Затем она отстранилась. Ее колени ослабли, и она изо всех сил пыталась успокоить пульс и восстановить дыхание.

— Мы так много потеряли. Моэн захвачен. Сырнте призывают демонов Наэтер в наш мир.

— Демоны? — сомнение окрасило его тон.

— Я видела их. Одного в Южном лесу и двух только что, в дне пути от перевала Эрунден. Высшая Магия удержит их, но убить их может только это оружие, — она расстегнула пояс, на котором был Кел'Бару, и протянула свой меч Акмаэлю.

Он обнажил клинок, держа его под лунным светом, словно приветствуя старого и не совсем желанного знакомого.

— Поэтому я должен владеть галийским мечом, если я хочу противостоять Сырнте. Будем надеяться, что теперь он меня послушается.

— Он послушается, мой Король. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это было так.

Улыбка коснулась его губ. Акмаэль вложил меч в ножны и отложил его в сторону.

— А еще… — начала она.

Он заглушил ее поцелуем.

— Пожалуйста, мой Король. Я должна сказать…

— Эолин, любовь моя, — Акмаэль взял ее лицо в свои руки. Сильные руки, закаленные магией и созданные для войны. Руки, которые вызывали боль желания знакомым прикосновением. — Завтра мы будем готовиться к нашим боям. Сегодня я хочу быть только с тобой.

Его губы снова нашли ее, и Эолин поддалась их настойчивости, своему желанию. Она закрыла глаза, дрожа, когда он освободил ее тело от удушающих пут ее рваного платья.

Акмаэль поднял Эолин и отнес к своей теплой постели. Тот тихий голос протеста, что звучал в ее сердце, был заглушен непреодолимой потребностью раствориться в этой близости, полететь на крыльях Дракона и забыть ужасы, осаждавшие ее мир.

Эолин пила из чаши их общего желания. Когда экстаз завершился, и их страсть прошла, она проснулась в объятиях Акмаэля, слушая ровный стук его сердца.

Король-Маг поерзал во сне, крепче обняв ее. Эолин прижалась губами к его теплой груди, благоговея перед глубоким чувством безопасности, которое она чувствовала в центре его замка.

Когда она погрузилась в сон, ее мысли вернулись к Бортену, к сладкому открытию его поцелуя, к печали их расставания, к жизни, которую они никогда не узнают.

— Я люблю тебя, — пробормотала она, хотя уже не была уверена, для кого предназначались эти слова.