Глава 2

Хелен

Вокруг не было никого, чтобы помочь мне затащить мать и Бадди на диван. Выполнение этой задачи в одиночку отняло большую часть моей энергии.

Голова Бадди все еще подтекала. У матери же начало замедляться.

Оба запачкали мой свитер.

Как только они заняли свои места, бок о бок, я вынула тонкую иглу из своего швейного набора и катушку с черной ниткой. Я закружила над лицом матери, используя большой и указательный пальцы, чтобы сжать ее губы. Проталкивая кончик иглы через нижнюю губу к верхней, я использовала свои зубы, чтобы вытащить ее, когда это было необходимо.

Это было легко, правда. Кожа поддавалась с небольшим сопротивлением при каждом прокалывании.

Пока я работала, у мамы немного шла кровь; ее унылые зеленые глаза отслеживали все, что я делала. У меня были не такие. Я унаследовала голубые глаза папы. Волосы тоже были от него. Золотисто-коричневые. Матери и это не нравилось.

Я надеялась, она оценит, что я родилась непохожей на нее. Это было наименьшее, что я могла сделать, в конце-то концов.

Когда закончила с ее лицом, я перекусила нить и завязала узелок.

Я сделала шаг назад, потягиваясь. В нижней части спины возникла небольшая боль от того, что долго наклонялась.

Теперь мать улыбалась. Это сделало незначительную боль стоящей.

Я взглянула на Бадди, отмечая его пустое выражение лица и замутненный взгляд.

Он тоже должен улыбаться.

Вытирая окровавленную иглу о свой теперь ржавого цвета свитер, я вдела в него еще один кусочек нити и быстро поработала над губами Бадди. Закончив, посмотрела на него и осталась довольна результатом.

Отложив швейные принадлежности в сторону, я взяла мясницкий нож и выпотрошила своего плюшевого мишку, пока почти все его содержимое не оказалась в одной куче. Вот где работа становится немного сложнее.

Я заправила другую иглу, а затем подобрала горсть медвежьих внутренностей. Подойдя к травмированной руке Бадди, я сунула желтоватый пух в пустое пространство, между обнаженными сухожилиями. Когда мне показалось, что добавила достаточно, то одной рукой скрепила все вместе и начала шить другой.

С пришитой обратно рукой он будет на шаг ближе к тому, чтобы стать лучше.

Затем я починила его шею, вставляя свои пальцы между двумя лоскутами кожи, чтобы засунуть наполнитель.

Мне стало тяжелее удерживать части "ткани", когда на пальцах и игле начала скапливаться кровь.

Пока я продолжала работать, мои веки начали опускаться, а живот с каждым часом стал урчать все сильнее. Я мечтала о комфорте своей кровати и сытности рамена, но сначала нужно было закончить.

Потребовалась бо́льшая часть ночи, чтобы все было идеально. Мои пальцы онемели, я не чувствовала ног, а журнальный столик был усеян лишними кусочками матери и Бадди, которые я не смогла спасти.

Я бессмысленно вытерла руки о свитер, затем сделала несколько шагов назад, усаживаясь на пол.

В воздухе витал запах, который я не могла отнести ни к чему, что когда-либо чувствовала. Он не был плохим. Фактически, это снова напомнило мне, что я пропустила ужин. И тогда мой желудок решил издать еще одно урчание.

Я оглядела комнату, вздыхая. Мне нужно было прибрать этот беспорядок, прежде чем пойти ужинать.

Я осмотрела улыбающиеся лица матери и Бадди.

Это было тем, чего я хотела. Теперь я могла быть рядом. Мы могли бы стать идеальной семьей. Единственным упущением было то, что у нас не было собаки. Пока я не найду подходящую, будем только мы втроем.

Мать, я и... Бадди.

― Нет, это неправильно, ― громко возразила я.

Постучав указательным пальцем по подбородку, я снова посмотрела на них оценивающим взглядом.

Что-то было не так.

То, что было совершенством всего несколько минут назад, внезапно показалось дефектным.

Я совершила ошибку?

Подойдя к телу матери, я проследила за нитью, которую вплела в ее веки. Вспышка радости, которую я почувствовала, когда женщина впервые посмотрела на меня, исчезла.

Я не понимала.

Вернувшись на место на полу, я сидела в гостиной с мамой и Бадди. Играя с кончиками своих волос, я гадала, что же делать дальше.

― Что вы оба думаете?

Никто не ответил мне, они просто продолжали улыбаться.

Решение не шло в мой разум. Я слишком устала. Мой мозг представлял собой месиво. Все, о чем он хотел думать, ― это еда и отдых.

Я знала того, кто мог мне помочь.

Рванув вперед, я начала обыскивать карманы матери на предмет ее мобильника и отыскала его в лифчике. Снова вытерла пальцы о свитер, а затем разблокировала телефон так же, как это делала мать десятки раз ранее.

Появилось шесть серых уведомлений, в каждом из которых говорилось, что она пропустила звонок от Хита. Все они поступили в течение последних четырех часов. Я не слышала, чтобы ее телефон издал хоть единый звук.

Я нажала на его имя и стала играть с подолом кофты, когда пошел вызов и раздались гудки.

Матери бы это очень не понравилось. Он, наверное, тоже будет расстроен. Я обещала быть хорошей девочкой.

Между гудками прозвучал его голос, и он разразился криками, прежде чем я успела произнести хоть слово. Конечно, он никак не ожидал, что я когда-нибудь позвоню. Мать не позволяла использовать ее телефон.

― Папа.

Он резко втянул в себя воздух, и его тирада внезапно стихла.

― Хелен?

― Я сделала нечто плохое.