– Ты хорошо спал прошлой ночью? ― спрашивает она, проводя подушечкой пальца по татуировке с фамильным гербом Келли на моей груди.

– Ты должна усвоить одну вещь обо мне: я не веду светских бесед по утрам. Я не веду светских бесед, и точка.

– Тогда что ты делаешь по утрам? ― невинно спрашивает она, как будто секс прошлой ночью не дал ей никаких подсказок.

Я нежно провожу костяшками пальцев вверх и вниз по ее голой спине, пока ее кожа не покрывается мурашками.

– Все зависит от ситуации, ― отвечаю я.

– От какой?

– От того, есть ли у меня красивая женщина, лежащая обнаженной рядом со мной в постели.

– Ты думаешь, я красивая? ― притворно радуется она, как будто никто никогда раньше не говорил ей этих слов.

Вместо того чтобы поглаживать ее несуществующее эго, я задаю ей более насущный вопрос. Который гораздо больше интересует меня и мой член.

– Насколько ты больна?

Как по часам, на ее щеках появляется пунцовый румянец.

– Я в порядке.

– Я не об этом спрашивал.

– Немного болит.

Я мгновенно нахмурился.

– Почему? ― с любопытством спрашивает она, отводя палец от моей татуировки, чтобы провести им по моим нахмуренным губам.

Я шлепнул ее палец с большей силой, чем требовалось, и взял ее запястье в свою руку.

Ее глаза расширились в тревоге, все ее тело напряглось от моей внезапной реакции.

Чтобы смягчить удар, я подношу ее запястье к губам и нежно целую его внутреннюю сторону. Это заставляет ее прижаться к моему телу, как будто молчаливого извинения для нее достаточно.

– Я не хотел тебя напугать, ― говорю я ей совершенно серьезно.

– Это не так.

Я вскинул бровь, называя это заявление чушью.

– Хорошо, ты пугаешь. Но только не сейчас. Не после… ну, ты понимаешь.

– Ты имеешь в виду после того, как мы трахнулись?

– Да. После этого. ― Она снова краснеет, и я думаю, что какая-то часть меня становится полноценным наркоманом, когда речь заходит о ее застенчивых улыбках и раскрасневшихся щеках.

Это чертовски затягивает.

Настолько, что я хочу, чтобы все они были только для меня. Не желая слишком долго размышлять о причинах этого или рискуя разозлиться так рано утром, я переворачиваю ее, чтобы она легла на спину, и мое тело нависает над ее телом.

– Насколько тебе больно? ― повторяю я.

– По шкале от одного до десяти? ― поддразнивает она.

– Да.

– Одиннадцать.

– Так плохо, да? Жаль. Я надеялся еще немного поучить тебя, прежде чем мы пойдем в церковь сегодня утром.

– Ты идешь со мной? ― спросила она удивленно.

– Ты не хочешь, чтобы я это сделал? ― Ее недоумение подтачивает мою решимость сопровождать ее.

– Нет. Я хочу. Спасибо, ― отвечает она с такой искренней благодарностью, что на мгновение я теряюсь в словах.

– Не благодари меня пока, ― простонал я, опомнившись. – А если ты действительно хочешь меня поблагодарить, то я могу придумать, как это сделать получше.

– Например?

Я ухмыляюсь, глядя на то, как она изо всех сил старается не прикусить губу, глядя мне в глаза. Используя колено, чтобы раздвинуть ее бедра, я ползу вниз по ее телу, пока ее восхитительная киска не окажется на волосок от моего рта.

– Давай я тебе покажу.

– Значит, научи меня, ― дразнит она, покручивая пальцем прядь моих волос.

Я шлепаю ее по киске, вызывая у нее громкий крик.

– Урок номер один. Никогда не прерывай меня, когда я собираюсь завтракать. Теперь раздвинь ноги и положи их мне на плечи. Я неаккуратный едок.

Звук ее хихиканья затихает в тот момент, когда мой язык касается ее дырочки.

Эта женщина чертовски мила, внутри и снаружи. Я уверен, что быстро стану диабетиком, если она будет рядом.

– Смотри на меня, ― приказываю я между облизываниями.

– Хорошо, ― пробормотала она, задыхаясь.

– Не смей кончать, пока я не скажу. Поняла?

Она робко кивает, что только усиливает мою решимость сожрать ее так, как еще ни один мужчина не делал.

И как хорошая девочка, она кончает только тогда, когда я ей приказываю.