Казалось, вся его жизнь была сном, и он вот-вот проснется двенадцатилетним, Мэри Бет все еще будет жива, и они вновь вернуться к своим воскресным забавам, словно ничего не случилось. Он бежал от Джонни, от тела Анжелики, бежал так, будто асфальт горел под его ботинками. Трава на лужайках стала высокой, буйной и дикой, и некому было ее подстричь. В конце концов, о Шанларивье не останется ни одного воспоминания, город исчезнет, пропадет с карт, словно его никогда и не было. Любой, кто осмелится прийти посмотреть, обнаружит город-призрак, руины, заросшие сорняками и затопленные болотной водой. А может, все уже забыли.

Церковь стояла высокой и темной, как и прежде пронзая небо шпилем, словно поблекшее воспоминание о каком-то готическом гиганте из прошлых веков. Юджин ударился о двери всем телом, и они распахнулись, скрипя ржавыми петлями. В затененном помещении было прохладнее, солнечный свет косо пробивался сквозь высокие витражные окна, нарисованные лики святых и ангелов медленно таяли, размытые временем. Солнечный свет падал на пролеты со скамьями и делал их похожими на клавиши пианино, но только музыкой были шаги Юджина, эхом отдающиеся в недрах церкви, и стук его сердца, трепыхающегося в груди, как мотылек. Сводчатый потолок весь покрылся черной плесенью и прогнил, повреждения были настолько велики, что начинали спускаться трещинами по стенам и между окнами. Казалось, тут опасно даже дышать.

С той поры, когда Юджин видел, как удар молнии расколол дерево кафедры надвое ее починили. Заменили, будто ничего и не случилось. Исповедальня была пуста, как свежая могила, и Юджин ускорил шаг проходя мимо, стараясь не подходить слишком близко к стенам, где разрослось черное пятно.

Двор зарос до неузнаваемости. Розы вонзили свои колючие когти во все, роняя на землю лепестки, словно капли крови. Виноградные лозы взбирались по железному забору, окаймлявшему двор, душили его, пока он не превратился в стену кишащей зелени. Юджин пробирался сквозь заросли, шипы цеплялись за его брюки, и расцарапывали руки до крови. Слева от двора, за воротами, намертво запертыми дикой лозой, находилось кладбище. За буйством океана зелени, надгробия были едва видны. Грубые лианы разодрали ладони Юджина, пока он карабкался на ворота, но он спрыгнул на другую сторону живым и невредимым. Его родители были похоронены бок о бок в пятом ряду, и он пошел именно к ним, мимо неподвижных и безмолвных надгробий и памятников.

Гудение на кладбище стало громче, будто невидимая стена между реальностями начала истончатся. Вода подбиралась к церкви, угрожая затопить без следа.

— Я рад, что ты не видишь это место сейчас, — слова приглушенно слетели с губ, когда он провел пальцем по буквам на могиле матери. — Знаю, тебе здесь никогда не нравилось, но я рад, что тебе не придется видеть, как это исчезает вот так.

Могильник молчал. Гудение непрерывно сверлило его виски, как назойливое насекомое. Юджин почти слышал в гудении голос, пробивающийся сквозь пелену нестройных звуков, зовущий его по имени с возрастающей настойчивостью. Земля под ногами была влажной. Кладбище будет первым, что исчезнет в болоте. Паводок пробудит мертвецов ото сна, кости поднимутся на поверхность и течение унесет их далеко от их священных домов. Такое случилось в 1927 году, когда разлилась Миссисипи. Единственная разница заключалась в том, что тогда люди озаботились и попытались остановить это и на время покинули Шанларивье.

Могильная плита Мэри Бет находилась несколькими рядами дальше. Юджин, кончиками пальцев огладил верхушки плит, встречающихся на пути, словно ища поддержки от грубого царапающего кожу камня, ощущая легкое онемение под кожей. Сорняки хватали его за лодыжки, пытаясь удержать на месте, вода просачивалась сквозь швы ботинок, но игнорируя агрессию природы, он шел дальше.

Ее надгробие было маленьким, с закругленным верхом и высеченным ангелом на лицевой стороне, хотя детали почти стерлись. Юджин опустился на колени, мох просел под его весом, и вода пропитала штанины.

«Мэри Бет Бирн, 1907-1918. Ангел, который покинул нас слишком рано».

Большие серые глаза и водопад темно-каштановых волос, ниспадающих на ее плечи идеальными волнами. Она была так молода. Юджин прикоснулся кончиком пальца к ее имени, гудение усилилось тысячекратно, раскалывая его голову. Потерев висок, он зажмурился от боли. Сквозь прикрытые веки он вновь увидел ее: шелковый бант, иссиня-бледная кожа, обвиняющий взгляд запавших глаз… Она подняла руку, всю в темных пятнах и указала на него, беззвучно произнося какое-то слово безгубым ртом. Юджин шарахнулся от могилы, оперевшись на окровавленную ладонь и распахнул глаза. Белое, тусклое солнце неумолимо палило. За спиной Юджина протока становилась все шире, сочась темной жижей. Юджин вздрогнул и поднялся на ноги, стараясь больше не прикасаться к каменной плите. Он решил оставить кладбище позади, и перелез через ворота, чтобы в последний раз вернуться в церковь.