канцлер и двоюродная бабушка Дамиано, была найдена мертвой в своей ванне четыре года назад, Кэлвина попросили занять эту должность, что он и сделал.

Он был решением обстоятельств. Мы знаем это. Он знает это, и мы все равно уважаем его. Он суров, брутален, когда того требует ситуация, но справедлив и честен до конца. По сути, если ты облажаешься, то получишь результат, и так далее. В тот момент, когда Бронкс с тихим звоном опускает левую пятку на блестящий пол, мужчина выходит сам. Глаза Кэлвина поднимаются к нашим, одна бровь приподнимается.

— Все они родом с севера. Это не может быть хорошо, — поддразнивает он.

— Я бы съездила на юг, если бы вы доставили мне это удовольствие, мистер Грейсон. — Бронкс мурлычет не так тонко.

Челюсть Кэлвина сжимается, но он ничего не говорит, просто кивает подбородком на прощание и неторопливо уходит, напряжение его слегка впечатляющих мускулов заметно сквозь сшитый на заказ костюм.

Он не успевает отойти за пределы слышимости, как из нас доносится смех, и мы входим в парадные двери, которые уже открыты, наша машина ждет прямо у края ступенек. Сай, человек, который управляет нами как троицей, и мой личный опекун каждую секунду моей жизни, здесь, готовый и ждущий.

Он подмигивает, когда я подхожу, легкие морщинки по краям углубляются от движения, когда он скрещивает правую руку поверх левой, высоко задирает подбородок, гордясь тем, что демонстрирует знаки на своей шее, двойную букву G, идентичную кольцу на правой руке, которое он надел, изображение, выжженное клеймом на его коже, символизирует клятву, которую он дал защищать и служить любой ценой. Всегда ставить меня и мою безопасность превыше всего, в том числе с риском для собственной жизни. Это звучит немного чересчур, но в моем мире? Это необходимо, и тот факт, что Сай решил посвятить свою жизнь моей защите, значит больше, чем я могу выразить словами.

Дельта проскальзывает последней.

— Тебе следовало попросить Кэлвина поехать на юг, что удвоило бы шансы на то, что он примет одно из двух предложений, твое крыло или твою ху-ха.

Бронкс драматично вздыхает, игриво обмахиваясь веером.

— Или я могла бы просто раздвинуть ноги совсем не по-женски в следующий раз, когда меня вызовут в его кабинет и попросят сесть в кресло напротив него.

— Почему это звучит так, будто тебе нужно добавить "снова" в конце этого предложения? — Я бросаю взгляд в ее сторону поверх своего компактного зеркальца, трижды проверяя, не испачкала ли я зубы помадой.

— По одной фишке за раз, Рокко. Ты лучше всех знаешь правила игры. Дом много лет назад вонзил долото в твой лед и только-только пробил его.

— Что ужасно грустно, когда думаешь об этом. — Дельта присоединяется к веселью Бронкс. — Не похоже, что ему нужна дырка размером с “Магнум”.

— Бедный Дамиано и его шестидюймовый садовод не принимают душ, — добавляет Бронкс, притворно надувая губы.

Я закатываю глаза, но хихикаю вместе с ними.

Они просто дразнят. Все трое из нас видели Дамиано обнаженным, будь то в доме на озере Грейсон, когда мы ходили купаться нагишом поздно вечером, или, иногда, когда он плескался без костюма в бассейне на территории отеля. Или просто, когда он решает раздеться до своего праздничного костюма во время веселых пьяных вечеринок.

Он далек от девчачьих проблем, и за последние несколько месяцев он измотал меня. Если «утомил меня» относится к тому факту, что его доводы о том, что он способный, желающий молодой человек, в то время как я способная, нуждающаяся молодая женщина, и идея о том, что мы могли бы извлечь друг из друга сексуальную выгоду, наконец-то начали обретать хоть какой-то смысл.

Сай разворачивает нашу машину по длинной подъездной дорожке, проезжает через первые железные ворота, отгораживающие нас от остальной части поместья, и начинает спускаться по длинной дороге, которая иногда кажется бесконечной. Большая часть моей жизни проходит в этих стенах, и когда меня здесь нет, за мной следят, куда бы я ни пошла.

Сай может показаться идеальным молчаливым шофером, и он таков, насколько это касается всех остальных. Он притворяется, что не слышит того, что ему говорят, и что он не видит того, что должно быть видно, когда на самом деле он все видит, все слышит, знает каждую чертову вещь. У него есть шестое чувство, когда дело касается меня.

Десять лет в качестве моего опекуна делают это.

Когда я была маленькой девочкой, он был тенью моего отца, человеком с мускулами, когда мой отец был не в настроении использовать свои собственные, а потом, незадолго до смерти моей матери, он стал моим.

Он выше, чем просто высокий, и сложен как бык, с широкими плечами и руками, которые грозят разорвать швы его пиджака. У него немного искривленный нос, и его черты усеяны небольшими шрамами, но не настолько, чтобы он казался суровым. Его волосы такие же темные, как и глаза, но за последние несколько лет в линии роста волос у висков появились седые пряди. И у него, и у моего отца, у обоих.

Когда они стоят рядом друг с другом, то выглядят ничуть не менее угрожающе, чем десять лет назад. Возраст только сделал их сильнее, как это обычно бывает, когда каждый пытается стать следующим за тобой.

Я знаю, почему мой отец отправил со мной своего самого старого и надежного друга. У меня нет никаких сомнений, как и у любого, кто знает человека в маске, что, если кто-нибудь когда-нибудь осмелится напасть на меня, он надерет им задницу.

Машина продолжает двигаться в ровном темпе, проезжая между параллельными рядами пальм, фонари на верхушках, которые обычно освещают их высоту, больше не светятся под лучами утреннего солнца. Когда последний набор исчезает позади нас, дорога расширяется и изгибается, огибая общежитие и выезжая через вторые ворота, которые отделяют его от здания академии.

Единственный способ для студентов, все из которых обязаны проживать в кампусе, попасть в школу и за пределы территории поместья, через нижний этаж пансиона. Он сужается в единственный туннель, ведущий прямо в зал силовых игр Грейсон Элит. Люди часто спрашивают, почему школа не защищена на территории собственности Грейсон, как будто третий и последний железный забор, запирающий нас, не является достаточной защитой, не говоря уже об охране вокруг, но, если бы они подумали об этом хотя бы наполовину, они нашли бы ответ довольно простым.

Грейсон Элит — престижная частная школа для молодых ученых: гениев нашего мира и тех немногих, кому посчастливилось быть приглашенными. Мы являемся национальной аккредитованной академией, хотя и не афишируем такой элементарный термин.

Если бы тревожная жалоба или опасное затруднение были нашептаны на ухо шерифу округа или попали в офис окружного прокурора до того, как у нас появилась возможность подмести наши собственные коридоры, мы бы точно не смогли удержать их подальше от территории академии во время расследования. Платить нужным людям, чтобы они заставляли вещи исчезать, да. Держать их подальше от территории, нет.

Не позволять им вынюхивать проблемы в нашем собственном личном месте жительства? Легко, как с экзаменами. Проблема редко остается незамеченной, но такое случалось в прошлом, и мы не настолько наивны, чтобы предполагать, что это не может случиться с нами.

Все сводится к одной идее: «Грейсон Элит» это не шутка.

Это соревнование и жестокость. Мы позволили распространиться достаточному количеству слухов, стратегических, конечно, намекающих на наши личные интересы в отношении студентов этого заведения, поэтому все постоянно режут лодыжки человеку, стоящему перед ними, в надежде, что их время покажет себя с лучшей стороны. Мы поощряем это. Люди либо заканчивают учебу и двигаются дальше, переступая через все, либо их принимают на работу, если они подают надежды или обладают определенным навыком. Наши основатели, они же наши отцы, причина номер один, по которой большинство из них получают приглашение в школу для начала, чтобы помочь создать наши команды.