Я преодолеваю оставшееся между нами расстояние, пока мое тело не затмевает ее в своей тени, и протягиваю руку. Она дважды моргает, прежде чем понять, и кладет свою руку в мою. Я поднимаю ее с пола одним одним махом.

– Пойдем отсюда.

Когда ее глаза начинают слезиться от счастья, у меня начинает сводить горло.

Прежде чем я успеваю остановить ее, Роза обхватывает меня руками и прижимается щекой к моей груди.

– Спасибо, Колин. Спасибо.

Я позволяю ей прижиматься ко мне дольше, чем следовало бы, но когда она, кажется, достаточно успокоилась, руки заходят мне за спину и разжимают ее хватку на мне.

– Пойдем.

Ее улыбка шириной в милю, когда она хватает свою сумку и бок о бок со мной выходит из своего гостиничного номера впервые за несколько дней. Я веду ее в Бостонский музей изящных искусств, и мы проводим там целый день. Для девушки, которая сказала, что не возражает против тишины, она, конечно, болтала без умолку, описывая, как каждая картина и артефакт заставляют ее чувствовать себя. Пообедав в ближайшем ресторане, решено вернуться и посмотреть другую выставку, ту, где художник предпочитает писать портреты. Из всего, что мы видели сегодня, эти портреты мне нравятся меньше всего.

– Она тебе не нравится, ― говорит Роза после того, как мы посмотрели на одну картину.

На ней изображена девушка, которая носит только одну жемчужную серьгу. То ли она потеряла вторую серьгу во время сидения, то ли художнику просто было лень добавить ее аналог.

– Почему тебе это не нравится? ― настаивает Роза, когда я не даю ей ответа.

– Это картина. ― Я пожимаю плечами, не понимая, что тут еще может быть.

– Да, я знаю, что это картина. ― Она смеется. – Но я могу сказать, что она тебе не нравится. Мне просто любопытно, почему.

Я предлагаю ей еще одно неопределенное пожатие плечами.

– Хорошо. Тогда хотя бы скажи мне, что ты чувствуешь?

Мой лоб наморщился от этого вопроса, но на этот раз я отвечаю ей.

– Ничего.

– Ничего? ― переспрашивает она. – Ты никак на это не реагируешь? ― Она кладет руки на бедра, выглядя не слишком убежденной.

– Я знаю, что этого не может быть, поскольку ты смотришь на это так, как будто это лично тебя оскорбило. Итак, скажите мне, что является первым словом, которое приходит тебе в голову, при взгляде на него? Одно слово.

– Это ложь.

– Как это?

Я путаюсь в словах, придумываю, как лучше объяснить, чтобы она поняла.

– Видишь эту? ― Я указываю на картину с изображением одинокой реки с кучей деревьев и кустов вокруг нее.

– Моне?

– Да. Неважно. Эта картина напоминает мне о холодных ирландских утрах. Или время, когда мы с папой ходили на рыбалку на рассвете на близлежащее озеро, которое было недалеко от нашего дома. Это безмятежно. Просто. Если честно, ― признаю я, бросая на картину еще один взгляд и прикидывая, как легко было бы украсть ее и подарить моему дяде Найлу, который всегда тоскует по Ирландии.

– Но этот.. ― начинаю объяснять я, глядя на стоящее перед нами зрелище, – ни хрена мне не говорит. Я думаю, что девушка либо потеряла эту чертову серьгу после того, как трахнула художника, либо он спешил снять с нее одежду, чтобы нарисовать другую на ее ухе. Каждый раз, когда я смотрю на это, все, что я вижу - это засранца-художника, который хочет залезть в трусики молодой девушки, заставив ее выглядеть в десять раз красивее, по сравнению с тем, какая она есть на самом деле. Это поверхностно и не вдохновляет.

Роза хихикнула, заставив пару, стоящую рядом, бросить на нее взгляд. Чтобы заглушить смех, она прикрывает рот рукой, а я бросаю на этих придурков свой лучший угрожающий взгляд. Они понимают намек и быстро уходят.

– Колин Келли, ― шепчет она, и мое имя звучит из ее уст как хрупкий фарфор. – Я думаю, в тебе все-таки есть ценитель искусства.

Я морщу нос от этого.

Она продевает свою руку через мою и увлекает меня в соседнюю комнату, где на стенах висит больше картин природы - кажется, Моне, как она их называет.

– Я уже начала сомневаться, что Тирнан сделает мне свадебный подарок, но теперь вижу, что он прекрасно выбрал время. Ты, Колин Келли, - лучший подарок, на который я только могла надеяться. Возможно, это только начало прекрасной дружбы. А я нуждаюсь в дружбе больше, чем ты думаешь.

Я не говорю ничего противоположного и не рискую лопнуть ее счастливый пузырь.

Никто еще не был в восторге от того, что назвал меня своим другом.

И если быть откровенным, единственные, кто у меня есть, - это мои кузены.

Весь оставшийся день мы осматриваем музей и строим планы посещения Института современного искусства на следующей неделе. Когда я оставляю ее в отеле, Роза уже не выглядит такой опустошенной, как тогда, когда я ее нашел.

Она выглядит счастливой.

Или настолько счастливой, насколько это возможно в ее нынешних условиях жизни.

Когда я вхожу в лифт, мой телефон вибрирует в кармане, и на экране высвечивается имя Тирнана.

– Как все прошло? ― говорит он, когда я отвечаю на звонок.

– Отлично.

На месте Шэй мой односложный ответ вывел бы его из себя.

Но Тирнан принимает его за чистую монету.

– Хорошо. Мне больше ничего не нужно знать, ― говорит он, готовый закончить свой рассказ о сегодняшней встрече, но когда он этого не делает, я понимаю, что он почувствовал мое колебание на линии. – Если только ты не хочешь добавить что-то еще?

– Шэй прав, ― ворчу я, благодарный за то, что этого мудака здесь нет, чтобы услышать, как я это говорю.

– Наверное, это было так же трудно сказать, как и услышать.

Тирнан шутит полушутя-полусерьезно. – И в чем же именно заключается правота моего занозы в заднице брата?

– Отведи ее домой, Тирнан. Или это сделаю я.