Я выдохнул, вспоминая, сколько раз я называл его наивным. Что эта вражда между семьями никогда не прекратится, пока одна семья не будет править всеми. И я твердо решил, что это будем мы.

– По мере того, как шли годы, и я все больше занимался защитой нашей семьи, зарабатывал себе имя на улицах, мой брат все больше отстранялся от меня. От всех нас. Война в то время уносила жизни направо и налево. Каждое имя в некрологе было либо знакомым, либо это был друг, либо любой другой человек. Не проходило и недели, чтобы не было похорон, и Патрик обязательно посещал каждые из них, чтобы отдать дань уважения. Я видел, как душа моего брата медленно вырывалась из его груди с каждой услышанной им хвалебной речью, с каждым глотком «Гиннесса», которую он выпивал в честь павших. Он стал ходить по дому, как привидение, не издавая ни звука, боясь, что мы скажем ему, что еще один из его друзей погиб на войне. Все стало настолько плохо, что Athair – отец отправил его в Ирландию, надеясь, что свежий воздух и сельская жизнь вернут ему добродушного сына, которого он так любил.

– Но… пожар, ― задыхается Роза, ее глаза расширены в тревоге.

– Да. Пожар, ― угрюмо повторяю я, благодаря Колину за то, что он рассказал ей подробности гибели его семьи в ту ночь и избавил меня от необходимости вдаваться в них сейчас.

Чувство вины скручивает мое сердце и дает ему адский толчок при воспоминании о том, как я встречал Колина и Патрика в аэропорту. Мой кузен был готов встать на мою сторону и сжечь всех наших врагов дотла за то, что они отняли у него. Но мой брат? Он был потерян для нас еще больше, чем когда уезжал в свое путешествие.

– Я был тем, кого они хотели. Именно из-за меня и моей гребаной гордости за то, что я хотел подняться по карьерной лестнице в королевстве моего отца и дать миру понять, что с нами, Келли, не стоит шутить, семья Колина поплатилась за мои амбиции. Хотя мой кузен ни разу не возложил вину на меня, Патрик не был столь снисходителен.

Когда Роза кладет руку на мое сердце, я накрываю ее своей, сцепляя наши пальцы вместе, надеясь, что ее молчаливая сила даст мне мужество продолжать.

– После этого я не мог достучаться до него. Он не хотел иметь ничего общего ни со мной, ни с нашей семьей. И при этом он чувствовал себя еще более одиноким, чем когда-либо прежде. Он боялся обратиться к кому-либо за помощью, опасаясь, что рано или поздно война отнимет у него и их. Поэтому он искал выход, любое облегчение, которое могло бы облегчить его страдания, и то, что он нашел, предопределило его судьбу.

Словно прочитав мои мысли и то, что я собираюсь сказать дальше, Роза пытается отдернуть свою руку от моей, но я продолжаю держать ее, не желая отпускать. Только не снова. Никогда.

– Я понятия не имею, кто продал ему наркотик, и как Патрик вообще узнал, где его можно достать. Если бы я знал, то не торопился бы убивать их. Я бы постарался причинить им ту же боль, что и нам, наблюдавшим, как мой любимый брат превращается в бездушного зомби прямо на наших глазах. ― Athair – отец отправил его во все реабилитационные центры штата, но они никогда не помогали. Там Патрик оставался чистым месяц или два, но стоило ему вернуться домой, как он снова начинал употреблять.

– В конце концов, это яд моей семьи убил его, не так ли? ― шепчет она в страданиях.

– Вены моего брата были загрязнены моей ненавистью и холодным ядом задолго до того, как наркотики твоей семьи сыграли свою роль в его жизни. Тогда я этого не замечал, но теперь я знаю, что мы виноваты в том, что с ним случилось, не меньше, чем героин, который он использовал, чтобы облегчить свои страдания. ― Самое ужасное во всем этом то, что он был прав. Патрик увидел надпись на стене раньше всех нас. Даже будучи ребенком, он знал, что мир – это единственный способ предотвратить наше вымирание. Возможно, если бы кто-то из нас нашел время, чтобы выслушать его, мы бы пришли к такому же выводу и избавили бы всех нас от гор сожалений.

Я поворачиваюсь к своей любви и вижу, что ее глаза слезятся, она страдает от той же боли, что и я все эти годы назад. Как и Патрик, Роза чувствует все. Каждое неприятное слово. Каждый ужасный порез. Но там, где я подвел своего брата, я отказываюсь подвести свою жену.

Иронично, что жизнь принесла нам средство прекращения огня и дала мне второй шанс поступить правильно с человеком, которого я любил. Может быть, Бог все-таки есть. Это единственное объяснение, которое я могу придумать, чтобы договор был выполнен после многих лет борьбы и лишений. Это также единственный способ, которым я могу объяснить появление Розы в моей жизни. Это почти как если бы Вселенная знала, что внутри меня есть потребность исправить ошибки прошлого. Что не удивительно, так это то, сколько времени мне потребовалось, чтобы осознать, какой подарок я получил.

Лучше поздно, чем никогда, я полагаю.

Я просто надеюсь, что моя любовь будет такого же мнения.

Я не стану обижаться на нее, если это не так.

– Был момент, когда я все же осмелился надеяться. Когда Athair – отец сказал мне, что семьи готовы объединиться и обсудить наши шансы на мир, я был уверен, что именно это вернет моего брата к нам. Что каким-то образом договор сотрет годы его страданий, и Патрик раз и навсегда выйдет из своей депрессии. К сожалению, я просчитался, насколько глубоки его шрамы. Даже после того, как мы с Athair – отцом вернулись из-за стола переговоров с другими боссами и донами, эта новость не помогла Патрику, как я думал. На самом деле, он порицал нас за разработанный план. Он упрекнул нас в том, что в наших попытках остановить войну мы не нашли лучшего способа, чем снова пожертвовать невинными жизнями. Айрис была одной из них. Затем, пять лет назад, боль, должно быть, стала слишком сильной для него. Он просто не мог жить дальше в мире, где смерть и горе окружали его. Поэтому он покончил с собой.

Я вытираю беззвучные слезы, которые моя жена проливает по человеку, которого она никогда не видела, но каким-то образом нашла в своем сердце силы заботиться о нем за то время, которое потребовалось мне, чтобы рассказать его историю.

– После его смерти мой отец ушел с поста начальника. Он не мог функционировать. Он не мог видеть дальше своей боли, не говоря уже о том, чтобы обеспечить выполнение требований других семей до наступления десятилетнего срока. Я сделал шаг вперед, взвалил бремя на свои плечи и стал тем холодным, бессердечным человеком, за которым ты замужем сегодня. Я должен был стать той ложью, которую ты видишь, Acushla - дорогая. Потому что если бы кто-нибудь увидел, насколько я был сломленным внутри, он бы забрал все, что моя семья с таким трудом сохранила. Все те потерянные жизни, включая жизнь моего брата, были бы напрасны.

– Но я говорю тебе это не поэтому. Я хочу, чтобы ты знала, почему я солгал тебе прошлой ночью. Почему я сказал все эти ужасные вещи, чтобы оттолкнуть тебя. Когда Патрик умер, это почти убило моих родителей. Это почти убило всех нас. Но горе и душевная боль, через которые я прошел, меркнут по сравнению с отчаянием моих родителей. Мне было страшно, Acushla - дорогая. Я и сейчас боюсь. Потеря брата, которого я любил, была достаточно болезненной, но после того, как я стал свидетелем разборок моих родителей, я не думаю, что смог бы пережить такую потерю, через которую прошли они. Я знаю, что не смог бы.

– Что ты говоришь? ― Она смаргивает слезы.

– Я говорю, что даже при наличии договора у меня всегда будут враги. Враги, которые сделают все, что в их силах, чтобы сломить меня и украсть то, что у меня есть. Если бы у меня был сын… дочь… не было бы большего оружия, которое они могли бы использовать, чтобы уничтожить меня.

Она закрывает веки, как будто я только что уничтожил все ее надежды и мечты.

– Взгляни на меня, любимая. ― Она нерешительно поднимает взгляд на меня. Я поворачиваюсь на бок, беру обе ее руки в свои и целомудренно целую их. – Мой страх реален и изнурителен, но и мысль о том, чтобы потерять тебя, тоже. Ты станешь матерью, Acushla - дорогая. Если таково твое желание, то ты станешь матерью. Будь то от моей крови или нет, у тебя будут дети. Я даю тебе слово, жена. Отныне я сделаю тебя счастливой и исполню все желания твоего сердца.

– Ты хочешь сказать, что полюбишь любого ребенка, которого я тебе подарю?

– Я говорю, что уже люблю. Будет ли он моим или нет, любимым. Я буду защищать и любить его всем сердцем, так же, как я люблю его мать.

Она слегка улыбается, оттягивая нижнюю губу, заставляя мой взгляд остановиться на ее великолепном рте. Словно читая мои внутренние мысли и потрясения, она мягко прижимается своими губами к моим, прекращая мои мучения одним простым поцелуем.

И впервые за долгое время я осмеливаюсь надеяться.