Яз выдавила из себя улыбку. Она видела очень мало снега в своей жизни, и никогда так много сразу. Тем не менее, он делал продвижение невозможным. Ветер сгонял снег в сугробы, и они становились только больше.

— Мы должны разбить лагерь.

Они так много раз устанавливали укрытие, что даже в снежную бурю оказались внутри вскоре после того, как распаковали доски из саней. Зокс, как всегда, остался снаружи, спокойно сложившись в свой куб. Яз решила, что им, возможно, придется копать, чтобы найти его утром.

Внутри укрытия оказалось, что снег каким-то образом притупил ветер. Снег вскоре заполнил все щели, и вой снаружи странно смягчился. Звезды в тепло-горшке несколько уменьшились и горели быстрее, но они надолго переживут пищу, и из-за снега, облепившего доски, в укрытии вскоре стало теплее, чем в любую ночь их путешествия.

— Я мог бы привыкнуть к этому. — Турин потянулся, затем поморщился, вновь вспомнив о своих ранах.

— Дай-ка я посмотрю. — Куина оказалась рядом с ним, отдернула слои меха, ее быстрота победила Яз, которая была ближе к нему, оставив ей чувство... она изучила свои эмоции... оставив ее немного ревнивой.

Эррис тоже наклонился и взглянул:

— Мы должны следить за инфекцией. Холод стерилизует почти все, но эти порезы были получены от когтей животного, и в таких местах могут скрываться микробы. Часто специально, чтобы раненую добычу можно было легко выследить и убить.

— Спасибо за урок. — Турин поморщился, когда Куина коснулась его живота. — Я постараюсь иметь это в виду в следующий раз, когда буду решать, позволить ли монстру выпотрошить меня. В любом случае, проверь Куину, она тоже ранена.

— Она следующая в моем списке, — сказал Эррис. — Лежи спокойно.

— Сегодня тушеные серые чешуйки. — Майя приготовила почерневшую сковороду. — Хотя соли не осталось... — Она отколола еще что-то от сильно уменьшившегося блока замороженных грибов. — Медные шляпки!

— Ура! — вяло воскликнула Куина, хмуро глядя на раны Турина. Медные шляпки были слегка пряными. Вместо соли они приготовили тушеные серые чешуйки — это были просто грибы с серой чешуей, сваренные в воде, — немного более аппетитные.

— Эта глубже, чем я думал. — Эррис указал туда, где коготь хула разорвал Турина ниже, к паху. — Я мог бы связать его кожей, но швы будут более прочными. — Он оглянулся на Яз, Майю и Куину. — Кто-нибудь умеет шить?

Лежавший на спине Турин вздохнул, затем фыркнул:

— Не смотри на них, они все отправили бы меня умирать в снег, если бы тебя здесь не было. Я слышал, кланы тысячу раз чинят упряжь для саней, а не выбрасывают ее, но если кто-то пострадает...

— Тогда я. — Эррис склонил голову. — У кого-нибудь есть иголка?

Майя достала одну из тупых длинных игл, которые они использовали для сшивания досок проволокой через предварительно просверленные отверстия.

Яз с интересом, отвращением и легким чувством стыда наблюдала, как Эррис запечатал самые глубокие раны Турина серией ловких стежков, предварительно простерилизовав иглу —использовавшуюся и для починки мехов — и нитки, вскипятив воду в кастрюле, а затем погрузив их в кипяток.

Вид толстой иглы, погружающейся в кожу Турина и выходящей из нее, внезапно напомнил Яз, что у ней была игла поменьше и тоньше. Она тревожно похлопала себя по коже, опасаясь, что могла потерять ее. Но нет, вот она, серебряная игла, которую Элиас Стержень-корень дал ей в каком-то странном уголке сознания Весты. Он сказал, что игла снова приведет ее к нему, хотя она этого не хотела. Интерес Стержень-корня привлек к ней внимание Сеуса, как будто у нее не было достаточно своих неприятностей, с которыми надо было бороться. Нет, Яз не собиралась больше иметь ничего общего со Стержень-корнем и надеялась, что Сеус забыл о ней. Она была уверена, что у далекого и обезумевшего разума города есть более важные дела, чем одна девушка, потерявшаяся на льду.

К тому времени, когда Эррис закончил с Турином, а затем и с Куиной, и все они, кроме Эрриса, съели свою довольно скудную порцию тушеных грибов, снег заглушил все завывания бури, кроме самых громких. Относительная тишина напомнила Яз о пещерах Сломанных и показалась довольно странной после стольких ночей в их грохочущем убежище. Она спросила себя, как поживают Арка, Кайлал, Мадин и все остальные. У нее заурчало в животе при мысли о ките, которым они, должно быть, все еще пируют там, внизу, где нет ветра.

— Как ты? — спросила Куина у Турина. Ранее она предложила положить ему в рот тушеные грибы, и Яз была рада, что Турин отказался.

— Просто болит. — Турин, поморщившись, откинулся назад. — После должного размышления я решил не рекомендовать сражаться с хулами никому из других Сломанных, кто решит подняться на вершину.

— Хорошо, что на тебе было двадцать семь слоев, — сказала Майя. — Иначе твои внутренности оказались бы снаружи.

Турин слегка вздрогнул и бросил на Яз взгляд «спаси меня»:

— Расскажешь нам историю?

— Я думаю, вы слышали их всех... — Вечернее повествование стало у них традицией, даже после нескольких дней, когда все они хотели с головой погрузиться в сон. Турин утверждал, что даже Зокс придвигался поближе, чтобы послушать, и что можно было сказать, насколько хороша история, увидев, как близко к убежищу оказался его куб.

— Все израсходовано? — Эррис печально покачал головой. — Ты не Шахерезада.

— Шей... — Яз попыталась обхватить губами это странно звучащее слово.

— Рассказчик историй. У нее их было больше тысячи.

— Никогда о ней не слышала, — сказала Куина, возвращаясь к разговору.

— Ну, это очень старая история. Говорят, что наши предки принесли ее с собой, когда пришли на Абет. — Эррис улыбнулся при этой мысли.

— Через черное море... — сказала Куина. — Ты должен рассказать нам эту историю!

— Я не силен в историях. — Эррис поднял руки. — Кроме того, я забыл об этом почти все.

— Но ты напомнил мне историю, которую я забыла. Очень старую, — сказала Яз, и она ее рассказала.

Давным-давно, вскоре после того, как Зен впервые поднялся из моря, чтобы найти Мокку, расположившуюся лагерем на вершине утеса, рядом с их палаткой появилась Маштри. Богиня-обманщица завидовала творениям брата и сестры. Маштри позвала Зена и Мокку, но они не поверили ей и остались в палатке. Затем Маштри сотворила существ изо льда и вдохнула в них жизнь, желая создать своих собственных людей, но все они стали жестокими чудовищами, с зубами и когтями. Они кружили вокруг палатки Мокки, воя и шипя, а Зен и Мокка все не выходили.

Взбешенная Маштри подняла сильную бурю и попыталась оторвать палатку ото льда. Но Мокка родилась от ветра, и ее палатка сопротивлялась любому урагану. Маштри заскрежетала зубами.

— Выходите! — крикнула она. Но первый мужчина и первая женщина остались внутри. И вот, в отчаянии, Маштри протянула руку и забрала солнце. Она прятала его очень долго, оставив весь мир во тьме его первой ночи. — Выходите! — крикнула она. — И я подарю вам новый день. — Но Зен был рожден морем и тьмой в нем, и его мужество сопротивлялось ночи.

Наконец Маштри вернула солнце и попробовала другой трюк. Она придала льду новый цвет и назвала его зеленым.

— Посмотрите, что я сделала, — воскликнула она. — Вам не нужно выходить — просто поднимите полог палатки и посмотрите.

— Когда мать нашего клана впервые рассказала мне эту историю, — сказала Яз, — я спросила о зеленом, и она сказала, что лед был зеленым, а Маштри сделала башни, как мы делаем на церемонии в саду в конце долгой ночи. Но я собираюсь рассказать об этом, используя то, что показал мне Эррис, — каков на самом деле зеленый мир.

Маштри взывала к ним, и, как это часто случалось с тех пор, скорее любопытство, чем страх или требования, побуждали человека к действию. Зен выглянул из палатки и был поражен. Толстый зеленый ковер травы покрывал лед, миллиард зеленых травинок укрощали ветер — столько, сколько снежинок в бурю. За травой стояли деревья, выше трех герантов, стоящих друг на друге. Огромные деревянные копья, толще человеческого роста, поднимающиеся из земли и разделяющиеся, разделяющиеся и разделяющиеся на множество ветвей и сучьев. Каждое дерево обладало бесконечным количеством листьев, все зеленые, нежные и трепещущие.

Зен вышел; он ступал по мягкой траве, и его удивление увлекло за собой Мокку, и от ее улыбки пчелы и порхотуньи поднялись с травы в великом танце, который был быстрым там, где он был маленьким, и медленным там, где он был большим. И воздух был теплым, настолько теплым, что мог бы растопить лед, если бы там еще оставался лед.

Яз замолчала и оглядела убежище. В улыбке Эрриса была смесь печали и веселья. Куина и Турин слушали с открытыми ртами, цепляясь за ее слова, Куина с зажатой в белых пальцах деревянной бусинкой, прижатой к губам. Темные глаза Майи наполнились слезами. Все они, худые и обветренные, ютились в заснеженном укрытии, все их цели были связаны этим бесконечным путешествием на юг в надежде на чудо — то самое чудо, которое рисовала для них Яз.

Мокка повела Зена к деревьям, и они нашли их легион, больше, чем рыб в море, лес, который простирался без конца. И среди деревьев и их ветвей и... растений... которые росли между ними, были животные, сотни видов, большие и маленькие, собаки и медведи, и... олени... и многие другие, и птицы многих видов, среди которых не было ни одной чайки.

В этом тепле, в этой жаре ветер едва шевелился, ровно настолько, чтобы заставить листья танцевать, и мягко раскачивал ветви. Зен и Мокка бродили, протягивали руки, чтобы взять кусочки деревьев, которые могли съесть, и прислушивались к мягкой тишине жизни.

Маштри последовала за ними, смеясь про себя, потому что она ослепила их сном, который нашла за звездами, и теперь вела их туда, куда хотела. Зен и Мокка видели зеленый мир, но на самом деле это все еще был лед, по которому они бродили, ведомые теперь ложью Маштри. Они шли за быстроногим оленем, которого на самом деле там не было. По следу, который существовал только в волшебстве Маштри. Следуя песне птицы, которая была не чем иным, как насмешливым смехом богини.