Версия подняла голову и ударила Косандиона наказывающим взглядом. Даже сидя, Косандион был высоким, а приподнятая платформа его трона возвышала его на шесть футов над головой Версии. И все же ей удавалось смотреть на него свысока.

Грядет что-то нехорошее.

— Я вижу, ты наконец-то понял, — сказала она. Ее голос был глубоким, речь уверенной. Она, казалось, ни капельки не нервничала. Нет, она с нетерпением ждала этого противостояния, и теперь она наслаждалась им. Все, что она делала, было преднамеренным.

Косандион превратился в статую. Он сидел неподвижно, словно он и его трон слились в единое целое, которое было Сувереном. Когда он заговорил, его голос был ровным и размеренным.

— Почему?

— Пять месяцев, Косандион. И вот я здесь, в точно таком же положении, в каком была до нашей связи. — Она взглянула на Орату. — Я должна была получить ее работу. Это было наименьшее, что ты мог бы сделать в качестве компенсации.

Ората ощетинилась.

Голос Суверена стал холодным.

— Я не знал, что отношения со мной требуют компенсации.

— О, пожалуйста. Отношения с Сувереном, мужчиной, который будет уделять вам целых пять процентов своего внимания. Мужчиной, который никогда не бывает доступен, который поглощен работой, который при первой встрече дает понять, что он ограничивает чувства. Мужчиной, который объясняет, что ты достаточно хороша для секса и случайных разговоров, но никогда не подойдешь для большего. Какие бы крохи внимания он ни уделял, это будет происходить на его условиях и по его графику. Что это была за фраза, которую ты использовал? «Управлять ожиданиями, чтобы избежать недоразумений» и «неспособен к серьезным отношениям». Какая женщина не была бы в восторге?

Ресвен открыл было рот. Косандион постучал указательным пальцем по подлокотнику, и челюсти канцлера защелкнулись.

— Ты преследовала меня, — сказал Косандион. — Я согласился встретиться с тобой, чтобы обсудить это. Я был честен с тобой, и ты заверила меня, что того, что я предложил, достаточно. Тебя никто не заставлял. Насколько я помню, ты была полна энтузиазма.

На лице Версии дернулся мускул. Ее самообладание ослабло. Калдения никогда бы не позволила себе подобной оплошности.

— До того, как мы переспали, я была восходящей звездой, — выдавила она. — После этого я стала некомпетентной дурочкой, которая имела доступ к Суверену в течение 5 месяцев и не смогла извлечь из этого никакой политической выгоды. Ты превратил меня в посмешище. Когда вы с Парсеоном расстались, он стал министром третьего ранга.

— Повышение было до того, как начались их отношения, — сказал Ресвен. — Министр Парсеон ходатайствовал об отсрочке его утверждения, поскольку его обязанности не позволяли ему посещать столицу в течение первых двух лет. Вы можете найти запись об этом в правительственных архивах, в разделе…

— О, заткнись. — Версия поморщилась. — Ресвен, слишком поздно играть роль няньки при сироте. Твой маленький мальчик уже совсем взрослый. Он способен говорить сам за себя.

— Вы некультурная женщина. Вы позорите свою семью, — выплюнул канцлер.

— Это ненадолго. Скоро моя семья и все в Доминионе узнают, что за то, чтобы отмахнуться от меня, придется заплатить.

За эти годы у меня было много партнеров, мужчин, женщин, гуманоидов и нет, но ни один из них не остался рядом со мной. Бедный Косандион.

Версия нетерпеливым движением головы откинула волосы назад.

— Давай перейдем к делу. Ты ничего не можешь мне сделать. Я замела следы, и у тебя нет доказательств. Только обвинение в некомпетентности может остаться, и как только этот прекрасный беспорядок станет достоянием общественности, все увидят мои действия в правильном свете: глубокий, рассчитанный удар в сердце. Моя карьера взлетит, пока ты будешь залечивать свою рану и пытаться вернуть хоть какое-то подобие уважения в глазах общественности.

— Пирату, — сказал Косандион. — Презренному преступнику. Ты позволила ему пройти отбор, а затем передала конфиденциальную информацию его сообщникам, подвергнув опасности всех здесь присутствующих. Ты хотя бы знаешь, что он сделал?

Она улыбнулась.

— Каждую частичку. Массовые убийства, изнасилования, рабство. Он сделал все, что может сделать человек, когда ему дают оружие, ремесло и деньги без каких-либо моральных указаний. Его поносят даже его соратники. Вот почему я выбрала его. Это должно было быть отвратительно, Косандион, иначе оно не оказало бы необходимого воздействия. Я дала достаточно подсказок нужным людям. Продолжай. Попытайся скрыть это. Это станет абсолютным провалом. Каждая кровавая деталь его злодеяний будет показана на экранах Доминиона. Башня твоего жалкого высокомерия рухнет от одного быстрого удара. Я буду дорожить этим.

Ората сделала шаг вперед.

— Я могу все исправить. — Косандион взглянул на нее.

— Пожалуйста, Летеро. Она моя подчиненная. Позвольте мне это исправить. –

Косандион задумался.

— У вас есть время до завтрашней церемонии выбытия кандидатов.

Ората кивнула с серьезным выражением лица и постучала пальцем по наушнику.

— Селериан, разбуди всех. Да, всех.

Косандион слегка повернул голову. Миралитт кивнула охранникам.

— Посадить под стражу государственную служащую Деному.

— На каком основании? — взвилась Версия.

— Нарушение протокола. Неспособность поприветствовать Суверена, неспособность назвать Суверена по титулу и вмешательство в деятельность государственного служащего с намерением нарушить его обязанности.

— Что? — Версия отступила назад.

— Канцелярия отвечает за ведение записей о жизни Суверена и должна предоставлять эти записи по требованию общественности, — сказала Миралитт. — Вы обвинили государственного чиновника в неподобающем поведении перед Сувереном, что представляет собой затребование информации. Канцлер Ресвен обязан немедленно сообщить, где можно найти эту информацию. Сказав ему заткнуться, вы помешали ему выполнить свой долг, что представляет собой подавление.

— Это абсурд!

— Заберите ее, — сказала Миралитт.

Стражники повели Версию обратно к порталу. Я наблюдала, как они исчезают в сиянии.

— Свободны, — сказал Косандион.

Ората и Миралитт вышли из комнаты, глава пиар кампании почти побежала к порталу, а шеф службы безопасности направилась в свои покои. Остались только Косандион, Ресвен, Шон и я.

Выражение лица Косандиона дрогнуло. Эмоция исказила его лицо, смесь смирения, тупой боли и глубокого одиночества. Горькое фаталистическое принятие.

Пожилой мужчина опустился на колени перед Косандионом и взял его руки в свои.

— Мне так жаль, Летеро. Так жаль.

Шон взял меня за руку. Мы тихо удалились и поднялись наверх в нашу спальню. Мы сняли мантии, а затем я забралась в кровать рядом с Шоном и обняла его. Я не хотела чувствовать себя одинокой.

Шон обнял меня одной рукой. Некоторое время я лежала без сна, уверенная, благодаря теплу его тела, что с нами все в порядке, а затем я погрузилась в сон.