ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Хор рассвета

Эолин не возвращалась в Восточную Селен со дня восстания ее брата. Она хорошо помнила холмистый ландшафт и медленный подъем в дальние уголки провинции, где Клан Востока процветал на протяжении поколений, пока Война Маг не завершилась их уничтожением. Деревья шептали потерянными голосами; ветер прял древние чары над холмами, раскрашенными первыми весенними красками.

По мере приближения к поместью Кори открытые пастбища сменились густыми лесами. Эолин приветствовала тень возвышающихся елей, сладкий аромат, исходивший от их лошадей, наступающих на влажный ковер из опавших иголок.

Давным-давно она гуляла по этим лесам с Адианой; танцевала и пела с ней на фестивалях Зимнего Солнцестояния и Эостара. Это были времена парализующего страха и постоянного сокрытия, но, вспоминая, Эолин могла видеть только свет и смех своей ближайшей подруги.

Поместье Кори выглядело точно так же, как она помнила, — беспорядочное полукруглое сооружение с толстыми деревянными опорами и соломенными крышами. В центре стояла древняя ель, посаженная первыми магами, заселившими этот район.

Эолин выделили просторные покои, соответствующие ее статусу. Их она разделила со своим новорожденным сыном Эоганом, Мариэль, Геменой и принцессой Элиасарой.

На следующее утро после прибытия маг Кори, Эолин и девочки вместе покинули поместье пешком, привязав к спине Кори клетку с Адианой. Солнце еще не поднялось над деревьями, когда они достигли лесного луга. Кори расстелил свой плащ на ароматной траве и помог Эолин устроиться с принцем.

Девочки побежали за грибами и зимними ягодами. Юная Элиасара ковыляла за ними, ее агуканье и смех свободно парили над высокой травой. Услышав детский смех, Эолин ощутила тепло сердце, потому что в целом она была очень серьезной девочкой.

— Я не понимаю, почему Акмаэль оставил принцессу с нами, — сказала она Кори. — Он проявляет к ней так мало привязанности. Меня это огорчает.

Огорчение Тэсары, когда она узнала, что ее дочери не разрешат покинуть Мойсехен, было ужасным зрелищем. Она бросилась к ногам Акмаэля и умоляла его передумать, но ее мольбы не были услышаны.

— Решение короля было принято не из отцовской любви, — Кори начал привязывать клетку к низко висящей ветке куском бечевки. — Элиасара — заложница интересов семьи своей матери. Акмаэль поступает мудро, что не привязывается к ней, как поступила бы ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Я о том, Мага Эолин, что единственный недостаток владения картой заключается в том, что однажды тебя могут заставить ее разыграть. Это то, что тебе следует помнить, теперь, когда ты стала королевой.

— Ты предполагаешь, что Акмаэль будет использовать собственную дочь в качестве пешки?

— Акмаэль, возможно, нет, — Кори затянул узел и проверил, выдержит ли он вес клетки. — Но Король-Маг сделает все необходимое, чтобы помешать Рёнфину поднять против нас армию.

Кори снял ткань, закрывавшую клетку. Адиана вздрогнула и замерла, с любопытством вглядываясь в окружающее.

— Это их последняя возможность попрощаться, — Кори кивнул в сторону пути, по которому пошли девочки. — Ты уверена, что не хочешь сказать Мариэль и Гемене правду?

Эолин покачала головой.

— Так лучше; им лучше поверить, что они увидят ее в загробной жизни.

Принц Эоган начал суетиться, а Эолин расстегнула лиф, баюкая ребенка и предложив свою грудь, чтобы покормить его.

— Знаешь, это скандальное поведение, — сказал Кори. — Тебе никто не говорил, что тебе нужна кормилица?

— У меня и так достаточно глупых правил, чтобы их соблюдать, — возразила Эолин. — Это слишком нелепо, чтобы его не нарушить.

— Ты права, — Кори сел на ближайшее бревно и оглядел луг. Лес был спокоен, наполнен нежным хором рассвета, характерным для этих северных холмов.

— Что же нам теперь делать? — спросила Эолин.

Маг выдохнул и пожал плечами.

— Ждать.

Солнце медленно поднималось из-за туманных деревьев.

Шмели летали над полем.

Эолин и Кори разговорились, с нежностью вспоминая дни Круга, жизнерадостный характер и чарующую музыку их подруги из Селкинсена.

Маленький Эоган пососал грудь, задремал и снова пососал грудь. Он был сильным мальчиком, здоровым, и сердце Эолин наполнялось благодарностью каждый раз, когда она видела его. Он унаследовал темные волосы своего отца, но его глаза, серо-голубые, еще не приобрели свой цвет. Эолин задавалась вопросом, будут ли они серебристо-зелеными, как у его бабушки, или темными, как у его отца.

Через неравные промежутки времени появлялись девочки и бросали сокровища леса на колени Эолин. Она и Кори интерпретировали каждый объект в соответствии со своими знаниями и опытом: перо карликовой совы может защитить от голода Потерянных Душ; осколок стекловидного камня мог растворить неправильно сотворенное заклинание; росу, собранную с паутины этого паука, можно было использовать при заболеваниях глаз. Список продолжался и продолжался, и Эолин многому научилась у Кори, который знал эти северные леса гораздо лучше, чем она.

Когда Мариэль появилась одна с венком пурпурного этнэ, настроение Эолин омрачилось. Девушка протянула цветы Магу Кори и сказала:

— Я сделала это для тебя. Если тебе нравится. Это подарок от меня и от леса.

Кори взял ароматные цветы и посмотрел на нее добрым взглядом.

— Мне очень приятно, Мариэль. Спасибо.

Мариэль коротко рассмеялась и убежала, оставив Кори страдать под испепеляющим взглядом Эолин.

— Что? — сказал он. — Это всего лишь цветы.

— Не притворяйся невиновным, Кори. Ты прекрасно знаешь, что это значит. Бел-Этне на носу, и Мариэль положила на тебя глаз. С тех пор, как она вернулась из Моэна.

— Это ее решение. Кто я такой, чтобы отказываться, если она выберет меня?

— Я не позволю тебе шутить по этому поводу.

— Я не в шутку. Мариэль достаточно взрослая, чтобы стать женщиной в магии. Это ее год, чтобы просить о посохе и участвовать по желанию в первых обрядах Бел'Этне. Этого у нее не отнять.

— Я не собираюсь. Но ты… — Эолин запнулась из-за неожиданной путаницы своих мыслей.

— Что я? — резко спросил Кори.

— Я не знаю! Как-то это неправильно.

— Лучше маг — нет, лучше этот маг, которому можно доверять, — чем дурочка, не надеющаяся понять, насколько священным и важным это будет для нее.

Эолин застонала.

— Я хочу лучшего для нее, Кори. Я только прошу тебя принять во внимание…

Адиана поразила их обоих, разразившись песней, длинной сладкой трелью, за которой последовала серия коротких пульсирующих нот.

Кори поднял руку, призывая к тишине.

Эолин помрачнела от его предположения, что ей нужен сигнал.

С края луга донесся ответ самца, высокий ритм, словно вызывая вызов, а затем плавный стаккато.

— Вот он, — прошептал Кори.

Эолин уловила шелест листьев, а затем вспышку цвета между кустами. В горле застрял ком. Она встала и доверила Кори своего спящего ребенка.

Адиана беспокойно порхала внутри клетки, возвышая голос в прекрасной песне каждый раз, когда останавливалась на насесте. Пальцы Эолин задержались на защелке. Отчаяние закралось в ее душу.

— Ах-ха! Смотри, Эолин, — маг Кори говорил как гордый отец в день свадьбы своей дочери. — А вот и красавчик.

Самец присел на соседнее дерево. Он внимательно наблюдал за Эолин и ее пленницей. Его цвет был похож на Адиану, за исключением рыжей кепки, закрывавшей его черные глаза.

Эолин отперла засов и залезла внутрь клетки, поймала воробья нежной рукой. Поддерживая лапки птицы между пальцами, она погладила ее мягкие перья. Адиана дрожала в ее объятиях.

— Это не та свадьба, которую я представляла для тебя, подруга, — пробормотала Эолин. По правде говоря, она не думала о свадьбе Адианы, но только боги знали, что могло бы случиться, если бы их шабашу позволили остаться в высокогорьях Моэна.

Возможно, Адиана нашла бы хорошего мужчину, кого-то, кто умерил бы ее цинизм и лелеял бы ее сердце. Они с Адианой могли бы растить своих детей вместе, путешествуя каждую весну, чтобы насладиться испещренной солнцем тенью Южного леса.

— У нас была хрупкая мечта, да?

Воробей зачирикал и захлопал крыльями.

— Но мы жили своей мечтой. Несколько коротких лет Боги были щедры к тебе и ко мне. Теперь они действуют по иным прихотям, и у нас нет другого выбора, кроме как поблагодарить их за то, что у нас было, и продолжить свой путь.

— Эолин, — тон Кори был мягким. Теперь он стоял рядом с ней, баюкая ребенка на одной руке, положил другую ладонь ей на плечо. — Поклонник Адианы становится нетерпеливым.

Эолин кивнула и прижалась губами к мягким перьям воробья.

— Тогда иди, подруга и сестра. Будь в мире. Будь свободна.

Эолин выпустила птицу.

Адиана перелетела на ближайшую ветку, устроилась и начала прихорашиваться.

Маг и мага отошли на приличное расстояние.

Эолин взяла Эогана, прижала его к своей груди, словно он был единственной нитью, которая могла провести ее через этот момент, когда горькие потери прошлого превратятся в неизведанный путь будущего.

Самец приземлился рядом с Адианой и начал ухаживания, сложный ритуал песни, перемежающийся короткими прыжками и трепетом крыльев. Адиане удалось полностью проигнорировать его, предпочитая вместо этого тщательно ухаживать за своими перьями, глядя в любом направлении, кроме его.

Это поведение продолжалось, демонстрация самца становилась все более бешеной, а безразличие Адианы — все более решительным, пока Кори не всплеснул руками и не воскликнул:

— Посмотри, через что она заставляет его пройти! Как долго самец должен продолжать эту дурацкую песню и танцевать, прежде чем она обратит на него внимание?

Эолин улыбнулась.

— Недостаточно долго, маг Кори. Недостаточно долго.

Адиана прыгнула на новую ветку и склонила голову в сторону самца, будто ожидая, что он последует за ней. Он так и сделал. Наконец, она возвысила голос в песне. Он присоединился к ней, переплетая трели, пока их голоса не зазвучали как один, ноты, словно хрустальные колокольчики в утреннем воздухе, изысканная смесь радости и горя.