Глава 38

Энцо

Черт, я ненавижу это.

— Ты же знаешь, что выйдешь оттуда с видом обсосанной изюминки? — Трой звонит в ту секунду, когда моя голова выныривает из воды.

Кроме него. По нему я не скучал.

Я прищуриваюсь на своего партнера, пытаясь решить, хочу ли я схватить его за ногу и притащить сюда, чтобы посмотреть, как он паникует, или мне следует пойти своим обычным путем и игнорировать его.

— И хотя я в экстазе от того, что ты наконец-то нашел кого-то, кто готов взять в рот любую твою часть, это не очень-то мило выглядит.

— Что ты вообще несешь? — рявкаю я с раздражением. Он ведет себя так, будто я должен знать, что такое изюм.

— Мокрый, сморщенный изюм. Ты будешь выглядеть как мокрый, сморщенный изюм. Не мило.

Прежде чем я успеваю ответить, вода сдвигается, ровно настолько, чтобы отвлечь мое внимание от болтливого идиота. Плавник устремляется прямо ко мне, и я неуклонно погружаюсь под воду.

Самка большой белой акулы, как торпеда, плывет в воде со скоростью около двадцати пяти миль в час.

Адреналин устремляется через меня, сердцебиение пульсирует в каждом атоме моего тела.

Ее рот широко раскрывается, обнажая ряды острых как бритва зубов. Я бью ногами, наклоняясь так, что оказываюсь перпендикулярно ей. Мои ноги выходят за пределы ее тела, а туловище находится прямо перед ее ртом. В тот момент, когда она настигает меня, я хватаюсь за кончик ее носа и, используя ее импульс, подбрасываю себя над ней так, что оказываюсь верхом на ее спине.

Она бьется, когда я хватаюсь за ее спинной плавник и крепко держусь, пока она скользит по воде.

Я достаточно взволновал, поэтому, когда она проплывает мимо лестницы, отпускаю ее и хватаюсь за металлические ступеньки, вылезая наружу, пока она уплывает в другом направлении.

Когда я высовываю голову, я вижу офицера Бэнкрофта и офицера Джонса, которые ждут рядом с Троем, а Сойер стоит по другую сторону от них, неловко переминается с ноги на ногу. Их лодка стоит у причала на холостом ходу.

Хорошо. Значит, они здесь ненадолго.

Сойер спустилась, чтобы ответить на дополнительные вопросы, а я ждал, когда они позвонят мне, чтобы забрать ее. Она настаивала на том, чтобы ехать одной, и хотя мне это не нравилось, я уважал ее потребность разобраться со своим прошлым самостоятельно.

Похоже, они взяли на себя инициативу привести ее ко мне.

— Должен сказать, мистер Витале, вы необычный человек, — обращается офицер Джонс, заглядывая в воду с типичным взглядом, который я вижу у людей — это не мог быть я.

— В людях нет ничего необычного, — отвечаю я. Трой закатывает глаза и говорит «будьте любезны», что приводит меня в замешательство, потому что я не знаю, что это значит.

Джонс сухо усмехается.

— Наверное, вы правы.

Я выхожу на дорожку, хмурясь, вода вытекает из моего тела, пока я иду к группе. За последние три недели я видел их достаточно, и их лица мне уже порядком надоели. Глаза Сойер на мгновение округляются, но она быстро отводит взгляд, на ее щеках появляются маленькие красные точки.

Ухмылка дергается в уголках моих губ, и она замечает это быстрым взглядом. Затем она спотыкается о себя, прежде чем ее взгляд застывает и приклеивается ко мне, эти клубничные губы расходятся, когда я приближаюсь.

Черт, как же я люблю свою маленькую воровку.

— Мистер Витале? — внезапный навязчивый голос отвлекает мое внимание, и моя ухмылка мгновенно спадает.

— Что?

Трой вздыхает от моего тона.

— Я вижу, вы все еще не заинтересованы в терапии, — замечает Джонс, кривя губы.

Они пытались навязать мне психотерапевта, чтобы разобраться с убийством, но я не понимаю, зачем, учитывая, что я не потерял сон из-за этого.

— Да?

Джонс не удостаивает меня ответом, но выдыхает сухой смех.

— Вы могли бы стать хорошим примером для Тринити, — вклинился Бэнкрофт. — Она может чувствовать себя более комфортно, если вы пойдете.

Я останавливаюсь перед группой и хмуро смотрю на двух офицеров. Сойер пока воздерживается от терапии, не желая идти к тому, кто был ей назначен. Трудно искать помощи, когда тебя заставили похоронить все, что вызывает у тебя кошмары, не имея возможности рассказать об этом ни одной живой душе.

— Почему вы здесь?

Сойер сдерживает улыбку и качает головой.

— Наши следователи увидели существенные доказательства самообороны в этом деле. Мы хотели сообщить вам хорошую новость, что вы больше не представляете интереса.

Я скрещиваю руки, смотрю на них, прежде чем сказать:

— Я уже знал это.

Глаза Троя вспыхивают. Он боится полиции, и проявить неуважение к ним — не лучше, чем проявить неуважение к премьер-министру.

— А сейчас?

Я пожимаю плечами.

— Это было очевидно, учитывая, что он хранил трупы.

— Он очень рад это слышать, — вклинивается Сойер, бросая на меня взгляд.

Они не выглядят убежденными, но меня это не волнует.

— Мы дали Тринити несколько брошюр о финансовой помощи и программах, которые могут помочь ей адаптироваться в обществе. Надеюсь, вы поощряете ее к обретению самостоятельности, мистер Витале, — объясняет Бэнкрофт, заканчивая последнее предложение строгим, властным тоном.

Одна бровь приподнята, взгляд такой, как будто родитель ожидает, что вы поступите в колледж, а не будете жить в подвале до тридцати лет.

Монахини, которые меня воспитали, гораздо страшнее ее.

Брошюры в руках у Сойер, и она смотрит на них так, будто собирается их потом сжечь.

— Тринити уже самостоятельна, офицер. Надеюсь, вы научитесь оказывать ей большее доверие, — стоически отвечаю я.

Она улыбается, соглашаясь с этим.

— Вы упомянули, что хотите сменить имя, мы можем свести вас с адвокатом, который поможет вам в этом процессе. Там же вы сможете разобраться и с удостоверением личности, — продолжает Бэнкрофт и поворачивается к Сойер. — Вы уже решили, как хотите, чтобы вас звали?

Глаза Сойер расширяются, когда несколько взглядов устремляются на нее. Она хочет сохранить свое имя — свое настоящее имя — но она нервничает из-за того, что пытается объяснить это полиции. Не то чтобы она должна была кому-то что-то объяснять.

Прочистив горло, она говорит:

— Да. Я... я знаю, это может звучать странно, но я хотела назвать себя в честь Сойер. Она... она многому меня научила, и я восхищалась ею. И она заслужила жизнь.

Бэнкрофт могла бы растаять в луже.

— Это очень мило, — мягко говорит она. — И имя красивое. У этой бедной девочки была очень трудная жизнь. Так много сообщений появилось о ее злом брате. Я думаю, она оказала миру услугу.

Рот Сойер опускается, а затем закрывается, на ее лице написано замешательство. Мои брови вскидываются, удивленные тем, что против ее брата есть новые улики, а Сойер об этом не знала. Полагаю, она избегала смотреть на все, что связано с ним, любой ценой.

— Отчеты?

Бэнкрофт поворачивается ко мне.

— О, да. Ее брат издевался над молодыми девушками. Несколько из них вышли на свободу после его смерти.

Сойер заметно бледнеет, и ей с трудом удается контролировать свою мимику.

— Ладно, давайте не будем сплетничать, — вклинивается Джонс, бросая взгляд на своего напарника.

Бэнкрофт снова поворачивается лицом к Сойер и кладет ладонь на ее руку в утешительном жесте.

— Дайте мне знать, если вам понадобится помощь в чем-либо. Я уверена, что ты в хороших руках с мистером Витале, но я буду на расстоянии телефонного звонка, если я вам понадоблюсь.

Сойер натянуто улыбается и благодарит офицеров. Я смотрю, как они уходят, затем снова встречаюсь взглядом с Троем и Сойер.

Трой — единственный человек, который когда-либо узнает правду. Он знает, что я заверну его в комель и брошу в воду с акулой, если он хоть что-то расскажет, а учитывая, что я убил Сильвестра, у него нет причин мне не верить.

— Ты в порядке? — спрашивает он, его брови опущены от беспокойства.

Она быстро кивает головой, словно пытаясь убедить себя.

— Да, — говорит она. Затем она начинает качать головой. — Нет, вообще-то. Не совсем.

Я прохожу мимо Троя, хватаю ее за руку и притягиваю к себе. Она дрожит как лист.

— Ты знала, что он издевался над другими девушками? — спрашиваю я, опуская подбородок, чтобы поймать ее взгляд. Она опускает голову, избегая меня.

Зажав ее подбородок между пальцами, я заставляю ее перевести взгляд на меня.

— Нет, — шепчет она, отводя взгляд, и ее щеки краснеют.

— Несмотря ни на что, ты оказала миру чертову услугу, — бормочет Трой. — Честно говоря, тебе не стоит корить себя за это, ведь ты спасла их от дальнейшего насилия.

Сойер кивает, но опять же, похоже, что она пытается убедить себя.

— Да, я просто чувствую себя глупой из-за того, что не заметила этого.

Трой пожимает плечами.

— Как бы ты это сделала?

Она хмурится.

— Мне вообще нужно было убивать того, кем я раньше была?

— Австралия передала бы тебя США. Если бы они это сделали, тебе пришлось бы идти в суд и переживать все заново, и есть большая вероятность, что тебя признали бы виновной, несмотря на его издевательства, — говорю я. — В Америке почти нет правосудия для жертв насилия. Лучше бы все это умерло и было похоронено.

— В этом ты прав, — вздыхает она.

Акула плещется в воде, отвлекая мое внимание.

— Я собираюсь закончить работу здесь. А потом мы пойдем менять твое имя. Я уже знаю, каким хочу его видеть.

Ее голубые глаза переходят на мои, недоумевая.

— Ты знаешь, каким ты хочешь его видеть? — нахально спрашивает она.

Я усмехаюсь, и Трой резко вздыхает.

— Йоу, он только что улыбнулся?

Не обращая на него внимания, я заявляю:

— Я выбираю твою фамилию, bella — красавица.