— Я стану такой, как только тебя поймают, и я смогу пытать тебя, чтобы получить ответы.

— Какую пытку ты имеешь в виду?

Она хочет улыбнуться шире, но борется с этим.

— Вопрос. — Она замолкает, чтобы перевести дыхание, ее дыхание все еще затруднено. — Зачем охотиться, если не ради убийства?

Ей не обязательно это говорить. Я знаю, она говорит о тупом ублюдке, которого мы скатили с холма. Хорошенькая маленькая привилегированная девочка, которая остановилась, чтобы увидеть мужчину, склонившегося над лежащим без сознания, должна была бы с криком убежать при виде такого зрелища, но мы здесь.

— Иногда трюки лучше понятны, когда они исходят от клоуна.

— Но у клоуна много лиц, так кто сказал, что этот не спрячется в тени?

— Он может прятаться сколько угодно, я услышу, как он приближается. Он, с другой стороны, ни хрена не услышит.

На ее лбу образуются небольшие складочки, которые разглаживаются по мере того, как она собирает их воедино.

— Его барабанные перепонки.

Я не подтверждаю и не отрицаю, и поскольку мое подсознание что-то заподозрило, я прижимаюсь коленом к месту рядом с ее насытившимся телом, хватаю ее за подбородок, чтобы удержать ее взгляд на себе.

— Держи белокурого Джеймса Бонда подальше от своей постели.

Удивление пронизывает ее насквозь. От моих слов или просто вспомнив, что я был здесь, когда был он, я не знаю. Мне все равно. Она приподнимает одну бровь.

— А как ты узнаешь, если я этого не сделаю?

Проводя костяшками пальцев по выпуклости ее груди, я снова смотрю ей в глаза.

— Трахнешься и узнаешь.

Неожиданная усмешка вырывается у нее, и я провожу языком по нижней губе. Ее бедра сжимаются, и я стону, затем наклоняюсь вперед и завязываю ленту от занавесок ей на глаза. У меня осталось двадцать секунд, если что, но мне требуется две, чтобы прижаться своим телом к ее обнаженному телу и приблизить рот к ее уху.

— Спасибо, что подвезла, богатая девочка.

А потом я ухожу.