Лед. Это ведь просто вода.

Как и слезы, которые меня душат.

Не в силах сдержаться, закрываю глаза.

Вода к воде…

Произвольную Анька откатала просто фантастически. Как говориться, все у нее в масть. И музыка, и образ булгаковской Маргариты, и контент, просто обалденный по своей красоте, сложности и исполнению. Идеальный прокат на высочайшие балы…

Просто у Вали получилось лучше. На две десятые. Не завали Анька проклятый свой лутц в короткой возможны были бы всякие варианты, но здесь… Идеальный прокат, безупречный образ, заслуженные высокие баллы. И – серебро…

Представляю, как ей обидно. Но… В который уже раз с удивлением восхищаюсь выдержкой, самообладанием и хладнокровием этой маленькой, но очень сильной девочки. Когда после проката Валентины становится ясно, что Аня не дотягивает, на ее лице не дрожит ни один мускул, из глаз не выкатывается ни единой слезинки. Сидя в закутке для временных победителей, где обычно во время проката околачиваются первые три лидера по текущим результатам, занимая там центральное кресло и понимая, что на пьедестале ее место уже точно не в центре, Аня смеется, аплодирует, посылает в камеру сердечки, а когда туда приходит Валя, первая обнимает ее, тискает за розовые щечки, целует и… Я же вижу… Это все – искренне. На самом деле. Взаправду… Ч-черт… Та же Танька, с ее абсолютно заслуженным, но все же третьим местом, косится на Валю исподлобья, улыбается в натяг… Да ладно Танька - рыжая бестия никогда никого не любила и не ценила в этой жизни кроме себя, и в спорте ее интересует только свой собственный результат. Но даже я… Смог бы я, во так, по глупости, упустив золото, совершенно искренне и бескорыстно порадоваться за соперника, не допустившего ошибок и обошедшего меня в честной борьбе? Нет, конечно… То есть, я бы выполнил весь набор приличествующих подобному случаю процедур, и руку бы пожал, и слова нужные сказал… Но лицо бы меня выдало. И это было бы заметно. А Анька… Если бы я не знал ее так, как знаю, то наверняка тоже решил бы, что она играет, скрывает злость, просто у нее это хорошо получается. Но я-то знаю, что как раз злость и раздражение моя любимая фея держать в себе не умеет…

Прямо с трибун посылаю Вальке в «Телеграмм»: «Умница, красавица. Горжусь!» Наблюдаю за реакцией. Девчонки вот они, совсем рядом, метрах в пятнадцати. Балеринка как раз о чем-то весело щебечет с Аней. Мельком смотрит на экран своего телефона. И тут же, словно чего-то испугавшись, быстро прячет его в карман курточки. Поднимает голову и бросает взгляд в мою сторону. На мгновение наши глаза встречаются. И в этом взгляде я читаю столько всего…

Вот, значит, какие дела… Грехи мои… Эх, Герман, Герман. Не легко тебе придется…

По итогу, наша картинка выглядит как никогда пристойно. У «Зеркального» весь женский пьедестал, золото и серебро у мужчин и серебро у парников Таранова. И если по девочкам и по парному разряду неожиданностей, в общем-то не произошло, ну если не считать рокировку Ани и Вали, то успех Андрея – это очень серьезная заявка на все последующие старты. Нинель в очередной раз показала свое отменное чутье и умение вовремя выставить темную лошадку. Конечно, мелкому подфартило с травмой Щедрика и сорванным акселем Семенова. Но… Везет всегда сами знаете кому. Нет, не дураку. Везет всегда сильнейшему. И если обстоятельства складываются так, что спортсмен показывает результат на много лучший того, на который он сам рассчитывал, и которого от него ожидали его соперники и тренеры, то обесценивать его в этом заслугу – глупо и недальновидно.

Сижу один, подперев кулаком подбородок, жду награждения девчонок. Все наши внизу, вьются вокруг виновниц торжества. Я не пошел. Мой день был вчера, и нет никакой необходимости светить лицом лишний раз, когда к тебе сегодняшнее событие не имеет никакого отношения. Женя с Андреем тоже могли бы проявить тактичность и предоставить девчонкам самим наслаждаться вниманием прессы, но такое дело, любовь… Смотрю на Аню внизу, в окружении камер. Улыбается, смеется. Что-то рассказывает. Поднимает голову, и видит меня. И совершенно естественно, с милой улыбкой, показывает мне сложенное ладошками сердечко. И надо же такому случится, что именно этот момент вездесущие телевизионщики выводят на огромный, висящий над центром льда, экран. Сначала ее, сияющую красотку, потом меня, посылающего ей в ответ воздушный поцелуй. И тут же по переполненным трибунам ледового стадиона проносится восхищенный вздох и аплодисменты. Ну вот… да… Захочешь спрятаться – не получится. Найдут. Аннушка очаровательно смущается и прячет лицо в ладонях. Я же гляжу в камеру и принужденно машу рукой.

- Отрабатывай, отрабатывай, Валет, - слышу я над ухом. – Отслужить хлебалом в нашем деле не менее важно, чем отмахать ногами.

Жигудин шумно примащивается рядом со мной, грузно опираясь на палку и вытягивая травмированную ногу.

- Все еще болит? – сочувственно киваю я.

- Всегда болит, - пожимает плечами он. – Иногда сильнее, иногда нет… Я привык. И ты привыкнешь…

- Вдохновляющее начало.

Леша хмыкает и поводит головой по сторонам, убеждаясь, что вокруг нет лишних ушей.

- Короче, - говорит он сухо, - мне ухаживать некогда. Тем более, что все мы тут чертовски привлекательны…

Киваю, показываю, что шутку понял. Леша еще раз озирается и наклоняется поближе.

- Угадай с одного раза, чья допинг-проба вчера лежала на столе у контрольного инспектора.

У меня противно заныло под ложечкой. Угадывать мне не нужно. Ответ я знаю.

- Моя, - спокойно говорю я.

- Молодец, - Жигудин откидывается на спинку сидения и облегченно вздыхает. – Подсказал кто-то или сам догадался?

- Женька с акселя никогда не падает. Это его коронный прыжок…

Стараюсь унять дрожь в голосе. В бессильной злобе сжимаю кулаки.

- Спокойно, Валет, - шипит Леша мне в ухо. – Люди смотрят. Все правильно. Ставка была не на тебя, а на него, на Семенова. Он не должен был занять второго места. Ты просто мешал. И тебя решили немного подвинуть…

- Немного? - саркастически переспрашиваю я.

- В сложившихся обстоятельствах - да, - кивает он. – Ты мог бы сняться, и все решилось бы малой кровью… Но все понимали, что ты этого не сделаешь.

Сжимаю зубы, чтобы не заорать.

- С-суки… - цежу злобно.

- И единственное, что смог для тебя сделать Федин, - добивает меня Леша, - это заставить Семенова сорвать свой самый стабильный прыжок. Чтобы явно было. Чтобы все понимали. Чтобы ты понял…

- Что понял, Леша? – не выдерживая, взрываюсь я. - Что вы все так вцепились в меня, как пиявки? Мы смотрим, мы гордимся, не подведи, не подкачай… Имел я в виду все ваши… И всех вас… Да я эту медаль Федину сам на шею повешу, пускай подавится, не нужна она мне, тем более такой ценой…

- Тихо, тихо, - Жигудин хватает меня за руку и очень сильно, до боли сжимает. – Не истери, сынок. Не потеряй, смотри, того, что имеешь. Длинные языки у нас очень хорошо умеют укорачивать.

Он медленно отпускает мою руку, и, с нарочитой заботливостью, расправляет смятый рукав.

- Пойду я… И вот еще что…

- Что?

Он медленно поднимается и нависает надо мной, как судьба.

- Медальками-то своими, Сережа, не разбрасывайся. На чемпионатах, в отличие от олимпиады, они настоящие, из чистого золота. Пригодятся в старости, зубы вставлять…

Смотрю на него, и ловлю себя на мысли, что стоит мне сейчас его пихнуть посильнее, и он покатится вниз по трибунам, до самого льда. И переломает себе все оставшиеся кости.

Как будто угадав, о чем я подумал, скривившись от боли, Жигудин неловко разворачивается и делает шаг прочь.

- Леша!..

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно.

- Да? – он останавливается и поворачивается ко мне в пол оборота.

- Какая была ставка против Женьки?

Он вздрагивает, кривит губы в усмешке и качает головой.

- Ну что ты орешь, Валет, люди ж вокруг…

- Я могу и громче, - повышаю голос я.

Он смотрит на меня, и ухмылка сползает с его лица.

- Миллион. Евро, – произносит он. – За меньшее, бывало, убивали…

Кровавая пелена застилает мне разум…

И только мелодичный и громкий звук гонга, возвещающего о начале церемонии награждения, заглушает все то, что я говорю в тот момент Леше Жигудину.

До олимпийского старта чуть больше месяца. И мы уже забыли, чем отличается день от ночи. С утра прогон короткой программы. Днем – произвольной. Между ними – что-то напоминающее обычные занятия, но все равно, так или иначе, имеющее прямое отношение к будущему эпохальному событию и нашему в нем участию. Эпизодические перерывы на сон и еду. Взвешивания! Каждый день, перед каждой тренировкой. У кого перебор на сто-двести грамм – голодовка и бег в пленке. Выглядим как озверевшие зомби, с синяками под глазами. Чувствуем себя также - голодные и злые.

В коллективе обстановочка так себе. Звездная троица девчонок, объективно понимая, что в Корее им конкурировать между собой, смотрят друг на дружку недобрыми глазами, выискивая у соперниц слабые места и тихо радуясь ошибкам. Даже Аня, в какие-то моменты, думая, что ее никто не видит, позволяет себе ехидные ухмылки в адрес споткнувшейся или неудачно прыгнувшей партнерши по команде. Про Вальку, а тем более Таньку, и говорить нечего. Того и гляди в волосы одна другой вцепятся. Наблюдать за ними и смешно, и грустно одновременно. С одной стороны, они такие забавные, когда злятся, но с другой – они мне все родные и любимые, и я одинаково переживаю за каждую. Вру. За Аньку больше, чем за остальных.

Андрей меня сторонится, хотя агрессии не проявляет. Может опасается, а может выполняет полученные указания. У меня к нему нет ни претензий, ни вопросов. Его программу я знаю наизусть, прекрасно отдаю себе отчет, в чем его сильные стороны, и понимаю, где, в случае необходимости, мне со своей нужно будет поднажать или усилить. Если вдруг в этом возникнет необходимость.