Нинель преисполнена скепсиса и тихим голосом хает Федерацию. Мураков с Артуром перебрасываются кислыми взглядами. Таранов, как всегда, где-то носится, изображая бурную деятельность.
С Женькой встречаюсь в раздевалке после утренней тренировки. Вчера вечером я пришел поздно, и он уже спал, а сегодня утром он подхватился ни свет - ни заря и умчался на встречу с Фединым, который назначил ему ранний прогон. Вид у него сосредоточенный и боевой.
- Ну что, забьемся по полтосику на десяточку, а? – с коварной ухмылкой провоцирую его я.
- Иди ты к черту, Серый, - беззлобно отмахивается Женька, - без тебя, не видишь, тошно…
- Семенов, что я слышу? - складываю руки за спиной и имитирую интонации Профессора. - Вся страна, затаив дыхание, ждет от тебя победы и только победы. На кону репутация нашей, питерской, школы. Федерация оказала тебе неоценимое доверие…
Женька хмуро смотрит на меня, поджав губы.
- Ты что подслушивал? – интересуется он.
- Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как там вас мотивируют, - пожимаю плечами я. – А что, похоже?
- Да слово в слово, - кивает он. – Еще и позу изобразил - меня аж передернуло…
- Вот брошу спорт – пойду в пародисты, - говорю я.
- Если тебя раньше кто-нибудь не придушит, - ворчит он, - за твои шуточки…
Хохочу во все горло и тормошу его за плечи.
- Пять сотен, на то, что не попадешь в тройку, - заглядываю ему в глаза.
Женька наконец взрывается.
- Ты не охренел, Валет? – он отпихивает меня в сторону. – Штукарь на второе место…
- Заметано, - тут же соглашаюсь я и протягиваю ему руку.
Тони Чанг, Юзик и Яшимо Моро, тоже зашедшие в раздевалку, с интересом наблюдают за нашим диалогом. Не вижу Андрея… Странно. На раскатке он был. Куда делся?
Пожелав, уже на полном серьезе, Женьке удачи, подхватываю коньки и бегом несусь в гардероб – хочу успеть в гостиницу, позавтракать до того, как начнутся соревнования...
Обычно маленькие признаки большой беды выглядят вполне невинно. Так и в этот раз.
- Слышал, награждения сегодня после произвольной не будет?..
Андрей подсаживается ко мне за столик со своим стаканом сока. Я отрываюсь от телефона и от недоеденной порции обезжиренного творога.
- Что такое, – интересуюсь, - на вас медалей не хватило? Забыли сделать?
- Говорят, по техническим причинам, - пожимает плечами Андрей.
- Ну и забей, - отмахиваюсь я. – Не сегодня, так завтра, или послезавтра устроят. Никуда не денутся…
- Просто странно…
- Балеринка в курсе? – на всякий случай интересуюсь я.
- Нет, - он качает головой. - Мне самому Артур Маркович только что в коридоре шепнул…
- Вот и хорошо, - киваю. - Не нужно чтобы они расстраивались раньше времени.
Хотя, так ли уж принципиально для Вальки и для Семенова, когда им на шею наденут их медальки, сразу после проката, или на следующий день? Женьке, я точно знаю, до лампочки…
На обратном пути в ледовый дворец забегаю в гостиницу к девчонкам. В отличие от нас с Семеновым, Анька с Танькой живут в двухкомнатном люксе, в котором места на четверых, и откровенно жируют. Раскидали свое барахло везде, где только можно. Анька открывает мне дверь и, ничуть не стесняясь, убегает внутрь, сверкая едва прикрытой тонкими трусиками попой и прозрачным топиком. Высунувшись из ванной, Танька, вообще только в одних облегающих шортах, радостно хихикает, увидев меня.
- Ага, Сержичек пришел, - потирает ладошки она, - хорошо, а то я думала, кого бы запрячь мою сумку дотащить.
У меня разбегаются глаза, и пропадает всяческое желание вообще куда бы там ни было идти в ближайшие пару часов. Сразу же вспомнилось детство золотое, сборы в Белогорске и все нехитрые радости, которые мы себе тогда дарили…
Превозмогая желание сунуться в ванную к Таньке, прохожу через холл и, облокотившись о косяк, с наслаждением наблюдаю, как Анечка одевается. Надо что-то с этим делать. Если я и дальше вот так буду метаться между ними двумя, то это никуда не годиться…
- Чего уставился, - хитро щурится Анька, - что-то новое увидел?
Натянув колготы, она сбрасывает топик, позволяет мне секунду собой полюбоваться и быстро напяливает облегающее, утягивающее белье, толстовку и спортивные штаны.
- Помоги лучше собрать все…
Она кивает мне на раскиданные по полу вещи и небольшую дорожную сумку на колесиках.
- Вы что, съезжаете? – удивляюсь я.
- Да вот, - Анька пожимает плечами, - Вахавна утром написала, чтобы пришли со всем шмотом тренировочным.
Аккуратно собираю Анькино приданое в сумку, вытягиваю из-под стола коньки и засовываю туда же. С удивлением замечаю, что коньки совершенно новые.
- Ты что, сломала подметку? Опять?
Анька виновато разводит руками.
- Позавчера на вечерней тренировке. На последнем прыжке, так обидно…
Обидно ей… Хорошо еще, что не на старте. Правда, теперь ей терпеть натертости и мозоли, которые всегда нам сопутствуют при смене ботинок…
Сочувственно качаю головой. Но, ничего не поделаешь. Такова наша жизнь.
Дожидаемся Таньку и вываливаемся гурьбой из отеля. Тащу за собой в одной руке Анькину сумку, а в другой - Танькин розовый пластиковый чемоданчик. Две заразы, взгромоздив свое барахло на меня, радостно скачут рядом налегке. А что поделаешь? Заразы-то свои, родные и любимые… Как им откажешь?
В нашем секторе на трибунах нездоровое оживление. Кроме Вальки с Андреем, Женьки и Федина собрались практически все и что-то горячо обсуждают. В центре внимания – Максим Таранов. Вещает с сосредоточенным видом. Нинель, Мураков и Клейнхельман сидят в сторонке, перешептываются. Увидев нас троих, дядя Ваня тут же поднимает руку и делает знак подойти. Протискиваемся к тренерам и обступаем их со всех сторон.
- Значит так, молодежь, - спокойно говорит Нинель, окинув каждого из нас внимательным взглядом, - только без паники. У нас в команде положительная допинг-проба…
Немая сцена. Стоим выпучив глаза и разинув рты, как идиоты. У меня в ушах колокола усиленно вызванивают похоронный марш.
Чтобы вы понимали, для того, кто попался, это – приговор. Крест на карьере, дисквалификация, обнуление всех результатов, полученных после даты забора пробы… А тесты мы сдаем после всех официальных стартов, многие выборочно, а призеры – в обязательном порядке. Поэтому, после первого шока, мы трое почти что хором выдыхаем:
- Кто?!
Нинель качает головой.
- Не известно. Пока еще нет официального подтверждения…
- Судя по тому, что на уши они встали сегодня утром, - предполагает Мураков, - то скорее всего кто-то из катавших вчера…
- Но это не точно, - перебивает его Нинель. – Так что, понимаете, да? Всех любопытных, друзей-соперников, журналистов, в том числе и наших, которые будут приставать с вопросами, посылаем куда?
- Нахер, - подсказывает Мураков.
- Беспроигрышный вариант, - кивает Нинель, - но я бы, все же, предложила посылать их в пресс-службу МОКа и МСК. Так надежнее. Договорились?
Киваем как китайские болванчики. Все еще под впечатлением от услышанного.
- Ланской, - Нинель поворачивает ко мне голову, - я тебя попрошу, найди Германа с Камиль-Татищевой, не могу дозвониться ни одному, ни второй, и предупреди, чтобы в обморок не падали и не болтали с кем не попадя. В Андрее я, как бы не сомневаюсь, там нервы крепкие, да и в обычной ситуации слова лишнего не вытянешь, а вот Валентина…
Все понятно. Киваю. Быстро выбираюсь с трибун.
Черт… Черт… Черт… Как же не вовремя… Так ведь и команду могут дисквалифицировать. Всю. До окончания разбирательства. И это в мой единственный олимпийский сезон! Вот ведь блядство… Но все-таки кто? Андрюха? Валька? Да ну, абсурд. Зачем? Кто станет так рисковать?.. Масянины парники? Да тоже ерунда какая-то. Танцоры, Костомарова и Шабунин? Черт их знает, мы почти не общаемся. Да и стал бы кто-то на них внимание обращать с их пятым местом… Значит, точно кто-то из «Зеркального»…
Стоп!
У меня в памяти всплывает мимолетное воспоминание. Даже, скорее, тень воспоминания. Но тень очень нехорошая. И если на секунду предположить… Нет. Не может быть… Или может? Если предположить, что моя догадка правильная, то… То тогда у команды, может, и есть шанс вылезти из ситуации малой кровью. А вот у того, кто попался – шансов нет…
Где же эти детки, черт бы их забрал? Легко сказать, пойди и найди… Ну, Валька, скорее всего, в раздевалке, или в тренировочном зале, готовится… А этот герой-любовник? Хорошо было бы если при ней…
Безуспешно тыкаюсь в разминочный зал и, на всякий случай, в мужскую раздевалку. С тем же результатом. Зато нахожу Андрея, слоняющегося возле женской раздевалки. Одного. Великолепно.
Хватаю его за плечо и затаскиваю в какой-то темный угол. Прерываю на полуслове его удивленное возмущение и в двух словах излагаю ситуацию. Даже в темноте вижу, как он бледнеет.
- Помнишь, ты говорил, что отменили награждение? – спрашиваю я.
- Точно…
- Теперь понятно, что его не будет, ни сегодня, ни завтра – никогда. Если только…
- Если только что?
- Если только порченный не снимется сам.
- Да, но мы же не знаем, кто…
Я не собираюсь делиться с ним своими догадками. С Нинель – да. Но только с ней. Потому что решение принимать ей.
- Не знаем, - киваю я. – Так что под подозрением все…
- Все… Это значит и…
- Думай, Герман, думай, - увещеваю его я. - На Семенова мне наплевать. Ты уже свое откатался. А вот если малая узнает, какая тут каша заваривается, то сто процентов обосрется и сорвет прокат…
- Я ей не скажу, - по-детски пугается Андрей.
- Ни ты, ни кто-то другой. Пока не откатает. Понял меня?
Встряхиваю его как куклу.
- Да…
- Торчи при ней, развлекай, раздражай – делай что хочешь. Отгоняй любопытных – только не давай ей ни с кем разговаривать, понял?
- Да понял я, - Андрей выпрямляется, и голос его звучит уже на много увереннее.
- Хорошо. Тогда…
- Ой, мальчики, а что это вы здесь?
Одновременно вздрагиваем, оборачиваемся, словно пойманные за чем-то предосудительном. Валентина стоит перед нами, ослепительная в своем потрясающем платье, в красных нейлоновых перчатках и с изумрудной змейкой с алым язычком и глазками-стразиками, притороченной к правому плечу. Не девочка, а статуэтка.