II

Всю свою жизнь Юджин прожил в Шанларивье. Его мать была родом из Садового района Нового Орлеана, а юность ее прошла во Французском квартале. Мама происходила из старинной богатой семьи — роскошные дома, голубая кровь. Всегда нежная и кроткая, юбка в пол, идеально уложенные волосы, даже с наступлением трудных времен это оставалось неизменным. Она не утратила манеры, былое величие Садового района навечно осталось в ее крови, но в атмосфере маленького городка Шанларивье — с единственной церквушкой на берегу болотистой заводи — увяла, как августовский цветок. Тяжкая усталость поселилась в ее глазах, а на некогда нежных руках пролегли дорожки возрастных морщин.

Лишь став старше, Юджин понял, что мать тоскует по своему городу: по величественным зданиям и росшим вдоль улиц буйным кустам магнолий. От Шанларивье до Нового Орлеана было рукой подать, но она вышла замуж совсем юной, была преисполнена решимости пустить корни и должным образом воспитать Юджина, жертвуя собой даже после смерти мужа. Однако тогда, в детстве, Юджин понимал лишь одно: в сердце матери таится тихая печаль, и он ничего не мог сделать, чтобы это исправить.

Отец Юджина был франко-канадцем — каджуном — его французский говор звучал протяжно, словно патока, но отец ушел из жизни еще до того, как Юджин успел его узнать. Те немногие сохранившиеся воспоминания о нем были туманны и обрывисты, и Юджин не был уверен, что это не плод богатого воображения. Его отец, по общему мнению, являлся обаятельным мужчиной, любителем карт и полночного веселья, из одежды которого не выветривался аромат духов других женщин, однако он всегда возвращался домой, и мать Юджина никогда его не прогоняла. Трудно было представить человека, менее похожего на Юджина, и в потаенном уголке его души тлел уголек благодарности за то, что отец умер прежде, чем смог увидеть, во что Юджин превратился.

Он умер, когда Юджину было четыре — автомобильная авария, само собой, в нетрезвом состоянии, — матери Юджина пришлось найти постоянную работу официантки, предоставив Юджина самому себе. У него было мало друзей, но каждое воскресенье после службы он играл с Мэри Бет Бирн. Мэри Бет была хорошенькой девчушкой с темными волнистыми волосами и большими серыми глазами, которые, казалось, при разном освещении меняли оттенок. Родители оставляли их во дворе, чтобы пообщаться на взрослые темы, и они устраивались бок о бок в тени розовых кустов. Время от времени отец Латимер заглядывал проведать их, но в целом их никто не тревожил, что Юджина абсолютно устраивало. Мэри Бет, похоже, тоже наслаждалась одиночеством, хотя, с другой стороны, настоящее одиночество никогда не было ей по-настоящему знакомо.

Мэри Бет слыла всеобщей любимицей и переносила это с милым безразличием, скромно поворачивая голову и подставляя розовые щечки для приветственных поцелуев взрослых. Они называли ее ангелом. Она являла собой идеальную картину в шелковых бантах и хлопчатобумажных платьях. Тем не менее присутствовало во взгляде Мэри Бет что-то такое, что замечал только Юджин, будто ей ведома тайна, о которой не знал никто другой.

Юджин не расспрашивал об этом. Они виделись лишь раз в неделю на воскресной службе. Сложив руки, оба тихо сидели, ожидая, когда их уже выпустят во двор. Там они придумывали игры: притворялись, что сад — это разлившаяся заводь, которую нужно исследовать, или играли в прятки на окраине церковной территории. Мэри Бет пряталась и звала его своим дразнящим мелодичным голосом, а Юджин искал ее. Порой на скамейке среди розовых кустов сидел мужчина в черном костюме. Закинув ногу на ногу и аккуратно сложив руки на колене, он наблюдал за ними. Незнакомец был темноволос и строен, всегда в до блеска начищенных туфлях, и, насколько знал Юджин, никогда ни с кем не обмолвился и словом. Загадочный человек всегда сидел один, а отец Латимер никогда не обращал на него внимания, будто его там и не было.

— Кто он такой? — наконец отважился спросить Юджин у Мэри Бет, понизив голос до шепота, они присели на корточки в саду, чтобы их не было видно за травой.

Мэри Бет бросила взгляд в сторону мужчины.

— Друг, — ответила она небрежно. — Просто не обращай внимания. Ему нет до тебя дела.

Юджин не стал лезть с дальнейшими расспросами, но старался не смотреть на незнакомца. Юджин игнорировал мужчину, а мужчина, в свою очередь, игнорировал его. Мэри Бет же была поглощена своим собственным внутренним миром и игнорировала их обоих, пока Юджин не возобновлял игры. С Мэри Бет он думал только о липкой летней жаре, о теплой земле под ним, о летающих вокруг насекомых и запахе пыльцы в воздухе. Его отец умер, а мать в глубокой печали, но все это отступало на второй план, растворялось в белом шуме повседневной жизни, терялось в шепоте разговоров, которые он вел с Мэри Бет среди роз. Она рассказывала ему истории о привидениях, чтобы отвлечь, а может, просто потому, что сама того хотела, но каждый раз их жуткое кровавое содержание противоречило умиротворенному выражению ее лица.

— В заводи живет ругару, — вещала она таким тоном, как если бы говорила, что вода мокрая. — Раньше он был мужчиной, но потом сделал что-то очень плохое, и ведьма прокляла его.

— Что он сделал?

Мэри Бет искоса зыркнула на него холодным взглядом, и Юджин закрыл рот.

— Она прокляла его бродить по болоту, и каждый раз, когда всходит полная луна, он сдирает с себя всю кожу, превращаясь в монстра. Он ходит на двух ногах, как человек, весь тощий и голый, но у него волчья голова, светящиеся зеленые глаза, которые могут видеть в темноте, и целая пасть острых зубов. Он бродит повсюду каждую ночь в поисках кого-нибудь, на кого можно переложить проклятие и снова стать человеком.

— Как он может передать проклятие?

— Тот, кого он встретит, просто должен кому-нибудь рассказать о нем.

— И все?

Она кивнула.

— Если тот, кто его увидел, расскажет об этом хоть одной живой душе, то проклятый снова станет человеком, а тот другой превратится в ругару. Но если сохранить это в секрете, то опасности нет.

— Как долго нужно хранить это в секрете?

Она пожала плечами.

— Может, год. Может, вечность. Теперь твоя очередь рассказывать историю.

Юджин зарылся пальцами в землю и стал ломать голову, вспоминая истории о призраках.

С другой стороны сада отец Латимер улыбнулся им из дверей церкви. Он был красивым мужчиной: с седыми, но густыми, как меховая шкурка, волосами, длинные черные одежды выглядели безупречно, даже там, где соприкасались с пыльной землей. А молчаливый незнакомец, безымянный друг Мэри Бет, все так же наблюдал со скамейки за их игрой, словно невидимый для остальных взрослых, которые проходили через двор.