Нинель, и весь тренерский штаб неумолимы и бескомпромиссны. Всячески поощряют конкуренцию в группе, среди девчонок – особенно. Явных фавориток не выделяют, прогнозов по поводу распределения мест не только не делают, но и пресекают все разговоры на эту тему. Со мной немного по-другому. Все прекрасно знают, что я последние четыре года живу и работаю, фактически, ради этого олимпийского старта, и этого золота. И готов горло за него грызть кому угодно. Мне не нужно поблажек, но и откровенной подставы я терпеть не стану. Поэтому очевидно, что я очень внимательно слежу за тем, что делает Андрей на одном со мной льду, а также, Юзик в Японии, Энтони Чанг в Штатах, Женька в Питере и Буратино со своим папой Карло в Италии. И соответственно корректирую, добавляю, совершенствую и допиливаю свои программы, чтобы они были лучше, качественнее и стоили дороже.

Потому что олимпиада – это вам не чемпионат континента, или даже мира. Медали там и правда, не золотые, а позолоченные. Но олимпийским чемпионом ты либо становишься, либо нет. Второго места на олимпийском старте не существует. Как минимум, в моем понимании.

- Не хочу, не хочу, не хочу!.. – Анька решительно упирает ладони в бока и надувает губки.

В своей рыжей лисьей шубке и кроличьей шапке она похожа на рассерженного колобка на тонких ножках.

Я в отчаянии опускаю руки.

- Да что же это такое? Что тебе не предложи, ты все не хочешь.

- Не хочу, - упрямо трясет она головой. – В твоем этом небоскребе холодно, грязно, нет воды, нечего есть и вообще… полнейшая антисанитария.

- Да ты там не была уже полгода почти, - пытаюсь ее вразумить, - может там как раз тепло, сухо и комфортно.

- С чего бы это? – насмешливо хмыкает Анька. – Неужто ремонт сделал?

- А если и сделал?

- Нет, что, серьезно, что ли?

Ее симпатичное личико из капризного превращается в заинтересованное.

- Хотел, чтобы это был сюрприз, - произношу я, разглядывая свои ногти. – Ну, раз ты не хочешь…

- Хочу-хочу! – подпрыгивает Анька. - Поехали сейчас же!

- Хочу-не хочу, поеду-не поеду, - брюзгливо тяну я, не двигаясь с места, - ты сама не знаешь, чего ты хочешь…

Анька фыркает и, достав телефон, тычет несколько раз пальчиком в экран.

- Я такси вызвала, поехали давай, ну Сережка-а-а!..

- Ну не знаю…

- Вот ведь противный…

Она обхватывает руками мою голову и целует в губы и в нос.

- Ну ладно… - милостиво соглашаюсь я. – Поехали.

- И что за мужики пошли, - возмущается Анька, - пока не соблазнишь, ни на что не соглашаются.

Ловлю ее за талию и пытаюсь защекотать. Куда там. Шуба плотная и скользкая. Анька хохочет и вырывается.

- Поехали…

Тулим по вечернему городу в Москва-сити. В мою обновленную квартиру. Которую, в начале осени, я все же решился привести в порядок. Жизнь у Нинель начинала тяготить, и мне ничего не оставалось, как попросить все того же неизменного и вездесущего Лешу Жигудина помочь с ремонтом. И Леша, как всегда, помог. Два месяца какие-то недовольные дядьки в прокуренных, дешевых костюмах морочили мне голову различными планами, чертежами, сметами и прочей дребеденью, в которой я ничего не понимал и не хотел понимать. В конце концов, сдавшись, я натравил на них Нинель, просто попросил ее как-то вечером спасти меня, по-родственному, от того болота, в которое я сам себя втянул. Поругавшись и поворчав на меня за самодеятельность («Раньше не мог сказать, олух…»), она взяла дело в свои руки, и к декабрю я уже смог, наконец, сказать, что у меня, великовозрастного, появилось собственное жилье. Спасибо спонсорам и тренерам… Кстати, оплатил я все сам, из своих денег, хотя Нинель и порывалась было где-то что-то мне в карман подсунуть. Но, как своевременно я в ней любящую мамочку включил, так вовремя и выключил, сказав, что уж на всякие там трубы с цементом мне хватит.

Тем не менее, в силу своей бытовой лености и привычки жить в комфорте, на всем готовом, я как-то не торопился окончательно съезжать с Рублевки, уговаривая себя пожить у матери еще недельку, ну может две, ну до Нового года, ну вот до весны… Нинель посмеивалась, но меня не прогоняла, наверное, ей было спокойнее, когда я был под боком, на контроле и не шлялся где-попало.

И все же, жить мне хотелось самому. И я решил, что после олимпиады уж точно перееду к себе. И может быть даже…

- Ухтыш-ка, классно-то как!

Анька обалдевшими глазами смотрит на возникшее вдруг в неярком приглушенном свете аккуратное, продуманное, сверкающее новизной и хайтеком великолепие.

- Нравится? – интересуюсь.

- Очень, - кивает она, сбрасывая шубку на диван и прохаживаясь вдоль огромных окон. – Другое дело совсем. Не то что было…

- Лампочка в туалете есть, я проверял…

- Ну прям… подготовился.

Подхожу к ней сзади. Обнимаю. Вижу в отражении на стекле, как она улыбается, закрыв глаза.

- Останешься со мной?

Она поводит плечами, устраиваясь поудобнее в моих объятьях.

- Насовсем?

- Да.

- Буду есть из твоего холодильника…

- Да пожалуйста…

- Э-э-э… Бегать писать в твой туалет…

- Бога ради.

- Разбрасывать свои волосы по твоей ванной…

- У самого та же проблема, - вздыхаю.

- Измажу косметикой зеркало, займу половину шкафа… развешу трусики сохнуть после стирки…

Не отвечаю. Прижимаю ее к себе крепче. Целую в шейку.

- Я тебя люблю, - шепчу ей на ушко.

Анька смеется. Потом вдруг отстраняется.

- Ничего не получится, Ланской, - с деланной серьезностью заявляет она.

- И почему же?

- У меня нет очень важного предмета, - скороговоркой щебечет она. - У меня нет зубной щетки. Если мужчина серьезно относится к женщине, он первым делом просто обязан подарить ей зубную щетку…

Молча опускаю руку в карман и протягиваю ей новенькую, в упаковке, зубную щетку, которых две купил сегодня, без всякой мысли, просто забежав на обеде в магазин. Ну так совпало… Чистое везение…

Аня с удивленной улыбкой поворачивается ко мне.

- Сереж, ты что… Серьезно?..

- Совершенно серьезно, - киваю я.

- Боже мой, как романтично, - хихикает она, опуская глаза.

- Ты согласна?

- Ну я … - она и правда кажется смущенной. – Даже не знаю, что ответить… Прости…

- Ну что ты…

- Это все на столько неожиданно…

- Ладно, забудь, - беру ее за плечи и пытаюсь заглянуть в глаза. – Все в порядке, слышишь.

- Да…

- Давай чаю попьем, – меняю тему я. – Там на кухне я точно видел чайник. Да?

Аня протягивает руку и проводит ладонью по моей щеке. В ее синих глазах удивление, испуг и что-то еще, необъяснимое.

- Давай попробуем… - тихо произносит она.

За три недели до начала олимпиады наша сборная переезжает на спортивную базу в Красноярск. Официальная версия - чтобы привыкнуть к разнице в часовых поясах. Неофициальная - чтобы перед самым стартом не произошло чего-нибудь непредвиденного. Спортсмены - мы ж такие, люди непредсказуемые, можем и накуролесить. Шучу. На самом деле, сборы накануне ответственных соревнований – это нормальный ход, правильный. Тому, кто умеет быстро настраиваться на рабочую волну они не повредят, а тем, кто любит долго раскачиваться пойдут на пользу.

И у нас очередная интрига.

Дело в том, что по новым правилам олимпийский старт у фигуристов проводится как в индивидуальном, так и в командном зачете. Понятно, да? Индивидуально – это как обычно, как на любом первенстве, каждый сам за себя и считает свои баллы. В команде – по-другому. В каждой из дисциплин – мальчики, девочки, пары, танцы – катается короткая и произвольная программы. При чем, к произвольной допускаются только пятеро первых по итогам короткой. Всего команд десять, от десяти стран. Поэтому за каждую программу, в зависимости от проката, команда получает от одного до десяти баллов. Сумма баллов определяет победителя. Все просто. Максимально возможный результат – восемьдесят баллов, это когда по всем программам в каждой из дисциплин команда получила максимальные очки… Если бы на прошлой олимпиаде Женя Шиповенко, поехавший вместо меня, не допустил ошибку в короткой, у нашей сборной был бы как раз почти максимум… Катать может кто угодно из членов сборной, можно ставить разных спортсменов на разные программы, главное заявиться не позже чем накануне.

И вот тут начинаются спекуляции.

Решение о том, кто и что катает в команде, принимает чуть ли не верхушка нашей Федерации. Даже у тренеров по этому вопросу голос совещательный. Что уже о нас говорить. Сидим, как рядовые в окопе, ждем, кого назначат героем-добровольцем.

- Нинель Вахтанговна, а кто у нас в команде кататься будет?

- Я откуда знаю?..

- Ну как вы думаете?..

- Думаете-передумаете… За нас с вами наши начальники думают. А мы выполняем. Понятно? Все должны быть готовы… Так, не расслабляемся. Работаем!..

- Артур Маркович…

- Что?

- Как по вашему, э-э-э… кого в команду выставят?

- Как кого? Тебя, конечно!.. И вон подружку твою…

- Ой!.. – пищит подружка.

- Что ой? Не готова? Так сейчас быстро домой поедешь, я на твое место десятерых таких найду…

- Дядя Ваня!..

- Ну чего тебе, Ланской?

Подсаживаюсь к Муракову в столовой. В отличие от остальных тренеров, он ест практически тоже, что и мы, пытается удержать катастрофически расползающуюся в стороны фигуру. Поэтому настроение у него последнее время не очень. Но взгляд понимающий.

- Спросить хотел, - говорю, - как думаете, кого у нас в команде кататься назначат?

Мураков потирает нос тыльной стороной ладони и пожимает плечами.

- А черт их знает… Тебя, наверное.

- На обе программы?

- Конечно. А чего мелочиться? Шансы на золото у нас очень неплохие, и, если ты постараешься – все получится. Главное, чтобы остальные не облажались.

- А остальные кто?

- Ты девчонок имеешь в виду?

- Ну… Да… В паре и в танцах особо выбирать не из кого…

- Это да… Не знаю. Только гадать остается.

- Аня? Озерова…

- Как вариант, - кивает он. – Но не единственный. Допустим, Камиль-Татищева и Шахова, при чем Шахова на произвольную…