– Поэтому ты думаешь, что я единственный, кто подходит для этой работы?

– Да. Я не могу представить никого другого, кто бы мог справиться с этой задачей. А ты?

Когда я не отвечаю, он отодвигает свой стул, вытягивает руки на столе и сцепляет ладони вместе.

– Люди, которых ты выбрал для охраны пентхауса, могут остаться. Но Шэй прав. Роза скоро устанет проводить каждую свободную минуту в этом гостиничном номере, каким бы роскошным он ни был. Мне нужно, чтобы ты всегда сопровождал ее, когда она выходит из дома. Когда она вернется в отель, ты можешь позволить своим людям заняться этим дальше.

Я не стал долго раздумывать над ответом, поскольку просьба Тирнана совпадает с той, которую навязал мне Алехандро. Если бы я рассказал Тирнану о разговоре с его шурином перед свадьбой, он бы ничуть не удивился и не разделил беспокойства Алехандро о безопасности своей невесты.

Но между тем временем и сейчас должно было что-то произойти, чтобы босс изменил свою точку зрения. Тирнан мог не спать с ней, но ему понадобилось меньше недели жизни с Розой, чтобы изменить свое мнение и заставить его заботиться о ее благополучии. Пройдет холодный день в аду, прежде чем моя лояльность перейдет к принцу картеля, но я дал ему слово, когда речь шла о безопасности его сестры, и то же самое я сделаю для Тирнана. Несмотря на то, что боссу требовалось столько времени, чтобы заметить надпись на стене, я с самого начала знал, что Розу нужно защищать.

В конце концов, именно благодаря Розе и дочерям других жертвенных семей в мафиозных войнах наступило перемирие.

Но мир - вещь непрочная и хрупкая.

Не хватает только действий одного человека, чтобы поджечь фитиль этого динамитной бочки договора и взорвать десять лет тяжелых, мирных переговоров. Разве можно сделать это лучше, если ликвидировать то самое, что было принесено в жертву во имя мира.

Размышляя об этом, я встаю со своего места и направляюсь к выходу.

– Следует ли мне считать это согласием? ― Тирнан говорит позади меня, в его голосе слышны нотки насмешки.

– Я буду оберегать ее. Даю слово, ― уступаю я и оставляю его заниматься своими делами.

Я прохожу мимо оживленного открытого офисного пространства и направляюсь к лифту так быстро, как только позволяют ноги. Тирнан может чувствовать себя как дома в этом огромном небоскребе, убеждаясь, что чистый, респектабельный строительный бизнес Келли отбрасывает достаточно большую тень, чтобы скрыть его преступную империю, но я, например, ненавижу это место. Мне никогда не нравилось быть запертым в четырех стенах, особенно на таком высоком уровне, где выходы ведут только к лестницам, спуск по которым на первый этаж займет добрых пятнадцать минут. Впрочем, это не единственная причина, из-за которой я не люблю сюда приходить. Я предпочитаю уличную грязь, а не сладкий запах латте и пирожных в зале заседаний. Пусть у меня будут разбитые костяшки пальцев, треснутые ребра и пот, стекающий по лбу после ограбления, в любой день недели. Уличная суета по сравнению с клаустрофобными кабинетами, нудными экранами компьютеров с открытыми документами Word, переполненными бесконечным жаргоном, или предательством, возникающим между коллегами только для того, чтобы занять более высокое положение в мире бизнеса, просто кажется, что это более честный способ заработать деньги.

Я оставляю эту уродливую монотонную часть бизнеса боссу.

Тирнан - хамелеон в этом отношении.

Он может проводить совещания в зале заседаний так же легко, как и нагонять страх в темной подворотне.

Я не так разносторонен.

Когда я наконец выхожу из главной штаб-квартиры «Келли», я спешу сесть в машину и поехать в отель «Либерти», намереваясь приступить к делу. Приехав на этаж, где находится номер Тирнана и Розы, я обращаюсь к Даррену, одному из высокопоставленных солдат, стоящих на страже, и прошу его ввести меня в курс всех перемещений Розы.

– Рассказывать особо нечего. С тех пор как она приехала, она не покидала номер. Ни разу. Если не считать того времени, когда она уезжала, чтобы выйти замуж. В остальном она не выходила, - объясняет Даррен, пожимая плечами. Она в Бостоне уже пять дней, и все, что она видела, - это внутренности шикарной тюремной камеры. Может быть, Шэй прав. Может быть, Тирнан заходит слишком далеко.

– Справедливо. Я спрошу миссис Келли, какие у нее планы на сегодня и на остаток недели. Так мы сможем договориться о расписании между мной и вашими охранниками.

Даррен соглашается с моим планом, затем отходит в сторону, чтобы я открыл двойные двери в пентхаус и официально представился как член свиты охраны Розы.

Но как только мой взгляд падает на нее, я застываю на месте и теряю ход мыслей.

Роза сидит на полу, обняв колени так, что они прижаты к груди, и смотрит на горизонт Бостона. Ей не нужно поворачиваться в мою сторону, чтобы я понял, что она плачет. Мне неловко наблюдать за таким личным моментом, я прочищаю горло, чтобы дать ей понять, что она больше не одна в комнате. Она вытирает оставшиеся слезы и улыбается, прежде чем повернуться ко мне лицом. Вместо того чтобы поздороваться или сказать какую-нибудь другую ерунду, которую люди произносят при приветствии, она наклоняет голову в сторону и просто смотрит на меня. Когда проходит несколько минут, и никто из нас ничего не говорит, я делаю еще несколько шагов в комнату, делая вид, что рассматриваю обстановку, вместо того чтобы смотреть прямо на нее.

– Это Колин, не так ли? ― спрашивает она, ее голос мягкий и нежный.

Я киваю, делая еще один шаг ближе к ней.

– Мы уже встречались раньше. Ты приехал встретить меня в аэропорту.

Еще один кивок. Еще один шаг.

– Ты была и на моей свадьбе.

Кивок. Шаг.

– Ты приходишься двоюродным братом моему мужу.

– Да.

– А. И ты тоже умеешь разговаривать. Я уже начала верить, что это не совсем так. ― В ее голосе слышится поддразнивание, но в отличие от поддразнивания Шэй, оно не направлено на то, чтобы обидеть, а просто дружелюбно.

Она опускает голову на плечо, наклонив ее под таким углом, что ее карие глаза смотрят прямо в мои зеленые. Мои брови сходятся в замешательстве, когда она не пытается опустить взгляд и поглазеть на мои шрамы. Обычно это первое, что видят люди, когда смотрят на меня. Но Роза совершенно спокойно смотрит мне в глаза. Это, по меньшей мере, нервирует.

– Почему ты здесь, Колин? Я не ищу своего мужа, поскольку уверена, что ты знаешь о его местонахождении лучше меня. ― Она угрюмо смеется, грустная мелодия только еще больше меня пугает.

– Босс попросил, чтобы я был твоим телохранителем на время, ― объясняю я.

– Телохранителем? Разве тюремных охранников с АК47, стоящих у входа в мою комнату, не достаточно, чтобы обеспечить мою безопасность в камере? Или мой муж боится, что однажды ночью он может прийти домой и обнаружить, что я выбросилась из окна?

Если это так, то следует напомнить ему, что все эти окна сделаны из пуленепробиваемого стекла. Чтобы разбить любое из них, понадобится больше, чем стул. ― Она стучит по стеклу, чтобы доказать свою точку зрения.

– Ты самоубийца? ― торопливо спрашиваю я, беспокоясь, что ее мысли ушли туда.

– Нет, Колин. Печаль и тоска по дому еще не довели меня до такого отчаяния. Лучше задай мне этот вопрос через месяц. Может быть, мой ответ будет другим.

Мое адамово яблоко покачивается, когда опасение впивается своими уродливыми когтями в мою грудь, точно оставляя свой след.

– Я заставила тебя чувствовать себя неловко. ― Она вздыхает. – Прости. Думаю, ты просто застал меня в неудачное время.

Когда я ничего не говорю в ответ, ее каштановый взгляд искрится любопытством.

– Ты не очень-то жалуешь слова, да, Колин? – Я качаю головой.

– Тогда, может быть, мой муж все-таки в чем-то прав. Если у меня будет телохранитель, я бы предпочла, чтобы это был человек, которому не нужно заполнять тишину бесполезной болтовней. Было бы ужасно утомительно, если бы мне приходилось проводить дни в светских беседах, когда я вполне довольствуюсь глубокими, содержательными разговорами со своей совестью.

Она бросает мне кроткую улыбку, и я ненавижу, как внезапно сжимается моя грудь.

– Итак, телохранитель, что именно ты здесь делаешь? Смотришь, как я ничего не делаю?

Если это так, то я могу сказать тебе прямо сейчас, что через некоторое время ты будешь умолять Тирнана о другой работе.

– Что бы ты хотела делать? ― спрашиваю я, мой мягкий голос звучит странно для моих ушей.

Она улыбается. Первая искренняя улыбка, которую я увидел на ее губах за все время нашего знакомства.

– Что я могу делать в этой камере?

– Мы можем уйти.

– Уйти? ― повторила она подозрительно.

Я киваю.

– И куда?

– Куда захочешь.

– В Мексику.

Я хмуро смотрю на нее.

– Прости. Я не могла удержаться. ― Она издала полусерьезный смешок. – Даже если бы я знала, куда хочу поехать, я не смогла бы тебе сказать. Я никогда не была в Бостоне.

Я понимаю это и думаю о том, где женщина ее уровня могла бы чувствовать себя как дома. Мне требуется меньше десяти секунд, чтобы понять, что у меня нет ни малейшего представления.

– Каким дерьмом... то есть... вещами ты любила заниматься дома?

– Мне нравилось проводить время с братом.

– Алехандро? ― спрашиваю я, удивляясь, поскольку Алехандро не производит впечатления «семьянина». Возможно, он заботится о безопасности своей сестры, но я не вижу, чтобы он охотно хотел проводить с ней время.

– Нет. Не Алехандро. Я имела в виду Франческо, моего младшего брата, ― объясняет она с неподдельной тоской в голосе. – Он всегда умел занять меня, так как постоянно что-то замышлял. ― Она снова смеется.

Между ее грустными вздохами и искренним хихиканьем, непонятно, с чем мне труднее справиться.

– А чем ты занималась, когда не нянчилась с этим отродьем? ― бормочу я.

– Я люблю искусство. Мне нравилось ездить в Мексику, бывать в историческом музее, который там есть, и смотреть все новые выставки, которые проходили в городе. Эта информация помогает?