Изменить стиль страницы

Глава 20

Когда мы в последний раз покидали гостиницу, мы узнали, что бывшая возлюбленная Косандиона предала его. О, Косандион! Такой внимательный, такой красивый, такой одинокий. Если бы только у него был кто-то, чтобы утешить его неспокойное сердце. Теперь его пиар-директор, Ората, пытается потушить этот огонь. Но завтраки остывают, и даже хранителям гостиниц нужно есть…

Душегубы снова разбудили меня около 4:00 утра, пытаясь сделать подкоп на дне ямы. Обычно я позволяю им утомлять себя, но я была измотана, поэтому я сделала для них очень большой экран, а затем поместила на него документальный фильм «Предоставьте это Биверу». Это была постановка «ПиБиЭс» с большим количеством отснятого материала о вырубке деревьев и строительстве плотины. Ужасные гости пошли против политики хранителей, к тому же душегубы действительно испытывали мое терпение.

Шон, встав с кровати, разбудил меня в 5:00 утра, и когда я спросила его, что происходит, он поцеловал меня и сказал мне продолжать спать. Когда я, наконец, два часа спустя выползла из кровати, спальня была пуста. Я нашла его снаружи, разговаривающим с Мараисом. Мараис обнаружил пару папарацци из Доминиона, пытавшихся заснять гостиницу в темное время суток, задержал их и передал Шону, который перебросил их в Баха-чар, пока я спала. Теперь они обсуждали, что делать, если появятся новые папарацци. Я оставила их наедине и отправилась завтракать.

Большинство делегаций в очередной раз предпочли уединенный завтрак, поэтому я направилась прямо в помещение для наблюдателей. Они уговорили Тони позволить им поесть на нашем заднем дворике, и когда я вышла, то обнаружила Дагоркуна, Карат, Томато, Тони и Гастона, которые расположились вокруг большого стола на улице. Они наслаждались версией традиционного американского завтрака от Орро, если, правда, традиционный завтрак включал в себя приготовление яиц желтком вверх в маленьких корзиночках из картофеля, обжаренного по-французски, украшенных бусинками кристаллизованного, но восхитительного кетчупа и кленового сиропа.

Как только я села, из кухни появилась Капелька, поставив передо мной тарелку с яйцом в корзинке и чашку кофе, и исчезла обратно на кухню. Стол был так завален едой, что было чудом, что он еще не разбился. Я долго смотрела на блюдо, борясь с параличом принятия решений, затем положила на тарелку пару сосисок, добавила немного фруктов и сделала глоток кофе.

Ммм, восхитительно.

— Я думал, ты предпочитаешь чай, — сказал Тони. Его тарелка была размером с блюдо на День благодарения, и он поглощал еду так, словно у него никогда больше не будет возможности поесть. Была причина, по которой он был любимым посетителем Орро. Ну, если не считать Гастона, конечно.

— Верно, но чай мне сейчас не помощник.

— Душегубы? — спросил он.

— Ммм. И папарацци. И пираты. Кто из вас впустил Калдению в покои отрокаров прошлой ночью?

Гастон поднял руку.

— C’est moi, je suis coupable.[17]

Тони закатил глаза.

И почему я не удивлена?

— Ты должен следить за ней, а не потакать ее прихотям.

— У меня двойная миссия: помогать вам и помогать Суверену. Джордж и Арбитражное управление хотят, чтобы выбор пары прошел гладко.

Конечно, Джордж не позволит, чтобы было иначе.

— Наблюдать за Ее Милостью — это действительно честь и привилегия, — сказал Гастон. — Ее замысел великолепен. Когда я вырасту, я хочу быть таким же, как она. Если бы она брала учеников, я бы немедленно принес клятву ей, преклонив колено. К сожалению, на данный момент она не заинтересована. Я спрашивал.

Нам только Гастона преклоненного не хватало.

— Поразительно ужасная идея, — сказал Тони. — Эта женщина может препарировать тебя двумя предложениями. Ты никогда не поправишься.

— И именно поэтому я хотел бы стать ее учеником, — сказал Гастон.

— На каком языке ты только что говорил? — спросила Карат.

— На французском. На одном из диалектов, миледи, — сказал Гастон.

У-ля-ля, «миледи». Кто-то уловил вампирский этикет. Дагоркун нахмурился.

— А другие языки есть на твоей планете? — спросила Карат.

— Есть несколько. Я научился говорить по-французски и по-английски одновременно. Они оба мои родные языки. Есть ли на твоей планете другие языки?

Она покачала головой.

— Нет, у нас только разные диалекты, но все они являются распространителями одной и той же лингвистической ветви. Твой второй язык звучит интересно.

— Хочешь еще послушать? — он спросил. Дагоркун нахмурился еще сильнее.

— Да. Думаю, да.

Гастон наклонился вперед.

- Âme sentinelle,

Murmurons l'aveu

De la nuit si nulle

Et du jour en feu.

Des humains suffrages,

Des communs élans

Là tu te dégages

Et voles selon.[18]

У него был действительно хороший голос, глубокий и звучный, и каким-то образом казалось, что французский подходит ему.

Тони снова закатил глаза.

— Как переводится? — спросила Карат.

Гастон сделал небольшой, элегантный жест рукой.

— Это стихотворение Артюра Рембо. Оно говорит о вечности, которую обретаешь в тот момент, когда заходящее солнце касается океана или двое влюбленных дают прошептанное обещание. Это стремление открыть бесконечность в одно мгновение и навсегда сохранить его в своей памяти в качестве защиты от неизбежности мучений.

Я перестала есть и посмотрела на него.

— Это правда, — сказал он.

— Очаровательно, — сказала Карат. Она поставила локоть на стол и оперлась подбородком на тыльную сторону ладони. — Еще что-нибудь скажи.

Мышцы челюсти Дагоркуна напряглись.

Карат повернулась ко мне, чтобы взять маленькую баночку с джемом, и подмигнула. Ох. Вот те на! Она делала это нарочно.

— Что бы ты хотела услышать? — спросил Гастон.

— О, я не знаю. — Карат намазала немного джема на крошечный рогалик в форме герба дома Крар. Орро действительно превзошел самого себя. — Есть ли у Орды какая-нибудь увлекательная поэзия, младший хан?

Дагоркун разжал челюсти.

— Да.

— Не мог бы ты прочитать что-нибудь для нас?

— Нет.

Я отпила кофе, чтобы не засмеяться.

— Ох, какое разочарование. — Карат захлопала длинными ресницами.

Гостиница обратила на себя мое внимание. Сообщение от Дома Меер. Я махнула рукой, чтобы никто не испугался, и «Гертруда Хант» передала мне экран с изображением Бестаты. Кандидатка вампиров была одета в урезанную версию доспехов, которые рыцари носили во время тренировок. Я достала тренировочное оружие из хранилища.

— Я хочу поговорить с леди Ренадрой.

Ну, поскольку мы используем официальные титулы вместо имен…

Я посмотрела на Карат.

— Ты хочешь пообщаться с леди Эминдрой?

— Да.

Я подвинула экран к ней.

Стойки с учебным оружием поднимались сквозь дерн лужайки. Оружие было точного размера и веса стандартного оружия вампиров, но сделано из другого материала, и его края были тупыми, хотя быть раненным одним из них все же было больно.

— Не хотите ли вы немного потренироваться сегодня утром? — спросил Бестата.

Глаза Карата вспыхнули.

— Всегда.

— Я полагаю, кто-нибудь придет, чтобы сопроводить меня к вашему местоположению?

— Да, — сказала я.

— Отлично. Я с нетерпением жду этой тренировки.

Экран погас. Карат поднялась.

— Я сейчас вернусь.

Я повернулась к Гастону.

— Не мог бы ты привести Бестату?

Он отвесил мне неглубокий поклон.

— С удовольствием.

— Спасибо.

Гастон вышел из-за стола.

— Как вы узнали, что она скажет «да»? — спросил Томато. — Вы вытащили оружие еще до того, как они согласились сражаться.

Орро подал ему маленькие кубики сырого стейка. Томато проткнул их когтями, окунул в блюдце с пряным медом и осторожно отправил в рот один за другим, долго пережевывая каждый кусочек.

— Я узнала ее тренировочные доспехи. Каждый раз, когда Бестата появляется на публике, она всегда выглядит официально. Была только одна причина, по которой она могла надеть тренировочную броню. Она хотела провести спарринг, и среди нас был только один человек, которому она могла бросить вызов.

— Но как вы поняли, что Карат согласится? — спросил Томато.

— Рыцарь-вампир с положением Карат никогда не отступит перед вызовом конкурирующего Дома. Для Бестаты это шанс ощутить мастерство Карат. Карат понимает это и рада его продемонстрировать, что ее даже не беспокоит сбор разведданных Дома Меер. Кроме того, Карат похожа на мою сестру. Она не может устоять перед мечом. Если поблизости кто-то есть, ее рука сама начинает тянуться к нему.

Дагоркун отпил чай. Он явно о чем-то задумался.

— Почему ты не продекларировал «При свете Луны, по кровавому следу»? — спросил Тони.

Он отмахнулся.

— Мне это не пришло в голову.

— Ты можешь объяснить мне Суркара? — спросила я. — Ты здесь для того, чтобы наблюдать за ним. Почему он здесь?

Дагоркун вздохнул.

— Когда Орда претендует на планету или строит космическую станцию, поселенцы выбираются с помощью сложного алгоритма. При этом учитывается трудовой стаж, достижения, потребности колонии и индивидуальные предпочтения. Это также гарантирует, что население колонии будет разнообразно и одинаково представлено. Ни один клан не может претендовать на численное или специализированное большинство. Выживание колонии требует сотрудничества, каждый должен отложить в сторону свои наследственные разногласия и кровную месть и работать вместе ради процветания. Через несколько десятилетий, когда подрастет новое поколение, они начинают думать о себе как о выходцах из этой колонии, а не из Племени Северного Ветра или Племени Южных Порывов. Если появляются какие-либо нарушители спокойствия, они обычно записываются в армию и отправляются в учебные лагеря Орды, где учатся единству или умирают. Вот как Орда остается сплоченной.

В этом был смысл. Если бы Орда была одеждой, то это был бы разноцветный плащ Джозефа, сшитый из тысяч лоскутков, где каждый цвет был бы племенем. У каждого племени была долгая и кровавая история. Если бы все этнические группы Земли собрались вместе, мы едва ли составили один рукав.