XIII
В сердцах жителей Шанларивье, как и по всему Югу, царил дьявол. Ведь иначе, людям не нужно было бы возводить столько церквей, чтобы замаливать свои грехи. После смерти Мэри Бет, Юджин стал посещать церковь все реже. От служб его бросало в озноб и душу выворачивало наизнанку, тревожное чувство неверия вызывало тошноту каждый раз, когда он слышал проповеди отца Латимера. Юджин появлялся в церкви, только чтобы люди не судачили. Он не знал, верит ли в дьявольский промысел за исключением того зла, которое люди совершают по собственной воле, но если бы у дьявола было лицо, его было бы легко спутать с лицом Джонни Уокера.
Когда Юджин озвучил свои мысли вслух, Джонни рассмеялся. Они сидели бок о бок на верхней ступеньке крыльца, наблюдая за неподвижными, чёрными деревьями под небом цвета зарождающейся гангрены. Земля у подножия лестницы была сырой. Лужи раскинулись по всему двору Браунов, как маленькие болотистые озера, с разлагающимися в них зелеными сорняками.
— Вот как ты думаешь обо мне? — спросил Джонни.
Юджин пожал плечами и поднял взгляд на облака, плывущие словно дремлющие великаны.
— Не знаю. Может быть.
— Как правило, люди верят в дьявола даже после того, как утратили веру в Бога. Ты когда-нибудь верил?
— Когда-то, совсем ребенком. Но я больше не чувствую себя спокойно в церквях. Похоже, там нет места для таких людей, как я.
Джонни взглянул на него. Юджин не отрывал взгляда от неба.
— Во что же ты веришь?
— В этот дом. В болото. В тебя. — Юджин потер большим пальцем носок своего ботинка, где кожа потерлась от времени. — А может, я просто не уверен, что от внешнего мира что-то осталось. Не знаю, было ли там когда-нибудь что-нибудь.
— Мы не останемся здесь навсегда. Еще пару дней, пока не убедимся, что нас никто не ищет. Как только Бюро поверит, что мы навсегда покинули штат, уедем.
— Бюро и так тебя не поймает.
— Разве? Мы же обычные преступники, нет? Почему бы им не поймать нас? — Джонни улыбнулся, задавая вопрос, будто проверяя, правильно ли Юджин ответит.
Юджин отвел взгляд.
— Ты никогда не был обычным человеком. Как сказала Анжелика, законы к тебе неприменимы.
— Но они применимы к тебе.
Как должен работать закон, когда не осталось никого, кто мог бы его исполнять?
Вслух Юджин произнес:
— Анжелика сказала, если мне нужна твоя версия истории о ее муже, я должен спросить напрямую. Она не подтверждала, что ты убил его, но и не опровергла.
— Я не сталкивал Билли с лестницы, но, конечно, способствовал его смерти. Вот тебе часть правды. Это тебя пугает?
Если хотя бы половина из того, что Анжелика рассказывала о своем покойном муже, была правдой, Юджин не мог найти в себе сил, сожалеть о его смерти.
— Как там говорят? Гибель невинного ребенка, требует справедливости, смерть грешного взрослого — молитв о милосердии?
— Я предпочитаю справедливость, — сказал Джонни. — Мне нравится её вкус.
— Я не знаю, что мне ближе, — признался Юджин. — Но не скорблю о смерти ее мужа, какова бы ни была твоя роль в этом.
— Она попросила о помощи, — ответил Джонни. — Услуга за услугу.
Прозвучало так, будто во фразе кроется нечто большее, чем кажется.
— Она была так непримиримо настроена — я не мог отказать. Я сделал все, что ей нужно. А потом, после… — он пожал плечами, словно грабежи банков само-собой разумеющийся шаг. Может, так оно и было, для таких людей, как они. Джонни наклонился, тихонько толкнув Юджина плечом. — Ты хочешь вернуться в Шанларивье?
Мурашки пробежали по телу Юджина при мысли о том, что он вернется в свой маленький городок и воотчию увидит, его запустение. Находясь за пределами Шанларивье, он мог притворяться, что это всего лишь сон.
— Я должен. Мне нужно это увидеть. Но не знаю, смогу ли вынести. Не думаю, что там для меня что-то осталось.
— Как же работа?
— Не важно. Я могу получить должность и в другом месте. — Юджин не мог выразить словами тот ползучий ужас, который испытывал, от того, что балансирует на грани чего-то тёмного и неминуемого. В любой миг он может переступить через край, и настанет конец. — Ничего больше не имеет значения.
Джонни коснулся его руки, и Юджин потерял ход мыслей. Пальцы Джонни были длинными и тонкими, словно он был рожден, сочинять музыку, а не грабить банки. Руки с такими пальцами, должны с легкостью управляться со струнами гитары, а не нажимать на курок и метать ножи. Юджин представил эти музыкальные пальцы, обнимающие автомат, и поежился. Затем перед мысленным взором Юджина предстала другая картина: эти красивые пальцы скользят по телу, теплыми, томными и возбуждающими движениями, и ему стало жарко.
Джонни, казалось, собирался сказать что-то еще, но выражение его лица изменилось, когда он заглянул в глаза Юджину.
— Идем со мной наверх? — позвал Джонни.
Их руки по-прежнему соприкасались, а когда Юджин не высказал возражений, Джонни улыбнулся и поднял его на ноги. Он вел Юджина в кромешной тьме и тот безропотно следовал вверх по лестнице, а сердце трепетало в груди. Они прошли мимо хозяйской спальни, двери были закрыты, но из-за нее доносились едва слышные шорохи, Тодд и Нэнси готовились ко сну. Из-за двери напротив, слышалась кошачья поступь Анжелики, пока она подпевала потрескивающему радио. Дверь спальни Юджина была гостеприимно открыта. Остановившись на пороге Джонни обернулся, испытующе глядя на Юджина. С этим серьезным взглядом он совсем не походил на дьявола, но как писал Милтон «…и Люцифер умеет плакать».
— Скажи «нет», — прошептал Джонни.
Отбросив мысли о дьяволе, Юджин сплел свои пальцы с пальцами Джонни и поцеловал его в губы. Джонни вздохнул и закрыл глаза, обняв Юджина за плечи, когда тот прижался к нему ближе.
Юджин отстранился, и, смутившись, прикусил губу. Они стояли в темном коридоре, даже не в уединении спальни, но, по крайней мере, все остальные двери были заперты. Юджин отступил и прислонился к косяку, его внутренняя осторожность и самообладание улетучились в головокружительном порыве. Джонни схватил его за локоть и подвел к кровати. Матрас прогнулся под их общим весом.
— Все это время я старался быть осторожным, — тихо сказал Юджин, снимая очки, чтобы положить их на прикроватный столик. — Но ты знал это с того момента, как увидел меня, не так ли? То, кем я являюсь.
Джонни провел большим пальцем по щеке Юджина. Закрыв глаза, до отчаяния желая прикосновения, Юджин подался на встречу. Украденные моменты с Бенуа всегда были торопливыми, они боялись, что их раскроют, а поездки в Новый Орлеан не оставляли места для неспешной близости.
— Ты тоже всегда меня видел, — согласился Джонни. Его взгляд упал на губы Юджина.
На мгновение, Юджин истолковал взгляд Уокера как угрозу и застыл, инстинкты кричали о том, что, затаившись, он защитится от хищника. Но момент прошел, Юджин медленно выдохнул и откинулся на простыни. Последнее, что он увидел перед тем, как закрыть глаза, была лукавая улыбка Джонни, а дальше лишь ощущения от соприкосновения губ, языков и зубов. У Джонни был вкус джина и сигарет, и Юджин застонал, дрожа, несмотря на жару.
— Твое сердце бьется так быстро, — пробормотал Джонни ему в губы. — Чего ты боишься?
Юджин потянул зубами губу Джонни и почувствовал его улыбку. Говоря Анжелике, что не боится Джонни, он имел в виду, что боится его не больше, чем чего-либо другого.
— Всего.
— Ты можешь начать бояться позже.
Словно змеиную кожу они посбрасывали одежду, оставив скомканными кучами на полу. Прикосновения Джонни, отзывались электрическими разрядами по всему телу Юджина, и он отдался на волю этим разрядам с такой самозабвенностью, на которую никогда не осмеливался. Он провел кончиками пальцев по щекам Джонни, по губам, волосам… Волосы, слишком длинные для любого респектабельного мужчины, падали на лицо и придавали Уокеру дикий, необузданный вид, пока он прижимал Юджина к матрасу. Невыносимый жар вынудил Юджина извиваться и корчиться на простынях.
— Скажи мне, чего ты хочешь, — потребовал Джонни, впиваясь зубами в плечо Юджина. — Я дам тебе ВСЕ. ЧТО. ТЫ. ХОЧЕШЬ.
— Я возьму все что ты дашь. Пожалуйста…
Лицо Джонни приобрело хищный оскал, и он двинулся вниз по телу Юджина, оставляя следы поцелуев: на груди, выступающих ребрах, впалого живота и тазовых косточках. Юджин сгреб в кулак волосы Джонни, путая пальцами шелковистые пряди, а другой рукой вцепился в простыни, пытаясь устоять под ласками. Джонни устроился между бедер Юджина, его горячее дыхание обдало нежную кожу, Юджин не смог сдержать сладкий стон, когда Джонни вобрал его в рот. Прикрыв лицо рукой, он откинул голову на подушку, пытаясь сдержать звуки удовольствия, что пытались вырваться наружу в виде молитв и неистовых проклятий.
Влажный жар рта Джонни исчез так же быстро, как и появился.
— Посмотри на меня, — сказал Джонни, впиваясь пальцами в бедра Юджина. Убрав руку в сторону, тот встретился с ним взглядом. — Я хочу услышать тебя.
— Но остальные…
— Им безразлично, — пообещал Джонни. — Не скрывайся от меня.
У Юджина пересохло во рту, но он кивнул. С улыбкой Джонни снова вернулся к делу, проглотив естество Юджина до основания. Выругавшись, Юджин пытался подтянуть под себя локти и приподняться, чтобы посмотреть. Ночь принесла туманное, ошеломляющее удовольствие на грани грез и яви, лучше, чем любой секс, который у него был раньше. Юджин словно под гипнозом, не отрывал взгляда от лица Джонни: от линии скул и влажного розового рта. Стало трудно дышать, простыни под ним пропитались потом, и он отчаянно хватал ртом воздух, пытаясь держать себя в руках. Несмотря на заверения Джонни, он не мог унять застенчивость и проглатывал слишком громкие стоны. Всю жизнь он был осторожен; одной ночи недостаточно, чтобы свести на нет годами нажитые привычки, даже если на ферме никому не было дела, а в Шанларивье не осталось никого, кто мог бы их осудить.