- Спасибо. Я здесь…
Она поворачивается чтобы уйти. Потом неожиданно снова оглядывается на меня.
- Сема старше и умнее вас. Но Кате он не нужен. Ей нужны вы. Подумайте, молодой человек…
Я обалдевшими глазами провожаю ее удаляющуюся широкую спину. Кто она такая? Где я? Куда Катька меня затащила?
Она прискакала через полчаса на здоровенном гнедом чудище, вместе с группой таких же как она парней и девчонок, в сопровождении двух старших, вероятно тренеров.
Увидев меня, Катька радостно визжит, соскакивает со своей лошади и бросается ко мне на шею. Разгоряченная, растрепанная, вся пропахшая кожаной одеждой и конским потом.
- У-и-и-и, Сережка-а!
Обнимаю ее, целуемся на глазах у всех. Катькины товарищи хихикают и переговариваются с ехидными ухмылками.
- Я поставлю Громобоя в стойло, приму душ и вернусь, - она проводит рукой по моей щеке.
Здоровенная коняга, послушно топтавшаяся там, где ее бросила Катька, услышав свое имя, громко фыркает.
- Не надо душ… - говорю я. – Мне нравится… как ты пахнешь.
Она удивленно поднимает брови и смеется в кулачок.
- Извращенец…
Знала бы она, до какой степени. Даже сквозь запах конюшни, пота, сена и лошадиной сбруи, я отчетливо ощущаю аромат лаванды, исходящий от ее распущенных, растрепанных волос. И мазохистски хочу, чтобы этот аромат никуда не делся…
Зеленые холмы от горизонта до горизонта, а наверху огромное голубое небо с ватными комками облаков и жарким солнцем. Где-то вдалеке слышно тарахтение трактора и радостное лошадиное ржание – постояльцам фермы развозят еду…
- Сегодня, Серенький, ничего тебе не обломится, - сразу предупреждает меня Катя, появляясь из стойл, - дня три еще потерпеть придется. Так что, если ты ехал ради пистончика, то зря прокатился, - развратно хихикая добавляет она.
- Ты так говоришь, как будто мы с тобой только трахаться способны, - возмущаюсь я, - а простое общение – это уже не наш уровень.
Вместо ответа, она начинает медленно расстегивать пуговки на блузке, не сводя с меня блудливых глаз. Невольно ныряю взглядом в открывшуюся мне волнующую ложбинку.
- Э-э-э… Ладно, - произношу я, сглатывая слюну, - про три дня это была не шутка?
Катька смеется, прижимаясь ко мне совсем уже бессовестным образом.
- Когда там Анечка твоя из отпуска возвращается? - шепчет она мне в ухо. – Как думаешь, успеем?
- Да ну тебя, - отстраняюсь от нее. Но… Не нахожу в себе мужества убрать свою ладонь, которую уже успел расположить на ее аппетитной ягодице.
Коварная девчонка удовлетворенно потягивается, и с чувством выполненного долга выскальзывает из моих объятий.
- Возьми мой рюкзак, - кивает она в сторону стойла. – Там подстилка и термос с кофе. Хоть на травке поваляемся…
И вздыхает так, что, не случись всего до этого, я б от умиления расплакался…
Находим полянку на холме. Подальше от чужих глаз. Но ведем себя чинно и благородно. Без всяких глупостей. Это значит Катька лежит, опершись спиной о мой бок, а я поглаживаю ее, где могу дотянуться. И ни-ни – ничего больше.
- Что это за тетя у вас тут, - интересуюсь между прочим, - с внешностью гренадера и повадками сельской клуши?
Катя загадочно улыбается.
- Познакомился?
- Ну, как сказать, - пожимаю плечами я, - меня она, оказывается знает, а сама представиться не удосужилась…
- Эта тетя – моя бабушка, Серенький, - тихо произносит Катя.
- Ой… Прости… - неловко замираю, проклиная собственную грубость.
- Да ничего…
Катька ловит мою руку и прижимает к своему животу.
- Болит?
- Немного… Подержи так…
Я оставляю правую руку так, как она хочет, а левой глажу ее волосы, ушки и шею.
- Щекотно… - хихикает она, сжимаясь.
А ведь это все могло быть реальностью. Все это… И мне не нужно было бы…
- Семен Мирославович часто здесь бывает? - сдавленным голосом спрашиваю я.
Она замирает на мгновение, но тут же снова расслабляется. Не смотрит на меня. Кивает.
- Каждый раз, когда я здесь… Привозит, забирает…
- Сегодня?..
- Да, приедет через час…
- Твоя… бабушка от него не в восторге, - говорю я.
- Ксения… Валентиновна. Ее зовут Ксения Валентиновна…
Я киваю, принимая ее слова, как нежелание говорить дальше на тему Авера. Но Катя, подумав, откидывает голову и проводит ладонью по лицу.
- Я сама не в восторге… От всего этого…
Сам от себя не ожидая такого, вдруг взрываюсь.
- Катька, черт подери, что ты творишь? Зачем? На кой он тебе нужен? Ему сто лет, он женат…
- Ну и что? – флегматично пожимает плечами Катя, - я же за него замуж не собираюсь…
- Тогда зачем?..
Она вздыхает и опускает голову.
Иду в разнос. Потому что с удивлением понимаю, что она мне не безразлична.
- Прекращай это, слышишь? А то худо будет. Авер конкретно насолил и Вахавне, и Шубе… Если за него возьмутся и всплывешь ты…
- То что?
Она смотрит на меня, и я вижу, что у ее глаза, как стопочки, наполняются слезами.
- Господи, Ланской, откуда ты на мою голову взялся, - шепчет она, протягивая ко мне руку. – Когда ты рядом мне хочется разрыдаться… Или сначала заняться с тобой сексом… А потом, все равно, разрыдаться, в одиночестве…
Плотину прорывает, и две прозрачные капельки выкатываются из уголков ее глаз. Отвернувшись, она прижимает ладони к лицу.
Да что же это за проклятье-то такое! Почему они все вокруг только и делают, что ревут? Сажусь рядом, обнимаю ее за плечи и баюкаю как маленькую.
Катя шмыгает носом, смахивает слезы и прижимает головку к моей груди.
- Когда я сбежала от Артема, - говорит она, - мне вообще было все равно, куда идти, с кем быть… Все равно хуже бы уже не было… Он меня бил…
- О, Господи…
- Да. Я даже выступала с повязками на руках и ногах, мы их выдавали за травмы. А нужно было синяки и ссадины спрятать. Помнишь мою Харли Куин? Мне тогда макияж сделали классный, специально чтобы фингал под глазом закрасить…
Показательная Катькина программа, в которой она изображала полоумную подружку Джокера была на мой взгляд одним из лучших номеров того сезона, и уж точно самым лучшим ее выступлением на то время. Смотрелась она в нем просто великолепно… Кто же мог подумать, что вот так-то вот…
- И ты молчала?
- А что мне было сказать? – она смотрит на меня без улыбки. – Мой тренер, он же любовник, лупит меня по чем зря? Так все вокруг только посмеялись бы, а Розин первый плюнул бы мне в физиономию и сказал, что у меня больная фантазия разыгралась…
Она высвобождается из моих объятий, приглаживает волосы и усаживается напротив, подтянув колени к подбородку и обхватив себя руками.
- И тут появился Семен. Весь такой из себя, элегантный, как рояль, - она невесело усмехается. – Пришел Женю на свой «Ледниковый период» вербовать. Ну и я тут выперлась… Поулыбалась, сиськами потрясла. Он и запал…
- А что Хот Арти?
- А что Хот Арти… - передразнивает меня она. – Хот Арти в это время в углу стоял и рожу набитую прятал, которую ему, не поверишь, Женечка начистил, когда увидел, как он меня по башке очередной раз отоварил. Это вы его скотиной считаете, издеваетесь… Да если бы не он…
Катя судорожно поводит плечами и смотрит в сторону.
- Вот так Серенький, и получилось, - произносит она тихо. – Мои тренеры в меня не верили, любимому мальчику я была не нужна, любовник использовал в качестве боксерской груши… И тут, вдруг, мне начинают рассказывать, какая я прекрасная и замечательная, что мне нет равных и что ради меня готовы, ну если не горы свернуть, то как минимум обеспечить всем, чего бы мне ни заблагорассудилось. И это все за какую-то несчастную мокрую щелку…
Невольно хмурюсь. Не от Катькиной грубости. А от такой неприкрытой физиологической мотивации всего, о чем она рассказывает.
- Осуждаешь? – тут же ершится она.
- Жалею…
- Боже ж ты мой, - удивляется она, - о чем?
- Что меня не было рядом…
Она усмехается и качает головой.
- А что бы ты сделал? Не позволил бы Розину меня лупить? Так он бы и тебя покалечил – мама бы родная не узнала. Ты ж его не знаешь… Никто его не знает, как я…
Я хочу ей возразить, сказать, что она не так меня поняла. Но Катя не дает мне вставить и слова. Потому что все она поняла правильно.
- А если бы ты, мой милый, попробовал ерепенится перед Семеном, то тут уж я бы тебе врезала, от души… Потому что он, когда говорит, что любит меня, как минимум в это верит. А ты – нет…
Она замолкает, уткнувшись носом в коленки и закрыв глаза. Я же с тоской понимаю, что все получается совершенно не так, как я планировал и хотел. Как всегда, в общем-то. И что из сильной позиции обвинителя я как-то совершенно незаметно попал в нестройные ряды негодяев, разной степени паскудности. И все же, найти ответ на еще один свой вопрос я хотел.
- Катя…
- Что?
Она смотрит на меня спокойно. Без раздражения, но и только.
- Зачем ты натравливала Валю против меня и девчонок?
Она хмурится, не сразу понимая, что я имею в виду. Но в следующее мгновение до нее доходит смысл моего вопроса. И я снова вижу на ее милом лице такую знакомую мне ехидную ухмылку.
- А ты так и не понял? Эх ты глупенький…
Она меняет позу и снова подсаживается поближе ко мне, обнимая и кладя голову мне на плечо.
- Да из ревности, Серенький, - произносит она и повторяет нараспев. – Из чистой бабьей ревности. Уж так у тебя с Анькой да Танькой все хорошо было… Только вот меня там не было…
Все просто, оказывается. Никакого злого умысла… Какой же я дурак…
И поддавшись внезапному порыву, я крепко обнимаю Катю за плечи и зарываюсь лицом в ее волосы. Проклятая лаванда…
- Прости, - шепчу ей, - прости…
Она смеется, прижимается ко мне. И мы сидим обнявшись, словно влюбленная парочка, под ясным синим небом, под шорох ветра и травы…
Уезжаю от Кати на такси. Машина уже ждет у ворот. А я никак не могу заставить себя с ней расстаться.
- Езжай уже, Ланской, - взмолилась наконец она, отдышавшись после очередного поцелуя, - сейчас Семен приедет, а вам ну совершенно не нужно здесь встречаться.
- Я тебя увижу?..
- Конечно, - с готовностью кивает она. - Завтра в «Зеркальном»…