Глава девятнадцать

Роза

Что-то не так.

Тирнан не является своим обычным «пожирателем воздуха в комнате».

Я почувствовала это, как только он вошел в дверь.

Нет.

Это ложь.

Я чувствую, что его угрюмое и задумчивое настроение ухудшается с каждым днем. Если бы у нас были нормальные отношения мужа и жены, я бы донимала его до тех пор, пока он не рассказал бы мне, что его так беспокоит. Но поскольку мы позаботились о том, чтобы создать разделение между нами, используя кирпичи обиды и ненависти, чтобы сложить нашу невидимую стену, я молчу и делаю вид, что не замечаю его страданий.

Он молча ковыряется в своем ужине, как будто его мысли поглотят его целиком. Обычно я пользуюсь нашими обедами, чтобы втянуть его в разговор, чтобы узнать больше о человеке, за которым я замужем, но сегодня я не решаюсь сделать это. Я боюсь, что если я это сделаю, он может сказать что-то, что причинит мне боль, а Тирнан и без моей помощи делает это достаточно.

К сожалению, мое беспокойство только усиливается, когда он отодвигает свою едва тронутую тарелку в сторону, предпочитая открыть еще одну бутылку красного вина, чтобы утопить свои печали. Вопреки своему желанию позволить этой ночи закончиться, не сказав друг другу ни слова, именно я нарушаю тяжелое молчание.

– Ты всегда носишь черное, ― ровно заявляю я, проводя пальцем по ободку своего бокала с вином. – Прошло уже два месяца с тех пор, как мы поженились, а я еще не видела, чтобы ты носил другой цвет.

– Если где-то там и есть вопрос, я его не слышу, ― сухо отвечает он.

Я отмахнулась от его холодности и продолжил свою риторику.

– Мне просто любопытно. Есть ли в твоем шкафу другие цвета, или ты привержен только одному?

– Черный мне очень идет. В отличие от тебя, я никогда не смогу выглядеть девственно белым.

Мои щеки вспыхнули пунцовым пламенем.

– Ты намекаешь, что я ношу только белое? Я могу гарантировать, что это не так.

– Нет. Ты любишь смешивать его с яичной скорлупой, слоновой костью и иногда светлым кремом. По-моему, все равно выглядит чертовски белым.

Я не могу сдержать смех, который вырывается из меня.

– Что смешного? ― Он поднимает бровь.

– Прости. Просто это кажется чем-то из ряда вон выходящим, когда ты, как никто другой, произносишь такие слова, как яичная скорлупа. Я бы никогда не подумала, что у тебя такие обширные познания в цветовой палитре.

Когда он слегка подрагивает верхней губой, у меня в груди теплеет. Я почти заставила его улыбнуться. Желая проверить, как далеко я могу завести его, я ставлю локти на край стола и сцепляю руки под подбородком, намеренно хлопая ресницами.

– Как насчет того, чтобы предложить тебе сделку? Одень хоть раз какой-нибудь другой цвет, не черный, и я надену любой цвет, который ты захочешь.

– Любой цвет? ― спросил он, забавляясь, на самом деле обдумывая мое предложение.

– Любой цвет. Небо – это предел.

– Очень хорошо. Я потворствую тебе в этой твоей маленькой игре. В каком цвете хочет видеть меня моя жена?

Я даже не колеблюсь.

– Полуночный синий. Как цвет, до которого иногда темнеют твои глаза. Или, по крайней мере, как один из них.

– Хмм. Я удивлен, что ты вообще замечаешь такие вещи во мне.

Я все замечаю в тебе, муж.

Я просто хочу этого не делать.

– Как я могу не согласиться? Не каждый день встретишь кого-то с несовпадающим набором.

– Но ты предпочитаешь мой синий цвет моему зеленому, иначе ты бы попросила меня надеть этот цвет.

– Твоя ирландская кровь достаточно зеленая для меня. Меня интригует синий цвет индиго.

– Так я тебя заинтриговал? ― размышляет он, уловив мой промах.

– Да. Очень даже, - признаюсь я, не зная, стоит ли мне быть с ним такой откровенной.

Его голубой глаз становится абсолютно черным, как это всегда бывает, когда его охватывает безымянная эмоция.

– Ты меня тоже заинтриговала, Acushla - дорогая. Больше, чем ты думаешь.

Я прикусываю нижнюю губу и склоняю голову, не в силах поддерживать зрительный контакт, когда он так смотрит на меня. Как будто я была бы лучшим блюдом, чем все, что я могла бы приготовить для него сегодня.

– Ты действительно ничего не можешь с этим поделать, не так ли? ― объявляет он, возвращая мое внимание к нему.

– Не могу что сделать?

– Трахать мою голову.

Мой лоб морщится от этого заявления, но я не осмеливаюсь тронуть его палкой.

– Красный, ― наконец говорит он после долгой беременной паузы. – Я хочу видеть тебя в красном. Как ты думаешь, ты сможешь удовлетворить просьбу своего мужа в этом вопросе?

– Да, ― выдыхаю я.

Мы оба смотрим друг другу в глаза, и на долю секунды мир исчезает, и есть только он и я. Но как только я начинаю наслаждаться этим неожиданным моментом перемирия, я чувствую, что что-то не так.

– Нет… Нет. Нет! ― говорю я, отодвигая стул и бегу в ванную комнату в моей спальне.

Я стаскиваю штаны и сажусь на унитаз, хватаю туалетную бумагу, чтобы вытереться. Когда я поднимаю ее обратно и вижу на ней капли крови, горячие слезы начинают затуманивать мое зрение. Только когда я улавливаю движение на периферии, я вижу, что Тирнан стоит у двери моей ванной и наблюдает за мной.

– Ты получил свой красный, муж. Доволен?

Он хмурится.

Я пустила слезу, опустившись на кафельный пол в ванной, не заботясь о том, что позволяю ему видеть меня такой.

Логическое мышление подсказывает мне, что отсутствие беременности в первый месяц активных попыток – вполне ожидаемое явление. Иногда для зачатия ребенка могут потребоваться годы, и что я должна просто отмахнуться от этого и не воспринимать это как свою личную неудачу. Но даже когда я пытаюсь понять, что это нормально и что мне следует ожидать подобных разочарований в будущем, мое сердце все еще плачет о любви, которая находится совсем рядом.

Я настолько поглощена своими страданиями, что даже не обращаю внимания на действия Тирнана, пока он не опускается на колени рядом со мной, убирая пряди моих волос, которые прилипли к моим щекам от слез.

– Шшш, Acushla - дорогая. Шшш, ― шепчет он, нежно целуя мои мокрые щеки и веки.

Мои плечи содрогаются от каждого вырывающегося всхлипа, я не в силах сдержать волну печали, захлестывающую меня. Я даже не жалуюсь, когда Тирнан начинает раздевать меня, снимая рубашку, брюки и испачканные трусики, которые высмеивают мои недостатки. Затем он поднимает меня с пола и ведет в ванну. Должно быть, за время моего горя он успел наполнить ванну теплой водой. Он осторожно опускает меня в нее, а когда я полностью погружаюсь в воду, опускается рядом со мной на колени, засучив рукава чуть выше локтя. Затем он берет бутылку с жидким мылом, наполняет им ладони и начинает мыть мое дрожащее тело.

Страдания сделали меня слишком измученной, чтобы сопротивляться ему, и какая-то часть меня жаждет его нежных ласк, как будто это может решить все мои проблемы. Я смаргиваю слезы, прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать рыдания, которые никак не могут прекратиться, а он все нежнее и нежнее смазывает каждую частичку тела и мягкий изгиб мылом с цветочным запахом.

Мы молчим, пока Тирнан тщательно поливает мое тело водой, а затем смывает ее. С таким же вниманием и заботой он моет мою грудь и между ног, не произнося ни одного грубого слова. Ничего из этого не является сексуальным, что не только удивляет меня, но и заставляет мое сердце сокрушаться, что мой муж вообще способен на такую самоотверженную заботу. Когда он убеждается, что мое тело чистое, он начинает мыть мои волосы с таким же преданным вниманием.

Мои слезы утихают, когда я чувствую, как его сильные пальцы намыливают каждую прядь. Затем он смывает шампунь с моих волос, прикрывая глаза рукой. Каждое его действие заставляет мое сердце биться так, как я никогда не думала. Песня, которую только Тирнан может заставить меня петь. Я позволяю ему вытащить меня из воды и завернуть в полотенце, чтобы высушить. Затем он берет меня на руки и усаживает на раковину, заставляя мое горло пересохнуть в предвкушении того, что он сделает или скажет дальше. Я боюсь произнести хоть слово, думая, что мой голос каким-то образом разрушит его чары.

Как бы маловероятно это ни казалось для такого человека, как он, Тирнан проявляет доброту.

Более того.

Он заботится обо мне. Любит меня – по-своему.

И после всех синяков и порезов, которые он нанес моему сердцу, я впитываю его доброту, как цветок впитывает солнце, чтобы не увянуть в тени.

Затем Тирнан берет мою расческу и начинает распутывать мои мокрые волосы. Я не могу вспомнить случая, чтобы кто-нибудь когда-либо делал это для меня, или даже чтобы кто-то прилагал такие усилия, чтобы убедиться, что обо мне хорошо заботятся. Когда мои волосы расчесаны в соответствии с его стандартами, он возвращается в мою комнату и приносит мою пижаму. Когда я понимаю, что он намерен одеть меня в нее, я осторожно беру его за запястье и качаю головой.

– Дальше я сама, ― шепчу я.

Он разочарованно хмурится, но тут же сдается и выходит из ванной, чтобы дать мне возможность побыть наедине. Я не могу сдержать своего недовольства, когда он выходит из комнаты, прерывая редкий момент нежности, но это должно было быть сделано. Следующее, что мне придется сделать, я бы предпочла сделать наедине, без его пристального взгляда на меня. Как только он закрыл за собой дверь, я осторожно спрыгнула со стойки раковины и вставила тампон, прежде чем одеться. Я высушиваю волосы феном, чтобы они не были мокрыми, когда я ложусь спать. Я слишком измотана, чтобы заниматься чем-то другим, кроме как засыпать.

Только когда я открываю дверь в свою спальню и вижу Тирнана, сидящего на краю кровати, я понимаю, что он никогда не отходил далеко, даже когда я просила его уйти.

– Ты остался.

– Да.

– Почему?

– Разве это имеет значение?

Я качаю головой и иду к кровати. Я скольжу под одеяло и смотрю, как мой муж медленно снимает с себя одежду, пока не остается в одних боксерах. Мой взгляд не скользит по его прекрасному телу, как бы ни хотелось увидеть его во всей красе. Я все время смотрю на его лицо и не двигаюсь ни на дюйм, когда он забирается рядом со мной. Только когда он обхватывает меня руками, чтобы я могла лежать, прижавшись к его теплу, я всхлипываю от того, насколько он совершенен.