Глава двадцать

Шэй

Когда мы с Колином приезжаем в «Авалон», трудно сдержать свои чувства. Мой брат скрывает от нас Розу уже две недели, и время, проведенное без нее, стало для меня настоящей пыткой. То, как Колин застыл рядом со мной, уставившись кинжалом на каждую загорающуюся кнопку лифта не нашего этажа, говорит о том, что он так же нервничает, как и я.

– Лучше убери эту хмурость со своего лица, а то спугнешь нашу девочку.

– Роза меня не боится, ― отвечает он, вытягивая шею в сторону, чтобы снять накопившееся там напряжение.

– Да. Она не такая, не так ли? Как она может любить эту твою уродливую рожу, никто не знает, ― поддразниваю я его, надеясь, что это несколько ослабит его беспокойство. – Но я скажу тебе одну вещь. Если ты и дальше будешь так хмуриться, то это навсегда останется татуировкой на твоем лице. Это не сделает тебя красивее, если ты к этому стремишься.

Вместо того чтобы отмахнуться от моей колкости, я наблюдаю, как брови моего кузена сходятся вместе, а он просто смотрит на свои ноги.

– Я не знаю, как она ко мне относится, ― уныло бормочет он, на что я бью его по голове.

Прежде чем он успевает зарычать на меня, я снова даю ему пощечину для пущей убедительности.

– Не будь дураком, Кол. Ты, блядь, прекрасно знаешь, как она к тебе относится. К нам. Даже если она еще не сказала об этом.

– Хватит говорить всякую чушь, Шэй. Не надо давать отчаявшемуся человеку надежду, когда у него ее нет. Она принадлежит Тирнану. Не наша.

– К черту Тирнана, ― упрекнул я, вызвав рык, который я ожидал услышать от своего кузена. – И пошел ты, если думаешь, что твоя верность будет иметь значение, когда он узнает, что ты влюбился в его жену

– Он уже знает.

– Не-а. Это ты так думаешь. Если бы он знал наверняка, сомневаюсь, что вызвал бы нас сегодня.

– Ну и кто теперь ведет себя как глупый дурак? ― насмехается Колин. – Что может быть лучшей проверкой верности, чем дразнить нас единственной вещью, которую мы хотим и никогда не сможем получить, требуя при этом, чтобы мы делали все, что он прикажет?

Когда двери лифта открываются, я выхожу и поворачиваюсь к своему кузену.

– Я больше не хочу с тобой разговаривать. Не тогда, когда ты говоришь о об этом. Мне нравится жить в своем иллюзорном пузыре, спасибо тебе большое. Тебе стоит как-нибудь попробовать. Это не так больно.

Я иду в направлении, где сейчас находится женщина, пленившая мое сердце и душу. Колин принимает мои слова близко к сердцу, и следует за мной в квартиру и по коридору в спальню. Когда мы заходим внутрь, я понимаю, что все идет к чертям.

– Уже не работаешь? ― спрашиваю я брата, который сейчас сидит в своем кресле с виски в руке. – Обычно ты не появляешься так рано.

– Я не знал, что моя пунктуальность будет так неудобна для вас.

– Не неудобно. Просто удивительно.

– Хмм.

– Где Лепесток?

– Если под лепестком ты имеешь в виду мою жену, то она скоро будет с нами. Как раз собиралась. ― Он наклоняет подбородок к закрытой двери ванной.

Я сажусь на кровать напротив него, а Колин предпочитает обходить нас стороной, стоя у двери.

– Ты так давно не звонил нам, что я уже начал думать, что ты собираешься положить конец нашим маленьким тайным встречам. Уже несколько недель от тебя не было ни слуху ни духу. Никто не видел тебя поблизости. Ты даже не приходил на воскресные обеды к маме и папе.

– Ты расстроен тем, что так долго меня не видел, или тем, что я скрывал ее от тебя? ― спрашивает он, переходя к первопричине моего разочарования.

– А ты как думаешь? ― Я бросаю ему свою зубастую ухмылку.

– Я думаю, что отказ от траха с моей женой сделал тебя раздражительным. И, честно говоря, мне это не нравится.

– Как будто мне есть до этого дело.

– Осторожнее, Шэй. Помни, с кем ты разговариваешь. У меня нет никаких сомнений в том, что я могу сбить с тебя спесь, если тебе нужно напомнить, кто держит тебя за ниточки.

– Я не чужая марионетка, ― прорычал я.

– Может, тогда просто женская.

Я поднимаюсь на ноги, готовая содрать с его лица самодовольную ухмылку, когда Роза открывает дверь в ванную и заходит в комнату. Обычно Тирнан дает ей зеленый свет на выход, но сегодня она взяла дело в свои руки. Меня еще больше взволновало, когда вместо того, чтобы появиться в предпочитаемом ею сдержанном белом тедди, она вышла в горячем белье, который оставляет мало места для воображения.

– Ты в красном, ― задыхается Тирнан, опускается на свое место и сжимает в руках свой стакан.

– Я обещала, ― отвечает она, ее холодный голос задевает нервы внутри меня.

Что, блядь, происходит?

Начиная с того, что Тирнан пришел рано и пьет до полудня, и заканчивая тем, что Роза, заявившая о своем присутствии в красном нижнем белье, - что-то здесь определенно не так.

– Что происходит? ― спрашиваю я.

– Я понятия не имею, о чем ты, ― отвечает Тирнан, выпивая виски одним глотком и доливая в стакан. Он ставит недопитую бутылку обратно на приставной столик и продолжает тупо смотреть на жену.

– Это твое шоу, Acushla – дорогая. Дерзай.

Я смотрю, как она прячет вздрагивание, вызванное его бесчувственными словами, и начинает подходить к нам. Как и я, Колин, должно быть, чувствует, что что-то не так, потому что он тут же оказывается рядом со мной, проводя инвентаризацию нашей женщины.

– Лепесток? ― шепчу я, проводя рукой по ее волосам, чтобы погладить ее щеку. Ее глаза налиты кровью, что свидетельствует о том, что она, должно быть, провела ночь в слезах. Но именно тупая пустота в ее взгляде заставляет меня стиснуть зубы. – Что ты с ней сделал?!

– Ничего, ― ворчит Тирнан себе под нос, делая еще одну порцию виски.

– Что, блядь, ты имеешь в виду под словом «ничего»? Ты ее сломал!

– Я никого не сломал. Перестань драматизировать, ― пролепетал он, его полупьяный голос застал меня врасплох.

Я ни разу в жизни не слышал, чтобы Тирнан хоть раз в жизни сболтнул лишнего. Даже до того, как его короновали королем, он всегда держался уверенно. Я видел, как он заливал в глотку бутылки и бутылки с алкоголем, и ни разу он даже не выглядел опьяневшим.

Но сегодня дело обстоит иначе.

Этот ублюдок – две простыни на ветру.

Похоже, что пока Роза плакала во сне, мой брат пил спиртные напитки.

Что, блядь, между ними произошло?

Я снова поворачиваюсь к своей девочке, на этот раз беря ее лицо в свои ладони, чтобы я мог ясно видеть ее боль.

– Поговори со мной, лепесток. Что случилось?

Ее тускло освещенный взгляд встречается с моим, и в ее глазах я вижу женщину, которая находится на грани того, чтобы поддаться своему несчастью. Это не она. Моя Роза – боец. Он сделал это. Он, блядь, сделал это с ней. Я уже собираюсь окликнуть этого ублюдка, когда Колин останавливает меня на месте, ставя себя между Розой, мной и моим братом.

– Уходи, ― услышал я команду Колина. – Сейчас.

Если бы я не был так взбешен, услышав, как Колин разговаривает таким образом с Тирнаном, я бы упал на задницу от шока. Тем более, когда взгляд моего брата опускается за широкую фигуру Колина, чтобы в последний раз посмотреть на его жену, прежде чем он встанет со своего места и уйдет, как и приказал ему наш кузен.

– На хрена? ― пробормотал я, все еще находясь в оцепенении от того, что произошло.

Но слишком скоро меня потянуло в настоящее, когда Роза начала дрожать так сильно, что мне пришлось усадить ее на кровать, чтобы ее ноги не поддались.

– Лепесток, о, черт, Лепесток. Пожалуйста, не плачь, ― умоляю я, ее слезы заставляют меня чувствовать себя так, будто мое сердце разрезают миллионом бумажных порезов.

Колин убирает ее волосы с лица и гладит ее по спине, изо всех сил стараясь успокоить ее боль. Я целую ее щеки, сжимаю ее холодные руки в своих, надеясь, что хоть немного тепла прольется в ее душу.

– Поговорите с нами. Позвольте нам помочь тебе.

– Он ненавидит меня, ― шепчет она с болью. – Он действительно ненавидит меня.

– И тебя это не устраивает?

Она качает головой, слезы все еще текут по ее лицу.

– Я пыталась играть по его правилам. Пыталась понять его. Но каждый раз, когда мне кажется, что я приблизилась к нему, он закрывает передо мной дверь. Напоминает мне, что все, что он когда-либо мог чувствовать ко мне – это ненависть.

– Почему, лепесток? Почему это так беспокоит тебя? Тирнан всегда был откровенен с тобой по поводу этого брака. Ты знала, что он не может быть настоящим. Так почему же после всех этих месяцев тебя беспокоит, что думает или чувствует о тебе мой брат-мудак?

Она не отвечает мне, отдергивая руки от моей хватки, чтобы вытереть слезы. Затем она прислоняется к Колину, обнимая его за шею, чтобы спрятать от меня свое лицо. Это, мягко говоря, тревожно. Быстрый взгляд на лицо моего кузена говорит мне, что он чувствует себя так же неспокойно. Все потому, что в воздухе витает правда, которую мы больше не можем игнорировать.

Я ожидал многого, придя сюда сегодня.

Быть с женщиной, которую я люблю.

Сказать ей, как сильно жизнь без нее в последние две недели удушала воздух в моих легких.

Но такого я не ожидал.

– Ты любишь его, ― наконец-то признаю. – Ты, блядь, влюбилась в него. ― Я встаю с кровати, дергая за пряди волос так, что некоторые вырываются с корнем. – Черт, лепесток. Я знал, что у тебя, блядь, большое сердце, что ты заботишься о нас с Колом, но это уже слишком.

– Шей? ― Она икает между всхлипами, отстраняясь от Колина, чтобы обхватить дрожащими руками свою талию.

– Скажи мне, что я не прав. Скажи мне, что ты не влюбилась в своего мужа после того, как он вел себя с тобой как полный муда.

– Сердце хочет того, чего хочет. Даже если это убийца. Даже если он – последний мужчина, которого я когда-либо должна желать.

– Господи! ― кричу я, поворачиваясь и хватая ее за руки. – Так это правда? Ты влюбилась в него?

Она кивает, как будто признание в любви – это смертный приговор, которого она все это время пыталась избежать.

– А где остаемся мы с Колом, а? А как же мы? Что будет с нами, когда вы оба решите поиграть в дом без нас?