Их было больше тысячи к одному. И все же Джерард сражался, рубя и парируя каждый удар, который желал ему смерти. Рядом с ним голландец получил пулю в лоб и рухнул на землю. Молодого прапорщика, бывшего писарем вместе с Тео, вытащили из укрытия и разрубили на куски прямо на глазах у его товарищей. Плац пропитался кровью.
Один за другим последние защитники были уничтожены. Кучка людей плотнее сомкнулась вокруг флагштока, сражаясь почти вслепую в дыму, поднимавшемся от горящих стен.
Человек с ятаганом замахнулся на Джерарда. Он поднял меч, чтобы блокировать удар, но в его усталой руке не было силы. Он неуклюже поймал удар. Шок пробежал по лезвию, и его рука отпустила меч. Его враг отступил назад, подняв меч для смертельного удара. Джерард был совершенно беззащитен.
Но удара так и не последовало. Этот человек, казалось, простоял там целую вечность, так долго, что Джерард почти хотел, чтобы он покончил с этим. Затем он отступил назад, опустив меч и держа его направленным в грудь Джерарда. Джерард тяжело дышал. Может быть, это ловушка?
Толпа солдат, окружавшая их, постепенно расступалась. Раздавались команды. С поразительной дисциплиной солдаты выстроились в шеренги, расположившись вокруг убитых тел у их ног.
Раздался звук трубы. Били барабаны. Фаланга гвардейцев в полированных доспехах прошла через речные ворота от гат, образовав коридор, который вел на открытую площадку перед зданием писарей. Люди спешили убрать трупы с их пути.
- “Неужели мы сдались?- Спросил Джерард, но его никто не услышал.
Снова зазвучали трубы. Вошла дюжина рабов-африканцев, неся такие большие носилки, что они едва протиснулись в узкие ворота. На ней на пухлых подушках развалился мужчина в белом шелковом халате. У него было красивое лицо, почти женское, с надутыми губами и жесткими глазами с длинными ресницами, которые без жалости наблюдали за сценой его победы.
За ним ехали трое мужчин на безукоризненно ухоженных лошадях, украшенных вышитой сбруей и серебряными пряжками, которые звенели, как колокольчики. Двое из них были индийцами высокого ранга, их одежды были расшиты жемчугом и золотыми нитями, а за поясами висели богато украшенные церемониальные кинжалы. Третий, к удивлению Жерара, был европеец, человек с крючковатым носом и темными глазами, одетый в форму генерала французской армии.
Рабы остановились. Пришли еще слуги и развернули ковер, чтобы наваб не запачкал ноги об окровавленные камни. Другие принесли трон, задрапированный тигровыми шкурами. Наваб спустился со своих носилок и уселся на них.
Он обвел взглядом разрушенный Форт. Он говорил громко и твердо, чтобы слышали все мужчины, без сомнения хваля их мужество и успех. Часто он прерывался радостными криками своих людей и пение «Аллах Акбар». Потрепанный флаг Союза был срезан с флагштока и заменен знаменем наваба.
Наваб перевел взгляд на своих пленников. Он поманил их к себе.
- Отойди, - шепнул Джерард Констанс. - “Ты не должна позволять ему замечать тебя.”
Холуэлл, губернатор, приблизился к трону. Джерард и двое других бойцов роты, уцелевших в последнем натиске, последовали за ним. На фоне нетронутого убранства свиты наваба они представляли собой жалкую, убогую картину. Армия глумилась и свистела, а затем внезапно замолчала по жесту своего принца.
Наваб заговорил быстро и сердито. Французский генерал направил своего коня вперед и перевел на английский с сильным акцентом -
- Его Превосходительство Сирадж-уд-Даула крайне недоволен вашим дерзким сопротивлением. Вы стоили ему более пяти тысяч солдат и более восьмидесяти самых храбрых офицеров.”
- "Если он признается в этом, значит, потерял втрое больше", - подумал Джерард. Теперь это уже не было утешением.
- Из-за того, что ты бросил вызов своему законному повелителю, твой город и все его имущество конфискованы.”
- “ Мы договорились вести переговоры о капитуляции, - запротестовал Холуэлл.
Француз нахмурился. - Его Высочество не принял вашего предложения. Он захватил этот город по праву завоевания, и все, что в нем есть, принадлежит ему.”
- “И что же с нами будет?- спросил Холуэлл. Во рту у него так пересохло, что слова едва можно было разобрать.
- “Вы останетесь здесь как пленники. Если ваша Компания ценит ваши жизни, возможно, однажды они выкупят вас.”
Сирадж отмахнулся от них. Аудиенция закончилась. Он обратил свое внимание на разрушенный губернаторский особняк. Вид у него был недовольный. Джерард догадался, что он намеревался занять это великолепное здание для своих собственных покоев. В глазах наваба тоже была холодная злоба.
По его приказу вперед выбежали люди с факелами, пропитанными смолой, чтобы они горели еще яростнее. Они швыряли их в разбитые окна особняка со всех сторон. Пламя охватило ковры и мебель, лизало стены и пожирало их.
Наваб смотрел на огонь со смесью презрения и грусти. С очередным звуком труб и барабанов он поднялся на носилки и был унесен своими рабами и стражниками. Генерал поскакал за ним. Пленников согнали на травянистый участок земли рядом с казармами на юго-восточном бастионе. Теперь их стало меньше: наверное, сто сорок, предположил Джерард. Это были беспородные люди всех рас - английские купцы и солдаты, голландские наемники, индийские сипаи, наполовину португальские топасси, даже негры. Констанция была единственной женщиной. Во время аудиенции у наваба другим женщинам и детям, пережившим бойню, было позволено ускользнуть. Наваб не хотел кормить лишние рты.
Несколько человек с дубинками и ятаганами стояли на страже пленников, в то время как особняк горел, а остальная часть форта была разграблена. Спартанские камеры писарей были ободраны наголо. Один из них срезал серебряные пряжки с сапог Джерарда и медные пуговицы с его бриджей. Все тюки ткани и мешки со специями, уцелевшие на складах, были унесены. По выражению их лиц Джерард понял, что больше всего им нужна казна Ост-Индской компании, которая, по их мнению, должна быть где-то спрятана. Интересно, что же сделали с ней Дрейк и Мэннингем?
Тени удлинились. Солнце уже скрылось за стеной, хотя жара не имела никакого значения. Муссон никак не желал наступать. Многие из них не пили с самого утра и были почти мертвы от жажды. Джерард жестом показал охранникам, что им нужна вода. Они подчинились и принесли бочонок, но когда его подняли, оказалось, что это ром. Это не остановило пленников, которые осушили его жадными глотками, благодарные за все, что могло заглушить их боль и жажду.
Выпивка их разозлила. Они начали драться между собой. Наблюдавшие за ними охранники находили это забавным, подбадривая их. Один из пленников, дородный сержант с загорелым носом, вздумал броситься на охранников. Атака была настолько неожиданной, что он сумел отбить дубинку, сбив с ног одного человека и заставив пошатнуться еще двоих. Другие заключенные, накачанные выпивкой, свалились в кучу. На мгновение показалось, что битва может вспыхнуть снова.
Джерард огляделся по сторонам. Может быть, они ускользнут, отвлекая охранников на что-то другое? Ворота были открыты всего в пятидесяти футах от него.
Но форт был полон людьми наваба, и они услышали шум. Не было никакого способа. Вскоре сержанта разоружили и жестоко избили, чтобы отбить у него охоту к дальнейшему мятежу. Последовал срочный разговор между капитанами гвардейцев.
Джерард притянул Констанцию поближе к себе. - “Если мы не будем осторожны, они решат, что мы не стоим того, чтобы нас оставили в живых.”
“Est-ce qu'il y a un problème?”
Настойчивый голос прервал спор, заставив охранников замолчать. Французский генерал уже вернулся. Он смотрел на пленников со злобным презрением, от которого Констанс похолодела больше, чем от слов их индийских тюремщиков.
Стражи порядка объяснили ситуацию. Из обрывков фраз, которые он понял, Джерард понял, что они возмущены вторжением французского генерала. Они были полны решимости оставить это дело в прошлом.
Но у генерала были другие соображения. Он согнул палец и поманил Холуэлла вперед. - “А где находится тюрьма в этом форте?”
Холуэлл жестом указал ему за спину, где вдоль стены тенистой аркадой тянулась стена. Большинство комнат внутри были казарменными, но одна была отгорожена стеной и снабжена дверью и решеткой, чтобы сделать маленькую камеру. Черная дыра.
- “А сколько их там может поместиться?”
Холуэлл пожал плечами. - “Я никогда не был внутри. Наверное, дюжина мужчин.”
Корбейль кивнул, обдумывая возможные варианты. Он рявкнул приказ. Охранники начали поднимать пленников с того места, где они сидели, выстраивая их в шеренгу и загоняя в аркаду.
Пленники были ошеломлены и избиты. Некоторые были пьяны. Они сражались уже несколько дней, и их сопротивление было исчерпано. Они вошли в тюрьму, как овцы.
Камера была слишком мала. Как только первые пленники достигли задней стены, пространство было заполнено. Пришло еще больше, бесконечный поток, с множеством тычков и толканий локтей. Тех, кто сидел, заставляли стоять, иначе они рисковали быть растоптанными. Те, кто снаружи, едва могли протиснуться внутрь, но стражники били их плоскими мечами, заставляя двигаться вперед.
Холуэлл видел опасность. - “Ради Бога, - взмолился он, - не сажайте нас сюда. Это не тюрьма, а смертный приговор.”
Французский генерал стоял в стороне, наблюдая за происходящим через аркаду. - Твоя судьба будет предостережением для тех, кто думает, что может бросить вызов могуществу Ла Франс.”
Он отвернулся, а охранники принялись избивать и пинать последних заключенных в камере. Джерард и не думал, что они все могут поместиться. Железные ворота захлопнулись и были заперты. Охранники ушли. К этому времени уже почти стемнело. Единственный свет исходил из губернаторского особняка, который все еще горел, как огромный костер, и отбрасывал жуткие мерцающие тени на испуганные лица собравшихся внутри людей. Звуки азана эхом отдавались над разрушенным городом, когда муэдзин призывал победоносных верующих к их закатным молитвам. Его пронзительный голос звучал как плач по погибшим.