—А отец Латимер? — запах обрел вкус и попал на язык, стоило Юджину открыть рот. — Говорили, он ушел на пенсию, но вы и его поймали, не так ли? Как ты и хотела.

— Он все еще жив. Я хотела, чтобы он увидел, что сотворил.

Мэри Бет подняла руку из воды, и Юджин проследил за ее пальцем до широких черных ветвей деревьев-близнецов. Между ними висел отец Латимер, молодое деревце торчало из воды и исчезало между ног священника, пронзая его насквозь. Ветвистая верхушка торчала у него между губ. Его руки были раскинуты в стороны, а ветви старых деревьев росли, пробиваясь сквозь сухожилия и кости. Глаза священника остекленели, виднелись одни белки, их облепили мухи, а рот растянулся вокруг ствола в гротескном, беззвучном крике. Аллигаторы уже поживились им: его туловище было разорвано от груди до паха, внутренности свисали, как веревки, поблескивая в тусклом свете, но он был жив. Кровь застыла на его бедрах, густая и черная. Юджин в ужасе смотрел, как голова священника дернулась, и тот задвигал губами по дереву в агонии, а может в молитве.

Юджин заставил себя смотреть, пока острая, головокружительная тошнота, заставившая его разум дрожать от паники, не превратилась в звон в ушах. Мэри Бет вершила правосудие, но Юджин был слишком труслив, чтобы справиться с этим. Он обязан ей, и должен смотреть на расправу не дрогнув. Отец Латимер слабо сопротивлялся, его невидящие глаза закатывались, язык снова и снова вырывался из разбитого рта. Юджин не понимал, как священник до сих пор жив, и терзал свое сердце в поисках хоть капельки сочувствия. У этого человека не было ни суда, ни присяжных, и только то, что осталось от Мэри Бет, могло вершить суд.

— Хорошо, — прошептал Юджин и облизнул потрескавшиеся губы; омертвевшая кожа была шершавой под языком, а из трещины на нижней губе сочилась кровь, но скоро все закончится. — Меня ждет та же участь?

Это то, чего он заслуживал. Теперь, когда воспоминания всплыли на поверхность, это было все, о чем он мог думать, снова и снова прокручивая ужасающие события в голове. Он просто стоял там, парализованный и бесполезный, наблюдая за происходящим. Если действия священника заслуживали такой участи, то бездействие Юджина тоже.

Мэри Бет задумалась и помотала головой. Ее волосы разметались по поверхности прибывающей воды, как упавший ореол.

— Когда-то мы были друзьями. Закрой глаза и подойти ко мне. И все будет кончено.

Юджин подумал о могилах своих родителей — надгробия, теплые от летнего солнца, медленно обрастающие мхом. Подумал о своей квартире, которая стала ему родной — пусть душной и жаркой, даже с лениво вращающимся потолочным вентилятором, и черным пятном, разрастающимся повсюду. Вспомнил о фотографии Бенуа, спрятанной в ящике ночного столика, но изображение на ней, подсознание заменило мертвецом. И конечно самое яркое воспоминание — Джонни Уокер, прекрасный и опасный, жар его поцелуев и прикосновений, их тела, прижатые друг к другу, пока Юджин, задыхаясь, перемежал проклятия с молитвами над сырой, заплесневелой Библией… Выстрелы, падающие на асфальт гильзы, обреченный город… Мягкие губы, прижимающиеся к его губам…

Закрыв глаза, он шагнул вперед. Заводь с каждой минутой становилась все глубже, вода поднялась ему до подбородка.

И снова воспоминания: Мэри Бет, сидящая во дворе церкви с коленями, зелеными от травы, а в волосах цветы из церковного сада.

Юджин затаил дыхание и сделал еще шаг. Вода не была ни теплой, ни холодной, только смрадно пахнущей и густой от гниющей плоти.

Ему вновь привиделась Мэри Бет… Перед тем как войти в церковь она остановилась на солнышке и оглянулась на Юджина через плечо, ее волосы ниспадали водопадом, а серые глаза были темными и непроницаемыми. Неужели священник уже тогда начал приставать к ней? Знала ли она, чем это закончится? Знала ли она…

Еще шаг, и вода сомкнулась над головой Юджина…