- Ты же знаешь, что да, - честно отвечаю я.

И наивно сам себя убеждаю, что ей этого достаточно.

Она подскакивает на зубцы – с ее балетным прошлым такой трюк она проделывает с легкостью – и целует меня в щеку. После чего, звонко смеясь, укатывается прочь также быстро, как возникла. А я на себе ловлю, не сулящий мне ничего хорошего, взгляд Ниель…

И вот момент истины. По первоначальной задумке здесь бы быть четверному сальхофу. И тогда со следующим за ним каскадом тулупов четыре-три квадов получилось бы ровно пять. Но я уже устал. И понимаю, что даже выполнив четверной сейчас, с большой долей вероятности завалю каскад, и останусь без элемента. Ну или четыре-три у меня превратится в три-два, сожрав все бонусы за четверной… Куда ни кинь…

Вместо сальхофа приземляю тройной риттбергер. Дальше, уверенно заезжаю на тулупы и делаю-таки четверной, а за ним тройной прыжок.

Завершаю программу вращениями, красивым финалом и лучезарной улыбкой в сторону судейских мест. На самом деле, дышу как паровой молот, сердце колотится как ненормальное, а коленки трясутся, словно в эпилептическом припадке. На честном слове подъезжаю к калитке, перешагиваю и просовываю руки в рукава любезно поданной Артуром куртки. В реальности - просто приваливаюсь к нему, чуть не упав.

- Ух ты, молодец какой, - тут же просекает ситуацию Клей, крепко подхватывая меня за плечи. – Отлично связочки там проработал, Сереж, и так чоктао и твизлы вот здесь у тебя легли, ну, я доволен, да…

Вижу его как в тумане, но улыбаюсь, киваю.

- Артур Маркович, посади его на скамейку, - не позволяет себя обмануть Нинель. – И попить ему дайте…

Прихожу в себя достаточно быстро. Пять минут, и мир перестает вращаться каруселью. Даже тремор в ногах успокаивается. Но на душе больно и гадко.

- Ненавижу эту программу, - шепчу себе под нос, закрыв глаза. – Терпеть не могу… Не хочу больше ее катать…

- Все слышали? - раздается возле моего уха голос Нинель.

От неожиданности аж подпрыгиваю и озираюсь вокруг. Справа она, слева он. Мураков на корточках передо мной.

- Артур Маркович, - продолжает Нинель, - нам нужна новая программа к чемпионату мира…

Клей обводит нас обалдевшим взглядом.

- С ума сошли? – сварливо интересуется он – Где я вам ее возьму?

Понимаю, что натворил делов…

- Э-э-э… - мямлю. – Я как бы…

- Ты, как бы, - перебивает меня Нинель, - можешь двадцать минут отдохнуть, а потом все тоже самое, как бы, еще раз, да? Я ничего не упустила?

- Могу через десять минут… - хорохорюсь я.

- Не надо, - Нинель поднимается и прячет руки в карманах пальто. – Двадцать минут, я сказала.

Она опускает голову и, не глядя ни на кого, уходит в сторону выхода. Артур, тут же подхватившись, спешит за ней, явно озадаченный полученным указанием.

Мураков протягивает лапу и хлопает меня по бедру.

- Что-то ты сынок… Не радуешь, - произносит он, печально заглядывая мне в глаза.

- Простите, дядя Ваня, - бодро говорю я, - минутная слабость. Больше не повторится.

Он качает головой, явно не ободренный моими словами. И тоже уходит, насупившись и скривив рот.

А я остаюсь сидеть. Смотрю как катается Женька, как после него проезжают две наши пары…

И впервые в жизни меня вдруг посещает ну совершенно несвоевременная мысль о том, что может быть вот этого вот всего с меня уже как бы и хватит…

Где же ты? Поговори со мой. Мне так нужна твоя поддержка. Именно сейчас...

Я отсылаю ей смайлик и маленькое пульсирующее сердечко.

Но экран телефона остается пуст.

Сообщение доставлено, но не просмотрено.

Ответа нет...

- О чем грустишь, Серега?

Леша Жигудин возникает передо мной как черт из табакерки. Невольно вздрагиваю от неожиданности.

- Фу ты, напугал...

- Прости. Просто увидел, что ты сидишь один, дай, думаю, воспользуюсь столь редким случаем...

Леша вальяжно усаживается в кресле напротив и скрещивает руки на животе. Ну, прям, заправский психолог.

Мы сидим в лонже на первом этаже нашего отеля, и, кроме бармена у стойки, вокруг ни души. После вечерней тренировки народ разошелся отдыхать, а я, перед ужином, решил немного побыть в тишине и одиночестве. Поразмыслить кое о чем...

Посреди зала сооружен большой искусственный фонтан с золотыми рыбками – аляповатое и безвкусное творение – но его журчание действует успокаивающе и настраивает на минорный лад.

Лешу я видеть рад. При всех его понтах и непомерном самомнении, он хороший человек, и хороший друг. И мне все еще стыдно за то, что я сорвался на него тогда в Стокгольме...

- Я не грущу, - усмехаюсь я. – Так, задумался.

Леша смотрит на меня внимательно, склонив голову набок.

- Я видел тебя сегодня, - произносит он отчетливо. – Утром и сейчас.

Понимаю, о чем он. Киваю. Вопросительно поднимаю бровь.

- И что?

- Хочешь добрый совет? – спрашивает он.

- Не хочу.

- А я все равно скажу, - ничуть не смущается он.

- Кто бы сомневался…

- Фигню ты задумал, Валет, - серьезно говорит Леша. – Дурацкую глупость. Вообще не представляю, как Нинель Вахтанговна тебе до сих пор не запретила об этом даже думать…

Пожимаю плечами. Без раздражения. Устало.

- Запретила, - говорю. – Но я думаю.

Леша поджимает губы и смотрит на меня, как строгий папочка на нерадивого отпрыска.

- И что ты этим хочешь доказать? – интересуется он. - А главное кому? Что ты лучше всех парней – так это и так все знают. Что ты лучше Шаховой? Так это бред, вы разные, а она, к тому же, еще и моложе…

- Мне нужна победа, Леша, - перебиваю его я. – Пятью квадами, как ты их назвал, дурацкой глупостью, я себе эту победу гарантирую.

- Ты убьешься на сальхофе и сорвешь последний каскад, это же очевидно, - он качает головой. – И с чего ты взял, что не сможешь победить с тем, что катал утром и сейчас? Контент-то шикарный…

- Если Герман постарается… - начинаю я.

Леша отмахивается от меня двумя руками.

- Ваш Герман еще из памперсов не вырос, куда ему…

- Ты видел его оценки за короткую?

- Ну и что? Во-первых, у тебя все равно больше, а во-вторых, - он разводит руками, - ты можешь сказать, что сам откатался идеально?

Я запинаюсь, уже собравшись ему возразить. Но он прав. Всегда есть, к чему придраться, и что улучшить.

- Вот видишь… - Леша тычет в меня указательным пальцем и продолжает уговаривать. – Человек, Серега, животное ограниченное. Своими желаниями, своим воспитанием. А особенно, своими физическими способностями. Если спортсмен объективно не готов достичь того или иного результата, он не может себе ставить такую цель. Потому что цели для того и ставятся, чтобы быть достигнутыми… Это как пятерной прыжок…

- Все ограничения, Леша, у нас в голове, - не соглашаюсь я. – Нас так учили…

- Красивые слова, не более того.

Жигудин раздраженно машет ладонью и отворачивается к окну. Внезапно вспомнившая о зиме природа, как по заказу, целенаправленно заваливает нас снегом, который холмиками и сугробами искрится в лунном свете. При этом, зрелище из окна открывается весьма симпатичное.

- Я понимаю, что тебе хочется, - говорит Леша. – И у тебя даже получается. Иногда. Но посмотри на свою Таньку. Она планомерно и настойчиво прет к этой своей цели уже не первый сезон. Готовится, откладывает в копилку, и в нужный момент просто подсоберет все, что накопила и сделает. Гарантированно сделает. А у тебя, ты извини конечно, это просто хайп и безграничный твой талант. Может вывезет. Даже наверняка. А если нет?

Я глубоко вздыхаю. И молчу. Потому что сказать нечего.

- Обидно будет, - добивает меня Жигудин, - если после всего того, что в тебя вложено, после всех потраченных сил ты тупо сольешься… А так и будет. Если у тебя снова не получится. Скажешь я неправ?

Крыть нечем. Он прав…

Упрямо молчу, с тоской разглядывая угол стола. Но Леша не был бы тем, кто он есть, если бы не умел читать по глазам.

- Ладно, Валет, - усмехается он, выбираясь из своего кресла. - Пойду я спать. И тебе того же желаю. Отдохни, глупости из головы выкинь, и завтра, бодрый и веселый приезжай за своим золотом. Мне тебя комментировать, так что не напорти мне там, понял?

Он легонько толкает меня кулаком в плечо и, насвистывая, уходит, в ореоле парфюма и чувства собственного величия. Что ж… Имеет право. Свое олимпийское золото он уже завоевал.

Собираюсь уходить, и чувствую, как вибрирует мой телефон. Смотрю на экран.

«Прости, ходила с бабушкой посмотреть, как там лошади. Тебе от нее привет.»

Катя… Катюня… Котик мой далекий. Скажи, что мне делать…

«Я скучаю, - пишу ей. – Сыграй со мной в игру. Скажи мне да или нет.»

Она прочитывает, но отвечает не сразу.

«Так не честно! Я не знаю, о чем ты…»

«Просто «да» или «нет». Ничего сложного.»

Я вижу, как появляется сообщение «Котик пишет…» И выключаю телефон. Чувствую вибрацию – Катя ответила. Но это уже не имеет значения. Я только что принял решение. И оно мое. Не важно, кто и что об этом думает. Все это мы будем обсуждать и анализировать уже завтра, после старта.

Решительно поднимаюсь и, собрав свои вещи, иду в сторону выхода. Через холл, на лифт, в номер и спать.

Потому что проспать завтрашний день я не имею права…

- Mr. Herman on the ice, mr. Lanskoy to be ready.

Снова, как всегда, вздрагиваю при звуке моей фамилии, произнесенной с иностранным акцентом. Наверное, это со мной уже навсегда. Никогда не привыкну…

Стою в коридоре, перед выходом на арену – упругий, резиновый пол, светлые стены, фоновый свет. Через каждые десять метров огромные плазменные экраны под потолком, демонстрирующие прямую трансляцию того, что происходит на льду. Не смотрю. Не интересно…

Поправляю костюм. На мне трико, повторяющее костюм Фредди Меркюри – имитация желтого пиджака, светлые спортивные брюки – на бежевых ботинках коньков аккуратно и старательно приклеены черные полоски, должные придать им вид кроссовок фирмы «Адидас», в которых он часто выступал… Я не застал этого артиста, он умер задолго до моего рождения, но его музыка меня всегда вдохновляет. Не зря я второй сезон подряд прошу ставить мне программу на композицию Куин…