Человек перед ним не Шон Меллгард.
— Наркотики, — произносит садовник. — Героин. Он был наркоманом. Нэйтан Пауэлл. Родители умерли, когда ему было семь. Его перебрасывали из одной приемной семьи в другую. Бросил школу. Совершал мелкие преступления. Связался не с теми людьми. Подсел на наркотики. Продавал себя за деньги. За наркотики. За место для ночлега. Ему было девятнадцать, когда у него наступила передозировка прямо в машине. Его пытались спасти. Он умирал дважды, но его вернули к жизни.
— Может, — выдавливает Грег. — Может, он сможет очнуться как…
— О нет, — говорит садовник. — Нет-нет-нет. Видишь ли, ты особый случай. Волны в твоем мозгу всегда были немного… другими. Они вызвали эти изменения в Шоне. В Нэйтане. Когда вы синхронизировались. Но видишь, какие они сейчас?
Он видит. Колебания линии на панели едва заметны.
— Он не очнется, — говорит садовник. — Никогда.
Грег пытается отвести взгляд.
Но не может.
Он думает о том дне в парке. Как они лежали на земле и наблюдали за проплывающими облаками. Держались за руки. Улыбке, которой его одарили.
Нет. Одарили Майка.
Майка, которого больше не существует. Просто сон, как сказал доктор.
Тот Шон не имеет ничего общего с этим Нэйтаном.
Этот Нэйтан заморожен, и настолько худой, что выглядит истощенным. Его кожа бледная до голубизны. Все руки испещрены татуировками: черепами, языками пламени и птицами. Грег гадает, скрывают ли они следы от уколов, шрамы от бесконечных инъекций. И думает, что это вполне возможно.
Он похож на мумию, сохраненную навечно.
Как и все они.
— Это не остров, — шепчет Грег. — Это гробница.
— Нет, — возражает садовник. — Это не так. Ни то, ни другое. Это огород. Это мой огород. — Он нервно смеется.
Грег протягивает руку и касается холодного стекла, отделяющего его от Шона. Он думает о том, какими яркими были его глаза. О его улыбке-только-для-Майка (Грега). У него была неплохая жизнь. Исходя из того, что он видел, что он может вспомнить, на самом деле, она была замечательной.
Возможно…
Нет.
Он не может.
Не может.
Правда ведь?