‘У меня есть несколько комнат, которые я могу вам предоставить. Они действительно очень скромны и, несомненно, намного уступают тем, к которым вы привыкли. Тем не менее за весьма скромное вознаграждение я мог бы предложить их вам.’

- Можно мне взглянуть на эти комнаты?- Спросила Юдифь.

‘Конечно, конечно ... но, пожалуйста, извините меня, я только на минутку.’

Аптекарь исчез, и через мгновение до Джудит донесся отдаленный звук супружеского спора, когда аптекарь пытался убедить свою жену, что они должны покинуть свой дом и провести следующие несколько дней с дочерью, которая, очевидно, жила всего в нескольких домах дальше по дороге.

Понимая, что разрешение этого спора может занять некоторое время, Юдифь вынесла свои покупки на улицу, вынула один или два предмета, которые, как она думала, понадобятся ей в ближайшие день-два, и спросила Хэла самым нежным тоном, который, как он уже давно понял, означал "это приказ", – не может ли кто-нибудь из его людей любезно отвезти все обратно на «Дельфт».

Юдифь как раз перебирала очередные мешки с ярко раскрашенными семенами, травами и даже лепестками, когда аптекарь снова появился и сказал: - "Следуйте за мной, пожалуйста", - и повел ее мимо хмурой пожилой женщины в скромную квартиру, состоящую из трех просто обставленных комнат и плоской крыши, затененной старой парусиной. Отсюда открывался прекрасный вид на набережную, а за ней - на море. Юдифь даже могла различить «Дельфт» – или, скорее, «Кристину», - покачивающуюся у ее причала. Она знала, что Хэл будет рад возможности присматривать за своим кораблем. Со своей стороны, она видела, что жена аптекаря была прилежной экономкой, так как все помещение было безупречно чистым. Оно также выигрывало от сочетания свежего морского бриза, дующего с террасы на крыше, и пьянящих травяных ароматов из магазина внизу.

- Возможно, мне это будет интересно, - сказала она аптекарю, понимая, что слишком большое проявление рвения может оказаться фатальным для ее шансов получить приличную цену. - И сколько же?’

Он тут же назвал возмутительно непомерную сумму, на что Юдифь ответила предложением жалких грошей. Они провели несколько приятных минут, торгуясь взад и вперед, а затем, удовлетворенные честью обеих сторон, договорились о сумме, которую оба с самого начала сочли бы разумной.

Хэл вернулся с парой матросов, несущих сундук, в котором лежало несколько предметов одежды, а также – поскольку он хорошо знал, что Занзибар – это место, где нельзя оставаться безоружным, - шлагу Нептуна и пару прекрасных пистолетов, которые когда-то принадлежали его отцу. Как только сундук был сдан на хранение и Юдифь начала распаковывать вещи, Хэл сначала оплатил счет за покупки Юдифь, а затем сел писать письмо консулу Грею, в котором он извинялся за любые недоразумения, которые могли возникнуть в связи с его действиями во время недавней, но теперь уже благополучно завершившейся войны в Эфиопии; он надеялся, что консул не испытал никаких неоправданных неудобств в результате этих недоразумений.; он попросил аудиенции у консула, объяснив, что путешествует вместе с мистером Уильямом Петтом из Ост-Индской компании, который будет очень благодарен консулу за помощь в поисках быстрого пути обратно в Англию; и наконец добавил, что у него есть различные предметы корреспонденции, которые также необходимо отправить обратно в их общую метрополию. - ‘Я уверен, что знание того, что мы едины как истинные англичане, верные своему королю и своей стране, перевесит любые мелкие разногласия, которые мы могли иметь в прошлом’ - заключил Хэл. Однако о Юдифи не было сказано ни слова. Занзибар был местом, где ничто не могло долго оставаться тайной. Не было никакого смысла делать что-либо, что могло бы указывать на присутствие здесь генерала Назета.

Хэл перечитал свое письмо и решил, что она прекрасно справится с этой задачей. Он послал одного из своих самых надежных людей, чтобы тот доставил послание лично. Затем он, Юдифь и Аболи вместе с двумя матросами, служившими охранниками, отправились осматривать город, шумные лавки и переполненные базары.

- Да благословит Вас Аллах! - щебетали мальчишки, пытаясь схватить Хэла или Юдифь, чтобы отвести их к семейным палаткам. Аболи пытался отпугнуть их рычанием и свирепым выражением лица, но безуспешно.

Они прошли мимо киосков, торгующих слоновой костью и гуммиарабиком - веществом, которое ценили за его сладость и клейкие свойства. Там стояли корзины, полные пряностей, и прилавки с мерцающими шелками и коврами из Муската, продавцы которых разворачивали их, показывая Юдифи, как только они проходили мимо, искусное мастерство плетения. Здесь были и рабы - мужчины, женщины, мальчики и девочки, закованные в жалкие цепи и охраняемые головорезами, размахивающими абордажными саблями или дубинками. Сами работорговцы или их квартирмейстеры чаще всего стояли там, расхваливая свой человеческий скот, указывая на сильные мужские руки и плечи, женские груди и умелые руки, а иногда даже на интимные места молодых девушек, что вызывало такое отвращение у Хэла и других, что они намеренно отводили глаза, чтобы не поощрять работорговцев.

Временами улицы становились настолько узкими, что поток людей по ним замедлялся, словно кровь сворачивалась в венах города, и здесь было прохладнее, потому что солнечный свет редко проникал внутрь. Жильцы верхних квартир могли почти дотянуться до домов напротив, а над головой шумно щебетали вороны и скворцы.

В одном из узких мест, где торговец жарил осьминогов, кальмаров и устриц - щедрость этого моря, сдобренная аппетитными специями, - слепой стоял на старом перевернутом ящике, осуждая беззаконие тех, кто повернулся спиной к Иисусу, чтобы последовать за ложным Богом и его пророком Мухаммедом.

‘Ты доживешь до конца своих дней! - крикнул мужчина, и его слепые глаза напомнили Хэлу белесые мясистые плоды личи, которые мальчик пытался продать ему раньше. - Ты будешь брошен в муения и вечную бездну, ибо ты предал того, кто сотворил нас по своему образу и подобию!’

Мимо проходило множество мусульман, но никто из них, казалось, не обращал на слепого никакого внимания, и он тоже не боялся за свою жизнь, несмотря на пренебрежение к вере тех, кто контролировал Занзибар.

‘Он похож на птицу хадеда, - сказал Аболи. - Он так много болтает, что они к нему привыкают. Через некоторое время они его совсем не слышат.’

‘Этот остров необычайен’ - сказал Хэл, окидывая взглядом поток проходящих мимо лиц. Там были черные лица, белые, коричневые и желтые, и все оттенки между ними. Глаза были миндалевидными или выпуклыми, а носы - плоскими, изогнутыми или в форме клюва. Волосы были пушистыми или шелковистыми, черными или золотистыми в этом котле человечества, где кровь европейцев, банту и арабов смешивалась с кровью жителей многих других стран, омываемых западной частью Индийского океана.

- Когда мой отец возглавил посольство в Венецию от имени нашего бывшего императора, отца Иясу, я привыкла к толпам людей из разных стран, которые толпились на площадях или ходили туда-сюда по каналам. Но даже это было совсем не так.- Юдифь сухо и криво усмехнулась. - Но ведь Венеция была Европой, а Занзибар - Африка. Это - жаркий, дикий и более варварский континент.’

Она взяла Хэла за руку и наклонилась ближе. - ‘Может быть, мне следовало взять с собой доспехи, - пошутила она, и Хэл вспомнил, как прекрасно она выглядела в своей начищенной кольчуге под белой туникой, сидя верхом на черном арабском жеребце с золотыми доспехами и гребнем из страусовых перьев. Когда Хэл впервые увидел Юдифь в ее великолепном боевом снаряжении, он принял ее за мужчину. Он знал ее только как генерала Назет и никогда не предполагал, что знаменитый воин и вождь может быть женщиной. Глядя на нее сейчас рядом с собой и зная каждый дюйм ее в высшей степени женского тела, Хэл удивлялся, как он вообще мог так заблуждаться.

- Теье придется держаться поближе ко мне, капитан Кортни, - сказала Джудит, дыша ему в ухо так, что его чресла зашевелились, побуждая его отвезти ее обратно в их квартиру и мягкую постель, ожидающую их.

‘Не бойся, любовь моя, - сказал он, - я клянусь, что буду защищать тебя. Со мной ты в полной безопасности.’

Она скромно улыбнулась и поцеловала его в щеку, хотя ее глаза метались туда-сюда, пока они любовались окружающими пейзажами, и Хэл улыбнулся в ответ, очарованный тем, что видит Занзибар ее глазами, как будто он сам видел его впервые.

Его мысли были прерваны внезапным взрывом насмешек и криков. Прямо перед ними толпа собралась вокруг квартала работорговцев. Работорговец, португалец в ржавых доспехах на спине и груди, изо всех сил пытался ухватиться за веревку, на конце которой черный мальчик боролся и бился, как пойманная на крючок макрель.

Под взрывы хохота работорговец откинулся назад и подтащил мальчика к себе так, что тот растянулся в грязи. Здесь были арабы в тонко вышитых платьях и головных уборах, суровые португальские купцы, капитаны кораблей, агенты, ремесленники, ищущие дешевую рабочую силу, и квартирмейстеры, ищущие рабов с опытом работы в качестве команды на борту торговых судов. Были здесь и торговцы ларьков, которых вся эта суматоха отвлекла от их собственного бизнеса.

Мужчина пнул мальчика туда, где под кожей виднелись ребра, но тот даже не вскрикнул. Вместо этого он ухватился за ногу работорговца, обхватил ее своими тонкими руками и держался изо всех сил. А это было не так уж много, потому что мало кто стал бы торговаться за такого одичалого.

Остальные рабы, три африканца и европеец, съежились неподалеку, боясь гнева своего хозяина и высокого вооруженного охранника, который держался за веревку, связывавшую их всех вместе.