Он заметил, что Констанс смотрит мимо него, не отрывая глаз от грязных полос на своем шезлонге. - Он схватил ее за плечи. - “Ты меня вообще слушаешь?”

- “Я уже ухожу. - Она стряхнула с себя его руки и подошла к комоду, доставая оттуда одежду. - “Я устала от всего этого - от этого форта, от этой страны. Я устала от тебя.”

Она хотела ранить его. Но она не ожидала, что удар будет таким глубоким. Корбейль пересек комнату и положил руки ей на плечи. Она боролась, отталкивая его; ее ногти впились в его щеку. Он вскинул руки - то ли для того, чтобы остановить ее, то ли чтобы отомстить, она не знала.

Его кулак ударил ее в середину лица быстрым кроличьим ударом. Кровь хлынула у нее из носа и потекла по обнаженной коже. Она вскрикнула от боли, но еще больше от шока, мгновенно перенесенная обратно в замок Мовьера.

Корбейль отступил назад, тяжело дыша, его лицо было твердым, как камень. Он поправил шейный платок. - “Ты не покинешь Новую Францию, пока я не закончу. Я достаточно ясно выразился?”

Краем глаза Констанс увидела, что мраморная подставка для парика вернулась на свое обычное место на комоде. На мгновение она представила, как схватит его и сделает с Корбейлем то же, что она сделала с Гилярдом. Она представила себе, как его лицо будет выглядеть воткнутым внутрь, как бочка.

Но он был силен, а она слаба. Она не хотела, чтобы ее снова ударили. Она склонила голову, позволяя еще большему количеству крови капать на ее грудь. - “Я буду повиноваться своему мужу.”

•••

Констанция не плакала. Она сидела в кресле, подняв голову, пока кровотечение не прекратилось, а потом позволила служанке вытереть кровь с ее лица. Синяки могли быть и похуже. Корбейль не пробил ее своим ударом, и нос у нее не был сломан. Она подкрасила кожу, которая начинала краснеть, с помощью густого макияжа. Она надела свое лучшее платье и послала служанку с посланием.

- Передайте мои наилучшие пожелания генерал-губернатору графу де Берчени и скажите ему, что я буду счастлива принять его в своем салоне. Он может прийти один.”

Берчени появился через полчаса, гордо вышагивая в дверях, как петушок. Он был одет в шелковые чулки и прекрасный сюртук цвета бургундского вина. Он сел рядом с ней, и она отвернулась, чтобы скрыть запекшуюся пудру, покрывавшую ее синяки.

- “Вы оказываете мне редкую честь, принимая меня так поздно.”

Констанция закусила губу. Она играла со своими юбками, вертя ткань в руках с явным огорчением. - “Мне нужно было увидеть дружескую душу.”

Берчени похлопал ее по руке. - “Не волнуйся, моя дорогая. Скажи мне, что тебя беспокоит.”

- “Вы очень добры. Иногда мне кажется, что вы – мой единственный настоящий компаньон, который у меня есть в этой колонии. - Ах, сударь, если бы я только могла сказать вам, что у меня в груди! Но нет - есть некоторые секреты, которые замужняя женщина никогда не должна произносить вслух, даже если их сокрытие разбивает ей сердце.”

Берчени сочувственно кивнул. Он взял ее руку в свою и погладил, придвинувшись ближе, так что их бедра прижались друг к другу. - “Если вы позволите мне читать в женском сердце, мадам, я думаю, что знаю источник ваших бед.”

- Прошу вас, скажите.”

- “Сейчас я тебе покажу.”

Он наклонился, закрыл глаза и поцеловал ее - сначала робко, но быстро обретая уверенность, когда она не сопротивлялась. Она позволила ему скользнуть языком в свой рот. У него был терпкий вкус красного вина и табака. Его рука потянулась к ее корсажу. Она отстранилась с легким вздохом. - Месье, я не могу, - выдохнула она. - “Я замужняя женщина.”

Берчени наморщил нос. - Ну и что с того? Ты не хуже меня знаешь, что брак не является препятствием для случайных связей. Моя подруга, Маркиза де Солонь, рассказывала мне, что в Париже вы славились своими победами.”

- “Это не очень любезно с вашей стороны, - упрекнула его Констанция. - “Тогда я была вдовой. Я оставила эту жизнь позади, когда вышла замуж за генерала де Корбейля.”

- “Он прекрасный командир. Но разве он - это все, что ты хотела бы видеть в муже? Я видел, как свечи в его кабинете горели до глубокой ночи. Неужели он дарит тебе всю ту любовь, которую муж обязан своей жене?”

Констанция отвела глаза. - Он спас меня от разорения в Париже. Я ему всем обязана. Пожалуйста, не настаивайте на этом разговоре, месье. Это бесчестит нас обоих.”

Рука Берчени снова легла ей на ногу. Она скользила между ее бедер, терлась о нее. Констанция позволила себе на мгновение насладиться этим чувством, а затем решительно убрала руку. - “Я не могу.”

- Возможно, я был слишком неуклюж. Но если так, то только потому, что любовь побуждает меня.”

- Любовь? - воскликнула она. - “Не произносите этого слова. Я замужняя женщина. Я - запретная любовь.”

- “Пожалуйста, мадам, - взмолился он. - Твой муж никогда не узнает об этом.”

- Нет” - решительно сказала она.

- “Я думал - я льстил себе ... что вы питаете ко мне определенные чувства. Я очень горячо отвечаю взаимностью.”

Она покраснела. “Не принимай долг за отсутствие чувств. Если бы я снова стала вдовой, все было бы совсем по-другому.”

Она встретилась взглядом с Берчени и удерживала его до тех пор, пока он не понял, что она имеет в виду. Его глаза расширились, затем сузились в холодном расчете.

- “На поле боя может случиться все, что угодно, - сказал он. - Даже генералы гибнут.”

- “Не говори таких вещей. Я дрожу даже при мысли о том, что может случиться с моим мужем.”

- “Конечно. Я говорил в общих чертах. Ваш муж - герой Франции, и его потеря будет катастрофической.”

- “Где же будет самая ожесточенная битва? - Спросила Констанция.

- “Форт Роял. Именно там англичане сосредоточивают свои силы, и именно там мы должны оказать им сопротивление.”

- “Там вам понадобится ваш величайший командир.”

Констанция наклонилась к нему так близко, что он почувствовал ее дыхание на своих губах, когда она заговорила. Его пылкость оставляла его слепым к тем недостаткам, которые, как она знала, отражались на ее лице. - Поверьте мне, сэр, в моей груди есть чувства, в которых не может признаться ни одна замужняя женщина. Я знаю, что это глупо - женщина должна подчинить свои желания долгу. Но если бы только обстоятельства позволили, сударь, я бы вам дала… всё.”

•••

Как только он ушел, Констанция отправилась к своему секретеру и написала письмо.

«Человек, захвативший Калькутту, генерал де Корбейль, будет командовать в Форте Рояль. Он несет ответственность за смерть многих людей, которые были вам дороги. Если вы любили свою сестру, не упустите этот шанс отомстить за ее судьбу. Я не смею назвать себя, но уверяю вас, что у нас есть общая цель. Я прилагаю этот нож, принадлежавший нашему общему другу, как доказательство того, что вы можете мне доверять».

Она обернула письмо вокруг ножа и запечатала его. Затем она завернула сверток в клеенку, перевязала бечевкой и снова запечатала. Наконец она взяла меховую шаль, разрезала подкладку и спрятала пакет внутрь. Зашив ее, она отдала его своей служанке вместе с кошельком золота.

- Поезжай в нижний город. Наверняка есть трапперы или скорняки, которые торгуют с англичанами. Найди кого-нибудь, кто отвезет это в Олбани.”

Горничная присела в реверансе. Она была хитрой девочкой, но очень преданной с тех пор, как Констанция спасла ее от неудачной беременности.

Констанция с бокалом вина смотрела в окно на падающий снег. Сегодня она убила одного человека и, возможно, подписала смертный приговор другому. Но когда она поднесла бокал к своим кроваво-красным губам, рука ее была так же тверда, как мраморная подставка для париков.

•••

Зима сменилась весной, и Тео с Абигейл занялись своими приготовлениями. Абигейл, выросшая на границе, знала, что им нужно, и знала все, что они могли сделать сами или без чего могли обойтись. По вечерам она вязала одежду для подрастающего ребенка, а Тео резал посуду и ручки для инструментов. Они запаслись мукой, овсом, сушеным горохом и всеми другими продуктами, которые могли понадобиться им в пути. У Тео все еще была винтовка, хотя трудно было найти порох или свинец для выстрела, когда армейские интенданты патрулировали местность.

Повозку и упряжку волов, в которой они нуждались, было еще труднее найти. Казалось, что генерал Уильямс реквизировал все транспортные средства и тягловых животных в тринадцати колониях. Город был заполнен солдатами, проходящими к озерам, поскольку армия собиралась для предстоящей кампании. Однажды Тео увидел марширующую мимо роту рейнджеров, высоких и самоуверенных в своих новых зеленых куртках.

- “Ты скучаешь по этому, Сиумо?- спросил Моисей. Когда Тео сказал ему, что уходит из армии, абенаки и глазом не моргнул. Это никогда не обсуждалось, но было ясно, что он будет сопровождать их в их новый дом. Его преданность была глубже, чем у любого другого человека, которого Тео знал.

- Нет” - ответил Тео. - Теперь эта жизнь осталась позади.”

Моисей расхохотался. - “Что же тут смешного?- сказал Тео.

- “Ты лжешь и даже не подозреваешь об этом.”

- “Я настаиваю, что это не так” - запротестовал Тео.

- “А разве ястреб остается дома, чтобы положить перья в свое гнездо? Неужели он высиживает яйца? - Моисей весело откинул назад голову. - Мгесо хорошо тебя назвала. Ты Сиумo, ястреб. Охота у тебя в крови.”

- “Ты ошибаешься” - сказал Тео. - Мои предки гнались за славой и умерли молодыми.”

Моисей кивнул, как будто Тео только подтвердил его слова. - “А когда ты говоришь со своими предками, они говорят, что сожалеют об этом?”

Казалось, они никогда не покинут Олбани. Однажды вечером Тео встретил в таверне голландца с повозкой на продажу. Тео тут же купил ее за невероятную цену. После покупки дни исчезли в безумном тумане последних приготовлений.

Утро, когда они должны были отправиться в путь, выдалось ясным и ярким. Пока они складывали свои последние припасы и запрягали воловью упряжку, все вокруг было в суете. Были многочисленные задержки. Когда они уже собирались уходить, юный Калеб решил, что проголодался, и начал так вопить, что им пришлось остановиться, чтобы Абигейл могла его покормить. Ребенок испачкался и нуждался в переодевании. Абигейл вспомнила, что забыла в ящике комода набор своих любимых гребней.