— Я знаю, — произносит он дрожащим голосом. — Знаю. Но когда-то он меня любил. И может полюбить снова. Даже если это займет все наши оставшиеся жизни. Неважно, насколько короткими они будут.

И тогда Грега поражает это воспоминание, и это так…

Ты не устал от этого? Мне столько времени понадобилось, чтобы… Не знаю.

Мы сделали то, что должны были. Чтобы прийти к тому, что у нас есть сейчас. Мне нужно было время, как и тебе.

Чтобы убедиться, что я тот, кто тебе нужен.

Нет, и сейчас же выброси эту глупую мысль из головы, здоровяк. Я знал, что это ты, с самого первого дня.

О. Тогда…

Потому что. Я понимал, что это будет значить. Мне требуется время, Майк. Иногда у меня занимает очень много времени, чтобы произнести вслух то, о чем думаю. Я знал, что ты – то, что мне нужно, но мне просто надо было привыкнуть к этой мысли. Потому что теперь пути назад нет, понимаешь? Для меня это так. Я не был бы к этому готов год назад. Или полгода. Это произошло, потому что мы оба готовы. И я готов к тебе.

Я бы сделал это снова.

Что?

Все это. Чтобы прийти к этому. Если бы понадобилось, я бы сделал это снова.

К счастью для тебя, здоровяк, тебе не придется. Не уверен, знаешь ли ты, но теперь ты вроде как застрял со мной.

Говоришь так, будто это что-то плохое.

Ну, посмотрим.

… чертовски ошеломляет, сам масштаб. Он Грег, но также Майк. И он любил всей душой. Он чувствует это кожей, в каждом биении сердца. Он Грег, и одновременно Майк, но способен почувствовать разницу. У Грега никогда этого не было. У Майка было. И Грег хочет это. Хочет так сильно, что почти может почувствовать. Его охватывает жгучая ревность из-за того, что у этой фальшивой версии было то, чего нет у него. Что тот любил так, как он не любил никогда. Он не собирается…

— Я бы сделал это снова, — тихо произносит Майк. — Ради него. Снова и снова. Три года. Шесть. Сколько бы времени это ни заняло. Чего бы это ни стоило. Чтобы вернуться к нему.

Грег этому верит. Верит каждому слову.

— Мы не можем пойти оба.

— Нет. Не можем. — Он…

Его охватывает ярость.

— И что ты думал? Что я отступлю? Что я просто сдамся? Позволю тебе взять верх? Ты ненастоящий, Майк. Ты часть меня. Я создал тебя. Они взяли тебя из меня и дали тебе имя, но не заблуждайся, ты всего лишь копия. Это мое. Мой шанс. После всего, через что я прошел, это мое. Я позабочусь о нем. Позабочусь о Шоне. Обещаю. Он никогда не будет…

Он не успевает договорить, потому что Майк бежит на него, беззвучно, если не считать ударов кроссовок по асфальту. Грег едва успевает собраться с силами, как на него обрушивается гора мышц, выбивая дыхание. Он падает навзничь, придавленный тяжелым телом.

Лошадь отшатывается назад, едва не столкнувшись с ними. Они падают, тяжело ударяясь о землю. У Грега аж выбивается воздух из легких. Когда его голова ударяется об асфальт, он оглушен, перед глазами вспыхивают звезды. Конечно, блять, это должно было произойти. Ничто никогда не дается легко, ничто никогда не может просто взять и сработать.

И он так зол из-за этого. Так сильно зол.

Он знает, что уже был в подобной ситуации. Когда на него нападают, сбивают с ног, наваливаются сверху, пытаясь причинить боль и взять над ним верх. Он видел, как это снова и снова происходило с матерью. Как отец, с красным от выпивки и напряжения лицом, кричал, что она ничего не делает как надо, ни разу не сделала ничего как нужно. Что он весь гребаный день впахивал, и ему приходилось возвращаться домой в эту дыру. Неужели она не видит, что убивает его? Он не хочет этого делать, но она его вынуждает. Ему от этого больнее, чем ей.

Не так ли, приятель?

И Грег отбивается.

Они одного роста, одинакового веса, у них все одинаковое, но, когда нужно, он может драться грязно. Их лица близко друг от друга, и у Майка такой дикий взгляд, будто он не уверен в том, что делает, но знает, что все равно должен это сделать. И Грега наполняет чувство диссонанса, ощущение, что он находится в двух местах одновременно, но отгоняет его прочь. Он резко наклоняет голову вперед, лбом врезаясь в лоб Майка, раздается звук удара и вспыхивает боль. Майк стонет и падает в сторону от Грега, пока тот пытается прояснить зрение. Ему кажется нелепым, что первое, что он видит, когда перед глазами перестает все кружиться – чертова лошадь, которая стоит в стороне и с любопытством за ними наблюдает.

Там будет лошадь. Вы ее увидите, когда начнете идти по дороге. Она перейдет Вам улицу. Вам нужно к ней прикоснуться. Это поможет проникнуть в мир Амории.

К черту Майка. К черту все, что с ним связано.

Он пойдет к лошади.

Грег уже почти на ногах, когда кто-то дергает его за лодыжку. Он падает на колени, и тут рука обхватывает его шею, тело прижимается к спине, и он не может дышать, не может дышать, и он…

Он теперь Майк, и он в ужасе. Я делаю это ради Шона, я должен сделать это ради Шона, я не могу позволить ему забрать это у меня, я не убийца, я не убийца, я не убийца.

Майк крепче обхватывает шею Грега, и понимает, что назад дороги нет. Если он это сделает, ничто уже никогда не будет как прежде. Но ведь у него есть Шон. И, может, он стоит перед Майком, протянув ему руку. И, может, на его лице та улыбка-только-для-Майка. Конечно, рациональная часть Майка Фрейзера понимает, что это все не по-настоящему в привычном понимании. Знает, что Амория ненастоящая, в отличие от места, откуда родом Грег Хьюз. Но он смирился с этим. Принял. Для него это не имеет значения. Он знает, кто он такой. Знает, что у него есть. Знает, чего ему это будет стоить. Даже если ему придется это сделать. Даже если придется лишить жизни человека, стоящего перед ним, даже если ему придется провести следующие три года, снова делая все, чтобы Шон его полюбил, он это сделает. У него нет другого выбора. Не существует другого выбора. Он не может остановиться сейчас, не может…

… думать ясно, потому что задыхается, и Грег знает, что он в беде, знает, что если не найдет способ выбраться, то этот двойник, эта вещь, созданная из его разума, получит жизнь, которую он хочет. Он протягивает руку к лошади, напрягая мышцы и вытянув пальцы. Но чертова лошадь слишком далеко, и она просто стоит на обочине, помахивает хвостом и поводит ушами туда-сюда. Она смотрит на них темными глазами, а он не может до нее дотянуться.

Он резко отводит руку назад и бьет локтем Майку прямо в бок. У уха раздается резкий вздох, и хватка на шее слегка ослабевает. Он изо всех сил отталкивается коленями, падая спиной на Майка, который хрипит под ним. Он смотрит в это яркое небо, втягивая ртом воздух. Горло жжет, но зрение проясняется, и он…

не может пошевелиться, не может, блядь, пошевелиться, потому что на нем этот ублюдок, и ему не удается перевести дыхание, и Майк думает: «Нет- нет-нет», и…

теперь он может встать. Он может встать и просто помчаться к этой чертовой лошади. И, возможно, если доберется туда первым, если он первым проникнет в тот мир, Майк станет никем, а Грег сможет получить жизнь, которая ему причитается, и…

все, о чем он может думать – это улыбка на лице Шона, то, как он говорит: «Привет, здоровяк». И он настоящий, черт возьми, все по-настоящему, и…

Так продолжается. Какое-то время. Один из них встает, а другой сбивает с ног. Они оба пытаются добраться до лошади, но при этом яростно нападают друг на друга. И оба знают, каким будет конечный результат. Они устают, но все равно идут вперед. И Грег говорит:

— Ты не можешь забрать это у меня, боже мой, ты даже не настоящий.

А Майк отвечает:

— Ты этого не знаешь, не знаешь, может это ты, может это ты ненастоящий.

Грег недоверчив, а Майк полон решимости. И кровь проливается на землю, на асфальт и грязь, которые не существуют вне сознания умирающего человека и суперкомпьютера. Грег считает, что во всем виноват Хестер. Что его ошибка в отношении Амории заключается в попытке извлечь все ужасное из людей, которых он использовал, чтобы сделать из них кого-то другого. Возможно, Амория не была бы такой, какая она есть, если бы он оставил их, кем они были: насильниками, убийцами детей и жен, наркоманами и дилерами; список можно продолжать до бесконечности. Он один из этих грехов, он часть этого, и понимает, почему Хестер сделал то, что сделал.

Майку все равно. Майку нет дела до всего этого. Потому что он знает, какие эти люди. Знает, на что они способны. Он их знает.

Они продолжают мешать друг другу.

В конце концов один мужчина оказывается сверху другого, обхватывает его за шею и сжимает. Он говорит себе просто сделать это, завершить начатое, и все будет кончено, и ему никогда больше не придется беспокоиться. Он думает о матери, об отце, и о Шоне, и все это смешивается в голове, будто они снова практически одно целое, будто они почти один и тот же чертов человек, и он говорит:

— Нет. Я не ты. Ты не я.

Глаза другого выпучены, он борется, выгибает бедра, пытается подсунуть пальцы, но становится все слабее. Его лицо багровеет, и он паникует, потому что не может допустить, чтобы все так закончилось. Он так долго ждал того, чтобы оказаться здесь, в этом моменте, и это не может так завершиться. Не может.

Прохладный ветерок обдувает деревья, заставляя колыхаться ветви и молодые листочки. Лошадь пасется, больше не интересуясь мужчинами на дороге. Светит солнце. И единственные раздающиеся звуки – это тяжелое дыхание мужчины, который находится сверху, и предсмертный хрип мужчины под ним.

В конце концов, один затихает.

Руки обессиленно падают.

Тело безвольно обмякает.

Грудь не вздымается.

Глаза невидяще смотрят в яркое небо.

И каким-то образом жизнь продолжается.

***

Я бы сделал это снова. Если бы понадобилось.

У него болит спина. Руки в крови от того, что он провел последний час, копая яму за деревьями, подальше от дороги.

Лошадь не ушла, просто стоит на месте, будто ждет только его.

Вероятно, так оно и есть. Потому что именно для этого она и была создана.