Грег следует за ним. Маленькие лампочки вдоль пола освещают путь. В основном, он ведет прямо, к громоздким аппаратам, которые Грег едва может различить в темноте. Аппаратам, которые тихо гудят, вызывая по полу едва заметную вибрацию.

— Я чуть не отказался, — говорит садовник с легким смешком. — Боже, вот это была бы ошибка, о которой я бы потом долго сожалел. Но я не отказался. Не ответил «нет». И, хотя я больше не могу видеться с семьей, это ничего. Я им все равно не нужен. И никогда не был нужен. Не так, как здесь. Здесь, я нужен. Здесь, я кто-то. — Он качает головой и оглядывается. Грег едва может разглядеть в темноте его плавные очертания. — Оказывается, овощи – компания получше, чем остальные. Кто бы мог подумать?

Они идут еще несколько минут, пока садовник не останавливается.

Грег их видит, хоть и не совсем уверен, на что смотрит. Впереди, по обе стороны от них, ряды… чего-то. На ярко освещенных панелях, протянувшихся насколько хватает глаз, мерцают цифры и медленный, методичный пульс синусового ритма. На этих панелях есть и другие, подвижные линии. Некоторые более интенсивные, чем другие. Некоторые почти ровные.

Садовник встает перед закрепленным на стене компьютером. Его пальцы летают по клавишам, команды выделяются ярко-синими буквами на фоне черного экрана. Через пару минут он останавливается и оглядывается.

— Ты готов? — спрашивает он, улыбаясь. — Ага?

Нет.

— Ага, — отвечает он, и от этого у него щиплет глаза. Он не знает, почему.

Садовник кивает и нажимает последнюю клавишу.

Поначалу, ничего не происходит.

Грег задерживает дыхание.

Раздается щелчок.

Сначала свет загорается слева, на капсуле, которая находится в четвертом или пятом ряду. Потом справа, на ближайшей к Грегу капсуле. Затем появляется все больше и больше вспышек света по рядам с обеих сторон. Свечение неяркое, бледно-желтое, и напоминает Грегу о ночнике, который был у него в детстве. Свет прогоняет тьму, но недалеко, удерживая тени за пределами капсул.

Их так много.

Каждая размером по меньшей мере с рост Грега, а в ширину – как два или три Грега, когда он еще был здоров. Капсулы имеют форму яйца, передняя часть сделана из матового стекла. Они расположены на плоских металлических платформах, из задней части которых тянутся десятки проводов и трубок, уходящих в тень.

Боже мой!

Садовник молчит, просто наблюдает за его реакцией.

Грег начинает справа.

Он видит их, людей в капсулах. Они расположены в сидячем положении, но откинуты назад под углом, руки и ноги приподняты, голова удерживается прямо с помощью мягкой опоры с обеих сторон. На каждом надето оголовье, от которого тянутся провода, ведущие к задней части капсулы. Кожа призрачно-бледная. Щеки осунулись. Руки и ноги тонкие, как веточки, у кого-то тоньше, чем у других.

Он смутно узнает некоторых людей, на языке вертятся имена, которые он не может вспомнить. Из-за этого зудит в голове, но он себя не заставляет.

Грег медленно идет вдоль ряда, оглядываясь по сторонам.

Останавливается, когда замечает кого-то знакомого.

Он выдыхает:

— Миссис Ричардсон.

В капсуле она выглядит древней. Надежно сохраненной.

— Ах да, — говорит садовник прямо за спиной Грега, заставив того подпрыгнуть. — Она. Запутанный случай. Чудо. Ее зовут Тия Пайпер. Семь лет назад она попала в автомобильную аварию. В которой погибли ее муж и ребенок. Она была пьяна. По-видимому, она частенько выпивала. Они были единственной семьей, которая у нее осталась.

Ее подручные расположились от нее по обе стороны.

Грег не знает, что сказать.

Он идет дальше.

Док следующий.

— Бэрри Дэвис. В реальной жизни он тоже был врачом, — говорит садовник. — Хотя под конец он лишился медицинской лицензии. Выписывал рецепты на рецептурные наркотики, которые потом продавал, бедняга. Попытался повеситься вместо того, чтобы предстать перед судом. Но получилось не совсем так, как он планировал. Его тело выжило. А вот мозг – не совсем.

Дональд.

— Эдвард Джонсон. Утонул. Ну, не сам. На самом деле, он собирался изнасиловать женщину после того, как стащил ее с беговой дорожки к реке. Он не знал, что ее парень пытался ее догнать и видел момент нападения. Вовремя успел его остановить. Держал бедного Эдварда под водой, пока тот не перестал брыкаться. Никому даже в голову не пришло отправить парня в тюрьму. Его назвали героем. Оказалось, что наш дорогой мистер Джонсон за четыре года изнасиловал еще семь женщин.

Кельвин.

— Артур Хилл. Пожар в трейлерном парке. Надышался дымом. Видишь ожоги на руках? Они покрывают восемьдесят процентов тела. Какая трагедия. С другой стороны, может, ему не стоило варить метамфетамин в грязной ванной? Или, по крайней мере, научиться делать это правильно. Огонь распространился довольно быстро. Погибли шесть человек, в том числе двое детей.

Хэппи.

— Стивен Скотт. Славный был мужик. Инсульт. Его нашли только через три дня, потому что никому не было до него дела. Его собака уже начала грызть пальцы на ногах. Довольно странно. Но это не самое шокирующее, что они обнаружили. Нет, самое шокирующее, что они нашли – сотни полароидных снимков в сейфе. Снимков голых детей, представляешь?

Уолтер.

— Кеннет Труман. Один из моих любимчиков. Попытался ограбить круглосуточный магазин. Застрелил продавца, который отказался отдать тридцать семь долларов, которые были в кассе. Он не забрал деньги. Сбежал. Добрался до улицы, когда его сбил грузовик доставки, направлявшийся в тот самый круглосуточный магазин. Карма – очень странная и удивительная вещь, ты так не думаешь?

Грег не знает, что ему думать. Он знает этих людей, воспоминания о них вспыхивают в сознании. Как маленькие импульсы понимания, пробивающиеся сквозь туманную дымку. Он помнит их голоса. Как они смеялись. Как они с ним разговаривали, хлопали по плечу, приподнимали шляпы в приветствии. Как Дональд, Хэппи и Кельвин сидели за барной стойкой. Хэппи пел о пицце и любви. Как Уолтер жарил картофельные оладьи на гриле, Дональд делал стрижку. Кельвин закатывал глаза, когда Хэппи, напившись, лез обниматься. Как миссис Ричардсон, прищелкивая языком, ему говорила: «Даже не думай о том, чтобы надеть это, честное слово, ты же не варвар, Майк Фрейзер, так что перестань так одеваться».

В воспоминаниях он слышит:

— Привет, здоровяк.

Сердце замирает.

Ему знаком этот голос. Для него это ничего не должно значить.

Это ничего не значит.

Не значит.

Не…

— Где Шон? — спрашивает Грегори Хьюз.

Садовник улыбается.

— Знаешь, я первый заметил. Вас двоих.

— Я не… — Он замолкает, потому что не знает, как закончить предложение. Вместо этого он спрашивает: — Заметил что?

— Ваши сердца. Ваши мозги. Всегда синхронны. Всегда находят способ подстроиться друг под друга. Скажи мне, Майк. Старина Майк. Как вы это сделали?

— Не знаю.

Садовник хмурится.

— Но. Ты должен знать.

Я бы последовал за тобой куда угодно.

Ты бы это сделал, правда ведь.

Ага, Шон. Куда ты, туда и я. Мы лучшие друзья.

И даже больше, чем друзья.

И даже больше, чем друзья.

Тогда да. Да. В субботу. Ты и я. Это свидание.

— Где он? — спрашивает Грег.

Садовник смотрит на него настороженно, но продолжает идти дальше по ряду. Они проходят мимо все новых и новых лиц, которые Грег узнает, но не так четко, как предыдущих. Он слышит их голоса в глубине сознания: «Доброе утро, Майк!» и «Похоже, будет жара, не так ли?» и «Привет, Майк! Рад тебя видеть! Скажи, ты уже получил последнюю книгу о Марлоу? Слышал, это просто бомба!»

Это занимает минуты.

Но ощущается, словно прошло несколько часов.

Перед ним пустая капсула. Панель рядом с ней темная.

— Вот здесь ты находился, — торжественно говорит садовник. — Вот, где ты спал до того, как тебя забрали. Я пытался их остановить. В конце концов, это я указал им, что ваши сердцебиения стали совпадать. Что ваши мозговые волны стали совпадать. После этого они спустились сюда. Провели все эти тесты. Сделали электроэнцефалограммы. ЭЭГ. Они не понимали собственных результатов. Сказали, может это просто легкие приступы. Или небольшие инсульты. Возможно, дело в том, что вы находились рядом. Может, это СДВГ или эпилепсия. После этого они вошли в систему. Просто чтобы посмотреть. И знаешь, что они нашли? Ты знаешь, что они увидели, Майк? Мистер Фрейзер?

— Что? — хрипло спрашивает Грег.

Садовник улыбается.

— Они увидели правду. Что это была любовь. Они в это не поверили. Они же ученые. Следовательно, циники. Так устроен мир. Во всем есть свой порядок. Они думали, что забрали все, что делало тебя тем, кто ты есть, и создали тебя с нуля. Они не понимали, что не могут помешать тебе быть человеком, кем бы ты ни был – Майком Фрейзером или Грегом Хьюзом.

— Они могли заставить его (меня) чувствовать это. Могли все инсценировать.

Садовник качает головой.

— Они могут лишить тебя воспоминаний. Могут заставить тебя забыть, кем ты был. Могут превратить тебя в кого-то другого. Но они никогда не смогут заставить кого-то полюбить. Они никогда не смогут заставить тебя полюбить кого-то. Такое невозможно инсценировать. — Теперь в его голосе звучит раздражение. — Нет, ты сделал это сам, не так ли, Майк? — произносит он и отходит в сторону.

Грег подумывает развернуться. Может, будет лучше просто уйти. Потребовать у садовника отвести его обратно в комнату. Забыть обо всем этом. Он станет сильнее. Лучше. Потребует, чтобы ему позволили уйти. И если они не разрешат, он найдет способ сбежать. Он не знает, куда пойдет после этого, но он что-нибудь придумает. Он сможет. Может, у него снова будет жизнь, свободная от этой тюрьмы. Свободная от этого острова.

Он как раз собирается повернуться, когда вместо этого делает шаг вперед.

В капсуле находится человек, который совсем не похож на образ у него в голове. Шон Меллгард счастлив, здоров и невредим. Он красив нестандартной красотой, с большими выразительными глазами и дьявольской улыбкой. У него слегка искривленный нос, и кустистые брови, но это придает ему особое очарование. Грег знает. Он знает это, даже если эти знания принадлежат не ему.